Нож все еще зажат между пальцами, только теперь лезвием вверх.
— Не подходите, — еле слышно говорит она.
— А то что? — точно так же тихо спрашивает Карелин.
— Не подходите, — повторяет девушка, не отводя взгляда и не опуская оружие.
Он не слушается, конечно же, он не слушается, наверное, последний раз кого-то слушался в младшей школе, но какая-то обезумевшая часть — души, сердца или мозга — Киры радуется, что хоть несколько секунд он побыл у нее во власти.
Хотя бы пару мгновений с последствиями.
Карелин идет прямо на нее и ровно говорит:
— Стреляй. Давай, стреляй в меня. Ну же.
Все-таки Кира делает шажок назад, и с криком отводит руку с пистолетом в сторону, но он такого движения не предугадывает и хватает ее поперек талии, притягивая на себя спиной.
А от неожиданности она сопротивляется, и проливается кровь, когда пистолет наконец-то оказывается в массивной пятерне.
— Черт побери, — практически кричит Карелин, перехватывая ее окровавленную — порезом ножа — руку и отбрасывает пистолет на столешницу.
Он стирает кровь с раны пальцами, словно надеясь одним поспешным движением убрать порез.
Кира вздрагивает, но от потрясения больше не сопротивляется и не пытается высвободиться.
В неком неожиданном моменте просветления и ясности внимания, вдруг осознает как грудь, на которую она опирается, тоже вздымается часто-часто.
Она смотрит на Романа, он смотрит на заново проступившую кровь, но поднимает голову, — и теперь они смотрят друг на друга бесцельно и неотрывно и рассеянно.
— Убери эту пушку, еблан, — срывается Брус и, не отпуская ее руки и не сдвигаясь ни на йоту, разворачивается вместе с Кирой в другую сторону, — и вызови дока, Кирилл. Чтобы через двадцать минут был тут.
— Это царапина, — не совсем внятно выговаривает девушка, — просто царапина. Кровь еще не остановилась просто. Нужно просто…
Поднимает он ее в воздух безмолвно, удерживая одной рукой за туловище, и кулак упирается в ребра под кардиганом. В любой другой подобной ситуации она бы вскрикнула, но Кира лишь умышленно больно ударяет кулаком по мощному локтю — потому что шок еще удушьем удерживает от выражения чувств и эмоций, и она совершенно, по самую голову, опускается в безумие паники, понимая что Карелин несет ее куда-то вглубь цеха.
— Спокойно, — говорит он не спокойным голосом, а как-то прерывисто.
Кира пытается вывернуться в цепкой хватке, глотая воздух жадно и часто. Брус опять чертыхается и сам ее переворачивает, пытаясь заглянуть в скрытое темными волосами лицо.
— Смотри на меня, — приглушенно звучит низкий голос.
— Я сказал, смотри на меня, Кира, — свободной рукой он удерживает ее за затылок и поднимает голову.
Она больше не наносит ударов, но теперь держится за полы рубашки с таким остервенением, — что он видимо на миг теряет контроль над выдержкой, и слегка подбрасывает ее, таким образом закрепляя руку ниже и жестче.
— Отпустите… меня, — слова практически клокочут у девушки в горле. — Немедленно.
— Вот дойдем и отпущу, — резко отвечает Роман. — И не тратьте силы, я вызвал дока не для того, чтобы вас убить.
— Мне не нужен доктор, — она заставляет себя выпрямиться и взмахнуть головой, чтобы смотреть на него прямо сверху вниз. — Мне нужно, чтобы вы отстали от нас с Петей.
Не отрывая от нее глаз, он кричит в сторону:
— Приведите брата сюда.
Когда Карелин ставит ее на пол в сером техническом помещении — без окон, но с каскадом дверей разного калибра, — она демонстративно отскакивает от него подальше и упрямо игнорирует. Кровь струится по руке, а здесь ни черта нет приложить к ране.
Кира натягивает рукав кардигана, намереваясь промочить порез синтетической тканью, но Карелин отрывает манжет собственной рубашки и протягивает девушке. Делает он это с той же будничностью и монотонностью, как люди ежедневно вводят ПИН-коды в банкоматах, как пешеходы останавливаются в одночасье у тротуаров, когда загорается красный, как мусорщики быстро и метко закидывают содержимое баков в гудящие посреди ночи машины.
