— Ты что не пробовала ни разу?
— Не-а, — мотаю я головой.
— Да ты что! Тогда точно надо. Сегодня ночь открытий. Это ж круто!
Не дав мне опомниться, Ира идёт к прикроватной тумбочке и достаёт чёрный приборчик, похожий на внешний аккумулятор для мобильного.
— Смотри, это вайпер. Никакого горения, всё очень экологично, — говорит она, садясь рядом со мной.
Она несколько раз нажимает кнопочку, выставляет температуру и показывает мне.
— Не бойся, плохого не посоветую. Тебе просто дозу на первый раз сделаем поменьше и всё хорошо будет. Трава лучшая в Москве.
Когда температура устанавливается, Ира подносит к губам короткую стеклянную трубочку, торчащую из приборчика, и делает глубокий вдох. Она ненадолго задерживает дыхание и выпускает струйку дыма.
— Давай, теперь ты. Да не бойся, делай как я и всё.
— А ничего, что мы выпили?
— Мы не выпили, мы просто в хлам! — радостно выпаливает Веста, — но кашу маслом не испортишь, да? Давай.
Я не хочу курить травку, но, стесняясь показаться отсталой дурочкой, послушно повторяю эти несложные действия и набираю тёплый и почти не едкий дым.
— Всё-всё, выдыхай!
Когда, минут через пятнадцать, в дверях спальни появляется Яр, мы с Вестой валяемся на её кровати и умираем от хохота, ну или это только я умираю. Я испытываю ни с чем не сравнимую радость, расслабленность и творческий подъём. Двигаться тяжеловато, но зато всё в моей жизни становится простым и понятным, каждая мелочь ползёт на свою полочку, а изо рта вырываются небывало изощрённые рифмы. Я затыкаю рот обеими руками, но рифмы невозможно удержать, и они вылетают, как из пулемёта, складываясь в дикие, но красивые стихи. Веста смеётся и аплодирует, а Яр, Яррррослав, нависнув надо мной, хмуро и недовольно взирает на эту картину. И от этого делается ещё смешнее.
— Ярик-Ярик-Ярик-Ярик-Ярик-Ярик-Ярик-Ярик, — чирикаю я и тяну его к себе за руку.
— Ты что, укурилась, родная?
— Кажется да, милый, и пока не жалею.
— Ключевое слово — «пока».
— Не будь букой, медведь-бурбон-монстр, покури вместе с нами, иначе мы не сможем понять друг друга, а мне так хочется, чтобы ты меня понял. Пожалуйста, любимый, пыхни со мной. Это же трубка мира, прояви солидарность, покажи, что мы из одного племени.
Он отказывается, но я его убеждаю, находя дико правильные и разумные доводы, и он тянет дым из вайпера Весты. А ещё минут через пятнадцать мы все втроём блаженствуем, растянувшись на тонком шёлке одеяла. Я посередине, слева от меня Ира-Веста, справа Ярослав. Необычная, глубоко проникающая музыка звучит очень объёмно, как прибой накатывая на меня с разных сторон. Аромат постельного белья и розы, смешавшиеся с дымом травы, странно волнуют, становясь осязаемыми и приглашающими.
— Алиса, — Веста поворачивается ко мне, ложась на бок.
— Да, — я тоже поворачиваюсь лицом к ней.
— Слушай, а у тебя платье от Семенихина?
— От него.
На меня накатывает серьёзность, и я внимательно всматриваюсь в её лицо. Тусклый свет не позволяет разглядеть все детали, но я скольжу взглядом по не очень полным, но мягким и нежным губам, по её скулам, обшариваю спутавшиеся волосы и слежу за огнём практически чёрных в полутьме глаз.
— Да, от Семенихина. Как ты узнала? — едва слышно и очень серьёзно говорю я.
От собственной серьёзности мне становится так смешно, что я лопаюсь, как надутый до предела воздушный шарик и начинаю хохотать. Веста, глядя на меня тоже начинает смеяться, и даже Яр за моей спиной подрагивает от смеха.
Наконец, когда, отсмеявшись мы успокаиваемся, Веста возвращается к моему платью.
— Я узнала вот по этому, — говорит она, протягивает руку и легко прикасается к моей ключице.
Её пальцы скользят к краю выреза и двигаются по кромке платья через всю грудь к другой стороне. Это так необычно и очень странно. Там, где меня касаются её пальцы, я ощущаю дрожь и лёгкий зуд. На моём теле расцветают странные уродливые цветы серого цвета, а глубоко под кожей начинает тлеть пока ещё слабый, но настойчивый дискомфорт. Веста слегка выворачивает кромку выреза в том месте, где со внутренней стороны пришит маленький бархатный лейбл Семенихина. Я не смотрю туда, но знаю, что он там.
