Резко вскидываю взгляд. Смотрю Варе в глаза. И наше дыхание одновременно срывается.
– Ты мне должна.
Не соображаю, что творю. Мозги отрубает, когда вдруг без всяких предпосылок задвигаю эту дичь.
Мне нельзя ее трогать. Нельзя. Я это понимаю. Но уже не могу остановиться.
Внутри все полыхает. Болит сердце. Одуряюще и безнадежно.
– В каком смысле? О чем ты? – теряется Варя.
Я сцепляю зубы. Шумно вдыхаю. Надсадно выдыхаю.
Думаю. Раскидываю мысли. Сражаюсь.
И добиваю:
– Я использовал только четыре дня из тридцати трех, – напоминаю наш старый дурацкий спор. – Ты мне должна еще двадцать девять дней. Вместе.
Пока Любомирова распахивает рот и ошарашенно смотрит, я, как последний идиот, сам себе впариваю, что использую их в благородных целях.
Я и благородство. Черти в аду покатываются со смеху.
– Ты прикалываешься?! Я рядом с тобой и пяти минут быть не желаю!
Прежде чем признаю себе, почему это заявление настолько злит меня, жестко выдыхаю:
– Нет, не прикалываюсь. Предельно серьезен. Ты сама все это тогда придумала. Слово свое держишь? Ну? – напираю, потому что она молчит. И чувствуя, что нужно додавливать, ненавидя себя, констатирую: – Придется отдавать.
– Кирилл… – она мое имя не просто выговаривает, рычит его.
И, блядь, вызывает совсем не ту реакцию, на которую рассчитывает. Такая волна возбуждения накатывает, что кажется, как электрический ток раздаю это напряжение. Снова изнутри жаром обдает, а по коже табуны мурашек гоняют. Может, мне даже стыдно за свою реакцию… Но когда рядом Варя, обуздать себя не так уж и просто.
Особенно сейчас, после застоя.
– Заеду за тобой сегодня в восемь.
Говорю так, будто отказаться она не имеет права. Сам же, можно сказать, молюсь, чтобы Любомирова думала так же.
Долго молчит. Наматывает нервы.
Звенит звонок. Пару секунд спустя вокруг нас становится шумно. А мы все смотрим друг другу в глаза и молчим. Возможно, стоило бы бросить ее тут, чтобы у нее не было возможности ответить. Но, мать вашу, я по какой-то причине хочу, чтобы Варя сама согласилась.
– Сегодня я не могу, – шепчет она, наконец.
Так тихо, что мне в царящем вокруг хаосе приходится прислушиваться.
– Почему? – выдыхаю, с трудом скрывая эмоции.
– Мама меня не отпустит. Надо с ней поговорить сначала. Объяснить.
– Я могу с ней поговорить.
– Я сама!
– Почему?
– Кирилл…
– Молчи.
– Что?
– Помолчи.
Этот обмен происходит быстро и как-то рвано. А потом мы снова замолкаем, глядя друг другу в глаза. Неужели она не понимает? Хорошо, что не понимает.
– Когда сможешь? – сдаю позиции. Но тут же наглею: – Завтра?
– Может, и завтра, – вздыхает и отводит взгляд.
– Завтра, – настаиваю.
– Иначе что? – взрывается вдруг Любомирова. – Если не смогу, что ты мне сделаешь?
Меня ее злость тоже бомбит.
– Поставлю на счетчик, – выговариваю я мрачно.
– В смысле? – пищит перепугано.
– В смысле, завтра будешь должна уже тридцать.
Ее это заявление, конечно же, бесит еще сильнее.
– Знаешь что?
– Что?
– Пошел ты в жопу! – выпаливает буквально мне в лицо.
Отпихивает и сбегает.
Сжимая челюсти, контролирую дыхание. Гоняться за ней, безусловно, нет никакого смысла. Вместо этого, как только взгляд проясняется, достаю телефон и захожу в приложение. Намеренно игнорирую нашу последнюю переписку, но, даже мельком зацепив несколько слов, ощущаю, как одурело ломит за грудиной.
Mr Бойка: Непременно. И в жопу. И еще много куда.
Варвара Любомирова: В смысле?
Mr Бойка: Завтра после пар ты моя.
[1] Манга – японские комиксы, нарисованные тушью. Прародитель аниме.
Глава 4
Оставь меня в покое!!!
© Варвара Любомирова
Mr Бойка: Завтра после пар ты моя.