Кира прижимает кусочек темно-зеленой ткани к ранению.
— Она должна быть чистой, — говорит Брус и, правда, девушка не знает, что ответить, а он не знает, что еще сказать.
Появление Петра заряжает атмосферу удвоенной напряженностью — брат безучастно усаживается на пол в другом конце комнаты, с ноутбуком на коленях. Моментально включает обожаемые видео.
Он всегда так, после эмоционального перенасыщения от общения с людьми. Чувство вины поедает Киру трусливым, жадным кротом — она должны была вообще не допустить такой ситуации.
Застывшие в одной позе Карелин и Кира больше не смотрят друг на друга, и каким-то образом синхронность обоюдного решения ощущается еще большей близостью, чем когда они смотрели друг на друга в цеху.
— Объясните, пожалуйста, почему мы сейчас с Петей не можем уехать, — проглотив гордость, выговаривает девушка.
— Потому что можно дождаться доктора. Если вы намекаете, что я вас тут удерживаю — то, как вы там сказали, это… ошибка. Не лучше ли будет обработать порез хотя бы дезинфицирующим, чем сумасбродно рваться подальше отсюда?
— А вам что с того? — все-таки поднимает глаза Кира и он мигом откликается — глядит пристально исподлобья, бесцельно пригнувшись, словно старается не возвышаться.
— Пять минут тому назад вы утверждали, что мой человек вам угрожал. Судя по всему, правда. Он не должен был вытягивать огнестрельное ни при каких обстоятельствах, и всего бы этого не случилось.
— Вы действительно отпустите нас с Петей? — так тихо спрашивает Кира после некоторой паузы, что Карелин невольно наклоняется ближе, дабы расслышать каждое слово.
Безмолвие тянется хлипкой, ломающейся пружиной — он не спешит отвечать, и следит за каждым приливом ее вдоха и выдоха, с интенсивностью и напряжением, словно решает сложнейшее уравнение.
Ясно.
Как спросишь прямо — так антуражное благородие раскалывается прогнившей тыквой после ночи волшебства.
Он реально не переносит врать, думает она вдруг, вслушиваясь в тишину, в которой его ответа не звучит.
— При одном условии, — наконец говорит Брус.
— Конечно же, — смешливо фыркает она и, обведя комнату взглядом и прижимая руку к груди, кивает в сторону мужчины, — и какое же?
И впрямь можно помереть от любопытства, что же первый мафиози на селе, управляющий криминальным миром второго города после столицы, нужно от облезлых обывателей, которым и жить-то негде?
Он указывает в сторону ближайшей двери.
— Давайте там поговорим.
Обескураженность на этой стадии развития событий уже ощущается фарсом.
Зачем, спрашивается, говорить о чем-то в другой, неизвестной вообще, комнате?
Кира прикидывает, что при нем может быть пистолет. Глупая мысль — не потому что нет смысла убивать ее где-то там, когда можно расправиться прямо здесь, а потому что Карелин ее одной левой прихлопнет при желании. Одной левой, заведенной за спину, с закрытыми глазами.
— Как пожелаете, — ровным тоном комментирует Кира, но он улавливает издевку и втягивает воздух через ноздри слишком быстро.
Нет, ну что еще она может сказать?
Нет, я не пойду?
Нет, я вас боюсь?
Карелин аккуратно прикрывает за ними дверь. В соседнем техническом помещении окно имеется — но едва ли не под потолком. Как раз один их тех проемов, до которых пыталась допрыгнуть Кира с другой стороны завода.
Она останавливается у стены, а Карелин — напротив и поодаль: дневной свет вскрывает неровности и шероховатости лица, усеянного родинками, шрамами и впадинами.
И здесь, в пыльной, захламленной кладовой, в жерлове заброшенного завода мореходства, после идиотской стычки с бандюганами и наведением пистолета на главного городского криминального авторитета, с окровавленной рукой, и невозможностью оторвать взгляда от непроницаемого Карелина, Кира понимает, что она на самом деле никогда не интересовалась мужчинами до этого.