— А у тебя тоже Семенихин? — спрашиваю я внезапно осипшим голосом.
Она улыбается и молча смотрит на меня. Ярослав за моей спиной, кажется, тоже переворачивается на бок и вроде приподнимается, опершись на руку. Я чуть поднимаю голову, слегка заглядывая за плечо. Да, он нависает надо мной и внимательно наблюдает за нами обеими. Я поднимаю руку, кладу ему на затылок и привлекаю к себе. Наши губы встречаются, и я горячо его целую.
Я не знаю, почему делаю это. Просто… Просто мне хочется его поцеловать и, наверное, отгородиться от непонятных и настораживающих действий Весты, показать ей, что я с ним, что мы пара. Не знаю, наверное, как-то так. Я действую неосознанно, подчиняясь порыву.
— Да, у меня тоже Семенихин, — тихо говорит она.
Я выпускаю Яра и снова поворачиваюсь к ней. Веста берёт меня за запястье и подносит руку к своему лицу так, что кончиками пальцев я касаюсь её губ. Она увлекает мою руку дальше, и я соскальзываю по шее к ключице и двигаюсь к краю глубокого декольте. Всё это непонятно и тревожно. Что она делает? Меня это немного напрягает. Она ведёт мои пальцы по этому краю, и я скольжу к месту, где пришита крошечная бархатная метка кутюрье.
— Посмотри, — шепчет Веста.
Я нащупываю этикеточку за кромкой её декольте. Она тянет мою руку под кромку выреза и пытается положить на свою небольшую, гладкую как яблоко грудь с твёрдым соском.
Какого хрена здесь происходит?!
4. Вообще-то, ничего нормального
Я одёргиваю руку и чувствую себя страшно неловко. Веста улыбается и смотрит в глаза. При всём головокружении и восторженной чехарде ощущений, мысли остаются вполне ясными, впрочем, насколько это позволяет море выпитого шампанского. И я снова спрашиваю себя какого хрена здесь происходит. Занятий любовью с женщиной в моих планах точно нет.
Я чувствую, как Яр тесно пододвигается ко мне сзади. Он отодвигает мои волосы и целует в шею. Он часто так делает, но сейчас этот поцелуй вспыхивает целой лавиной ощущений. Сладкий огонь проносится по моему телу, и я зажмуриваюсь. Я закрываю глаза, но мне кажется, я продолжаю видеть своё тело и появившиеся на нём всполохи розовых огоньков, бегущих по рукам и ногам.
Ярослав прижимает меня к себе и сжимает грудь, усиливая розовое свечение. Я истекаю мёдом, чудесным благоуханным нектаром. Мне до ужаса приятно и сладко, только стыдно от присутствия постороннего человека и страшно хочется пить. Во рту так сухо, что кажется, будто губы никогда не смогут раскрыться. Меня охватывает страх, и я распахиваю глаза.
Прямо передо мной лицо Весты, и её полураскрытые губы тянутся ко мне. Я пытаюсь отвернуться, но Ярослав прижимает мою голову и не даёт уклониться от неминуемого поцелуя. Яр! Ты что! Это же я! Что ты творишь!
Она начинает гладить мою грудь, и я чувствую, как твердеет и напрягается член Яра, прижатый ко мне. В голове проносится ледяная отрезвляющая мысль — он хочет втроём.
— Ой, мне в туалет надо, — говорю я, раздирая губы, и эта фраза кажется мне нелепой. От этой мысли мне становится грустно.
Меня что, теперь на слёзы пробьёт? Я выворачиваюсь из-под руки Ярослава и, не соприкоснувшись с губами Весты сползаю с кровати. Встаю на ноги. Пару мгновений прислушиваюсь к себе, пытаясь остановить движение стен, а потом нетвёрдой походкой иду в сторону туалета. Но сначала мне нужна вода. Захожу в гостиную и выпиваю два стакана минералки.
Охренеть! Он хочет втроём… То есть… То есть он хочет её трахнуть прямо у меня на глазах. Вот я сейчас в туалете, а они, возможно в этот самый момент…
Я возвращаюсь в спальню. Нет, они не трахаются, но задержись я подольше, это вполне могло бы произойти. Веста лежит на спине с блаженной улыбкой. Платье приспущено с плеч, грудь полностью обнажена, а юбка задрана на живот. Хорошо хоть в трусах. Правда, эту микроскопическую полоску ткани назвать трусами можно лишь с большой натяжкой.