Час что мы просидели вдвоем, пролетел как комета в небе. Быстро и ярко. Лиса оказалась очень милой девушкой. Она рассказывала мне про рекламу, про съемки, про ребят и девчонок, которые у нее работают. Глаза ее искрились, а голос звонко заполнял пустое помещение. Я возвышалась над ней почти на пол головы. Хотя мой рост был метр семьдесят, рыжая была совсем миниатюрной на моем фоне. Даже ее ямочки на щеках и белоснежные зубы казались аномальными в этом душном баре. Когда она ложкой мешала пенку в кофе на ее тонком запястье звенел браслет с маленькими звёздочками.
— Модель? Я неуклюжая, неуверенная в себе, у меня прыщи на лбу. Да, я в этом плане реалистка, никогда не строила иллюзий по поводу своей внешности.
— Ты симпатичная молодая девушка, просто не огранённый бриллиант. Я уверена, что смогу сделать из утенка лебедя. К нам постоянно приезжают совсем юные девушки и пробуют себя. Главное верить в то, что ты сможешь. И искать то, что будет тебе по душе.
Говорит, как Сема.
Я взяла визитку, которую мне сунула Лиса и пообещала подумать. Но выкинула ее, как только та ушла. Думая о том, как девушка обняла меня, когда собиралась, и что оставила мне хорошие чаевые. Выпив всего три чашки кофе. По крайней мере, это того стоило.
Фото Лисы с чашкойкофе. #Доверитьсясудьбеиливершитьмечты#дажееслимечтанетвоя
Часть 3 #держисьЛика
Песня Риты Дакоты Спички
Есть сердце — будут осколки
(с) Петр Квятковский
Уже светало, когда я приехала домой после смены с хорошими чаевыми и с улыбкой на лице. Меня грела и забавляла мысль о том, что я чуть не стала моделью. По дороге домой в машине я представляла себя худой и в красивом платье. Волосы спадают локонами по плечам, и я бегу в гримерку делать себе супер мейк. А потом выхожу на подиум и на меня направлены сотни восторженных взглядов, а дорогу выстилают софиты. Даже это временное виденье смутило меня. Сильное чувство дискомфорта и смущения. Обморок. Нет, точно нет. Как бы я не выглядела, внутри пряталась все та же Лика-неудачница, Лика-одиночка, Лика- «оставьте меня все в покое». Я доела грибную пиццу, которую привезла с работы, и практически сразу провалилась в сон.
На следующий день у меня был выходной. Я поехала к дяде. Он звонил на той неделе, просил заехать, хотел поговорить. Дверь мне открыл Тимур. Он был в растянутой майке и шортах, темные волосы прилипли ко лбу. Выглядел он очень возбужденным. Тимур мой ровесник, но на вид не дашь ему больше шестнадцати, худощавый, но высокий.
— Привет, Тим. Как дела?
— эм… — только таким звуком удостоили меня. Я вошла, и сама закрыла дверь. Тимур тотчас же исчез в темном коридоре.
Замок щелкнул, и я прошла на кухню разложить продукты. В квартире не горел свет, холодильник был пуст. Сегодня вторник, Дядя должен быть дома. Может они с Оксаной поехали по делам.
Я вытащила из пакета фрукты и положила их на потресканный, уже давно не белый подоконник. Не могу сказать, что у меня дома была супер обстановка. Но эти занавески я помню еще со школы. И с тех же самых пор они ни разу не стирались. Желтизна въелась в узор, создавая новый небрежный рисунок.
Мы жили с мамой здесь, когда я еще училась в школе. Я таскала книги Оскара Уайльда из домашней библиотеки дяди и читала сидя на этом самом подоконнике. Мама заваривала мне сладкий чай и делала горячие бутерброды. Сыр плавился в микроволновке, растекаясь по тарелке, покрывая кусок свежего белого хлеба. На секунду я почувствовала вкус тех бутербродов. Да нет же, конечно я и сейчас делаю бутерброды. Но те были мамины. Мысль о маме отозвалась тоской в грудине.
Раздался грохот из комнаты Тимура. Мы никогда с ним не общались, за все время обмолвились лишь пару словечками. Когда я приходила, он не выходил из комнаты.
— Тимур?
Почему у меня сжался живот. Это страх? С чего бы это, Лик?
— Тимур?
Я зашла в темную комнату, мальчик сидел на полу согнувшись пополам и кашлял.
