держась за стену.
– Голодный? – нервно спросила дочь, отчего я очнулся и немного пришел в сознание.
Тот же вопрос мне задавала Маша, даже когда злилась, даже когда понимала, что я на ногах едва могу стоять.
– Да, – просто ответил ей и без особого приглашения прошел на кухню.
Подошел к плите и открыл сковородку, в которой меня ждала жареная картошка и одна котлета.
– Садись. Я сама всё сделаю, – оттолкнула меня дочь и выдвинула ящик стола, чтобы достать из него подставку под сковородку.
Чтобы не мешаться у нее под ногами, сел за стол и сложил перед собой руки. Вперился бессмысленным взглядом в узор белой скатерти и смотрел до тех пор, пока передо мной не оказались сковородка, вилка и кружка чая.
Всё тёплое.
– Бабушка давно ушла? – спросил, подцепляя вилкой ломтик картошки.
– Давно, – отрывисто ответила Катя.
Закинул картошку в рот и, почти не прожевав, проглотил.
– Ты жарила?
– Картошку я, а бабушка пожарила мне две котлеты, но сказала, чтобы я тебе их не давала. Ты не заслужил.
– Тёщенька, – хмыкнул своим мыслям и отломил немного от котлеты. Отправил в рот кусок и медленно разжевал. Глядя дочери в глаза, честно признался. – Твоя картошка гораздо вкуснее бабушкиной котлеты. Тебе точно десять лет, Кать?
– Точно, – невесело ответила она и протопала к выходу из кухни. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, доча, – произнес в пустоту.
Уставился в сковородку с картошкой. Отложил вилку и с силой потёр лицо ладонями, чтобы хоть немного взбодриться и донести свое полудохлое туловище до постели.
Для начала убрал всё со стола. Залпом осушил кружку сладкого чая и неуклюже всполоснул её.
Находясь в ссоре с вестибулярным аппаратом, покинул кухню, привычным ударом по выключателю, погасив в ней свет. По памяти добрался до комнаты, в которой чуть больше года назад засыпал и просыпался с женой.
Сейчас же меня ждала пустота. Пустота во всем: в комнате, в постели, в ощущениях, в чувствах. Пустота в сознании, когда я, рухнув лицом на покрывало, погрузился в долгожданную, заветную тьму, в которой нет ни снов, ни воспоминаний.
Глава 2
Не хотелось просыпаться. Не хотелось снова повторять один и тот же день, которым я живу больше года. Не хотелось видеть тоску в глазах дочери и презрение в глазах тёщи, которая прямо сейчас, наверняка, ковыряет мне мозг дистанционно.
Не хотелось просыпаться и снова обнаружить себя в постели одиноким.
Не хотелось…
Ничего не хотелось, но отлаженный годами механизм требовал действий.
Перевернулся на спину и уставился в белый потолок комнаты. Ничего. Ни трещин, ни вздутий, ни ямок. Ничего. Просто ровный белый потолок с шестью круглыми лампами по периметру.
Где-то, со стороны кухни слышен тихий звон посуды, ложек, вилок. Где-то там, на кухне, орудует тёща, привычно матеря меня, на чем свет стоит. Это длится недолго и уже стало традицией: она приходит утром, готовит завтрак, собирает Катю в школу и уходит на работу. Еще один отлаженный механизм, который работает, питаясь собственным ядом.
Вдохнул. Чувствуя усталость и ломоту во всем теле, сел в постели и почесал колючее бородатое лицо. Судя по положению простыней, ночью замерз и искал, чем бы согреться. Еще совсем недавно меня укрывала дочь каким-нибудь пледом, а до этого…
Провёл ладонями по сальным волосам и сжал их в кулаках. Тиканье настенных часов отбойным молотком по чугунной голове напоминало о том, что пора поднимать зад, привести себя в порядок и выдвигаться в ненавистную обитель знаний. Протер глаза так, будто пытался вдавить их в черепную коробку, настолько глубоко, чтобы не было шанса их оттуда выковырять и видеть всё то, что ежедневно приходится видеть в лицах родни, коллег, прохожих.
Опираясь ладонями о колени, поднялся с постели и выпрямился рядом с ней. Чертово головокружение и сухость во рту звали хорошенько проблеваться. Сомневаюсь, что я хоть что-то ел последние дни, поэтому в унитаз полетит горькая желчь.
Вышел из комнаты и сощурился от яркого света в коридоре. Скребя ногами по паркету, добрался до двери туалета и схватился за дверную ручку.
– Проснулся, алкаш, – проворчала старуха за моей спиной.
Проигнорировал. Плевать.
Из туалета навстречу вышла дочка. Бросила сухой взгляд на моё лицо и быстро отвела его в сторону, прошмыгнув мимо меня.
– Доброе утро, – произнес ей вслед сиплым голосом.
– Угу, – услышал в ответ, прежде чем она скрылась на кухне в компании старой ведьмы.
– Угу, – повторил сам себе.
Зашел в ванную комнату и закрыл за собой дверь. Подошел к зеркалу, вцепился в края раковины и безучастно посмотрел в отражение. Круги под красными глазами стали почти одного цвета с бородой. Челка сальных волос висела сосульками на лбу и лезла в глаза. Выколола бы их, что ли…
Ударил по крану и подставил пригоршню под поток ледяной воды. Окунул лицо в холодную лужу и сжал челюсти от того, как свело затылок от внезапного контраста температуры тела с водой. Повторил.
Снова посмотрел на себя в отражении. Капли воды стекали по лицу ленивыми потоками, терялись в щетине, которую уже можно называть бородой, и падали в раковину, разбиваясь о гладкую белую поверхность.
Стянул с себя вещи, в которых вчера был на работе и позже в баре. Бросил их в переполненную корзину для белья и зашел в душевую кабинку. Прохладный поток воды, смешанный с похмельем, вызвал крупную дрожь во всем теле. Не глядя взял с полки бутылочку с чем-то мыльным. Нанес на волосы, вспенил и равномерно размазал по всему телу, просто потому что так принято делать в душе: нужно что-то вспенить и затем смыть.
Вырубил воду, вышел из кабинки и завернул бедра в большое полотенце, которое давно просилось в корзину с грязным бельем, но настойчиво мне служило. Потянулся к стаканчику с зубными щетками и замер, когда увидел зажатую между пальцами фиолетовую щетку жены. Она все еще здесь, ждет ее, словно та вот-вот выскачет из душа с тюрбаном на