Преподаватель продолжает говорить. А я сижу и задыхаюсь. Сердце неистово стучит в горле. Меня бросает то в жар, то в холод. Руки разбивает сильнейшая дрожь. С трудом удается контролировать остальные части тела. Напряженно держу спину. По ней уже сбегают капельки пота.
Экран телефона гаснет. Но сообщение Кирилла неизменно стоит перед глазами. Кажется даже, что я слышу, как он лично выговаривает это наглое заявление.
– Все нормально? – окликает меня сокурсница.
Я не могу вспомнить ее имени. Однако, каким-то образом, именно этот вопрос заставляет меня вернуться в реальность и постепенно успокоиться.
Не поеду. Нет, не поеду. Никуда с ним не поеду.
«Вычислимые функции, разрешимые и перечислимые множества» ожидаемо проходят мимо меня. Как ни стараюсь вникать, получается лишь присутствовать. Голова забита бесполезными мыслями. Понимаю это, но выбросить всю эту кашу из головы не получается.
– Что с тобой? – спрашивает Чарушин после занятий, как только мы садимся в его машину.
Да, наверное, я выгляжу нервной. Третью перемену подряд ищу глазами Бойко. Пару часов назад вообразила, что подойду к нему и еще раз спокойно уведомлю – никакого долга быть не может. Полгода прошло! Мы все решили. Я ничего ему не должна.
Вообразить вообразила, но Кирилла нигде нет. Сталкиваюсь с ребятами из его группы несколько раз – его среди них нет. Все эти ненормальные друзья сводного братца – Шатохин, Фильфиневич, Георгиев – взирают на меня, как на экспонат выставки. Только мне, честно говоря, сейчас все равно.
– Бойко вспомнил наш старый спор, – прерываюсь, чтобы глотнуть воздуха. Взгляд Артема становится обеспокоенным. – Я тогда должна была провести с ним тридцать три полных суток в течение года. Отдала только четыре до того, как… – выдыхаю взволнованно. – Ну, в общем, он решил, что я должна провести с ним еще двадцать девять. Точнее, уже тридцать! Еще один день он мне накинул, когда я сказала, что прямо сегодня не смогу с ним встретиться. Представляешь? Как же бесит, что он думает, будто я ему должна! Я, конечно, сама это тогда придумала… И обещала ему… – начинаю запинаться. – Но это было тогда! Я еще не знала, какой он. Не подозревала, что способен на такие поступки...
«Не испытывала к нему чувств…», – подкидывает мне мозг самый главный аргумент.
Чарушину я его, конечно же, не озвучиваю.
– Я поговорю с ним, – сдержанно реагирует на мой эмоциональный выплеск Артем. – Только насчет «способен на такие поступки», – повторяет задумчиво. – Мы никогда это не обсуждали… – редко ему приходится подбирать слова, но сейчас именно так и происходит. – Ты же не думаешь, что Кир знал о том, что Довлатова собирается сделать?
– Нет… – тихо отзываюсь я. – Конечно, не думаю, – повторяю уже увереннее.
– Он, безусловно, мудак. Но перед другими тебя всегда защищал. И в тот момент переживал… Очень сильно переживал, пока ты находилась в операционной.
– Нет, я не об этом! – поспешно останавливаю Артема. – Я… Понимаешь… Накануне между мной и Бойко была близость, – выпаливаю и дико краснею. Никому в этом не признавалась. Даже девочкам. А сейчас… Больше не могу держать в себе. – В тот вечер он вел себя очень странно, но мне казалось, что все по-настоящему…
Чарушин как-то нервно тянет носом воздух и прищуривается.
– Вы переспали?
Я краснею еще гуще. По крайней мере, так ощущается. Щеки буквально горят.
– Не совсем… Почти… Формально нет… Мы… У нас было почти все, но не все… – мямлю я, задыхаясь.
Ну, не могу же я ему рассказать, что именно делал со мной Кирилл. Я бы и самой себе это не озвучила! Сейчас вспоминаю, и внутри все сворачивает дрожью. После Бойко девственницей меня можно считать сугубо с медицинской точки зрения.
– Я понял, – спокойно кивает Артем, будто и правда все, что надо, представил.
И я смущаюсь еще сильнее.
– А потом там, на набережной, Кирилл сказал, что уже тогда знал про обман, – выпаливаю, чтобы быстрее переключиться на более комфортную тему. – Да ты и сам все слышал. Получается, Бойко играл со мной! Специально привез в ту квартиру. Намеренно причинил боль. Я его презираю! Видеть не хочу! Не то что проводить столько времени вместе! – заканчиваю на повышенных тонах.