— Что с тобой Тимур, Тимур?
Парень так сильно руками сжимал ноги, что было видно мышцы. Как будто он испытывал сильную боль. Я стала руками поднимать его бледное лицо. Когда он все-таки поднял голову, то от шока я отпрянула назад. Тимур улыбался, глаза блестели в темноте как у кошки, а зубы были сжаты так, что виднелись скулы.
Предчувствие необратимой катастрофы накрыло меня с головой.
Парень рыкнул, дернулся вперед и повалил меня на спину. Что происходит? Я закричала, попыталась отползти. Но он сильно сжал мои руки и шепнул мне на ухо
— Заткнись, — потом грубо накрыл своими холодными губами мои, чтобы я молчала.
Тимур старался просунуть язык через мои плотно зажатые зубы. Его отрывистое дыхание обжигало мне щеку. Страх парализовал мое тело. Я не ощущала свои кисти рук, так сильно он их пригвоздил к полу. Стащив с меня джинсы, Тимур начал стаскивать трусы. Я сжала ноги, но он оказался сильнее. Своими коленями раздвинул мои, затем вжал меня в пол всем своим весом. Резко вошел в меня. Я заорала, пытаясь отползти назад по жёсткому ковру. Но сил не хватило, и теперь Тимур запястьем зажал мне рот и стал делать резкие толчки. Было дико больно. Его худое тело казалось мне острым лезвием. Меня затошнило, из глаз полились слезы. Я зажмурилась что есть сил. Никогда в жизни я не испытывала такого стыда и отвращения. Отвращение к нему, и отвращение к себе. Я не кричала. Только ждала, когда закончится этот ад. Громкие удары моего сердце, как у марафонца на забеге, отдавались у меня в ушах и заглушали ужасные шлепки. Я чувствовала сырость между ног, но не нужно быть Вангой чтобы понять, что это кровь.
Когда все закончилось, Тимур слез с меня и как ни в чем не бывало сел за компьютер. Комната, которая когда-то была моей, плыла перед глазами. На этой кровати справа мама укладывала меня спать, рассказывая про свое детство. Детство, которое кончилось. Сейчас даже мой старый ночник казался предательски пугающим. Мне включали его на ночь, чтобы разогнать тьму и дать чувство безопасности.
Слезы перешли в рыдание. Я побежала к раковине и меня тут же стошнило тем не многочисленным завтраком, который мне удалось запихать в себя утром. Но даже когда желудок уже был пуст, меня выворачивало снова и снова. На ватных ногах я вернулась в комнату. От слез перед глазами все расплывалось, но я смогла нащупать на полу свои джинсы. Трясущими руками натянула их на себя. Жесткий ковер оставил царапины на моих локтях и нижней части спины. Эти места горели и отдавались болью в местах касания с тканью.
Выйдя за дверь и оставив ее на распашку, я даже не вспомнила что оставила в квартире свою куртку и кроссовки. Мне нужно было убежать, спрятаться, чтобы не думать о том, что сейчас произошло.
Моросил мелкий дождь. Прохладно для конца мая. Я шла в одной футболке и в носках. Футболку продувало насквозь, а носки были мокрые. Я старалась идти на носочках, но ноги совсем онемели. Прохожие оборачивалась на меня, но никто не подошел и не спросил, нужна ли мне помощь. Может думают, что я обдолбанная наркоманка.
После я, наверное, много раз еще буду вспоминать этот момент, задаваться вопросом, если бы я встретила девушку, идущую по улице совсем одну, полураздетую, разутую и в слезах. Подошла ли бы я?
Что было на моем лице? Страх? Боль? Слезы? Шок? Я не различала прохожих. Не понимала куда иду. Не понимала, сколько по времени я находилась на улице. Холодный ветер мне помогал не потерять рассудок и холодил раны, работая как анальгетик для моего тела.
Почему я не стала сопротивляться? Если бы сопротивлялась, то смогла бы сбежать? Откуда этот страх, который сковал меня по рукам и ногам? Я боялась его? Боялась человека, который меня насилует. Боялась того, что он может сделать если я буду сопротивляться? В этот момент ненависть к себе была больше чем к Тимуру. Из-за того, что не смогла постоять за себя, а просто дала ему то, что он хотел. Хотя физически могла бы дать отпор. Я не знала, на что он был способен, но в душе понимала, что возможно боялась даже не его неадекватного состояния.
