Отступив за выступ стены, я отошёл в тень лестницы, чтобы она не напоролась на меня. Не знаю почему, но мне было важно остаться незамеченным. Пусть она будет маленьким светлячком в моей памяти, а я… просто парнем из тени, которого она так и не заметила.
Мышка упорхнула, а я, стукнув по дверной коробке, вошёл к Паше в палату.
– Сегодня у меня удачный день, – улыбнулся он и снова начал кашлять. – Привет… братишка…
Паша протянул мне подрагивающую ладонь, которую я крепко пожал, и кивнул на стул напротив, где только что сидела девушка.
За два года я так и не смог ни привыкнуть, ни смириться, что Пашка теперь такой. Худой, беспомощный, дряхлый, будто старик. Хотя каких-то два года назад Паша в порту работал на погрузке и мог троих уделать.
Троих, но не пятерых, как оказалось.
А сейчас я с каждым посещением вижу, что ему всё хуже. И не только физически. Он бодрится при мне, пытается улыбаться, но я-то всё вижу по его взгляду. Тухнет он, исчезает. Смириться не смог, но надежду потерял. Потому что понимает, сколько стоит его нормальная жизнь. А денег таких нам взять тупо неоткуда.
– Малой, ты опять шаришься, – брат сделал вид, что отругал меня. – Воспетка зад надерёт.
– Как-нибудь договоримся, – усмехнулся я в ответ. – А у тебя, смотрю, снова литературные чтения были.
– Типа того. У Николь приятный голос. Ты хотя бы раз пришёл на пару минут раньше да познакомился бы. Девчонка хорошая, тебе такая в самый раз.
– Да ну о чём ты, Паш, – я встал, достал стаканы и наполнил их колой. Брату неполный, потому что из-за тремора он проливал. – Она и другого мира. Высшей лиги, если хочешь.
– А чем ты не заслужил высшей лиги?
Отвечать я не стал. Пашка уже расспрашивал меня, что я собираюсь делать после выпуска, и ему совсем не понравилась идея, что я не хотел учиться, а собирался идти работать. Надо было только решить вопрос с отсрочкой от армии, но с этим делом мне обещали помочь. Не бесплатно, конечно. Вот как раз по этому поводу мне должны сегодня позвонить были.
– Паш, мы это уже обсуждали, – ответил я, серьёзно посмотрев на брата, и он тоже понял, что речь тут уже не о девчонке шла.
Брат опустил глаза и сжал кулаки. Слабо, как смог, но я заметил, как натянулись жилы.
Нет, такой как Паша не должен жить вот так. Никто не должен.
И я обязан сделать всё, что в моих силах, чтобы поднять его.
Глава 3
– Якушев, зайди к заведующей, – сообщила мне воспитатель после завтрака. – Давай только сразу, там что-то важное.
Я напрягся. Срочные новости от заведующей – это редко когда хорошие новости.
– Ты куда? – спросил Петька, встречая меня в коридоре. – В школу не идёшь, что ли? Сегодня общий сбор всех выпускников и какие-то документы будем подписывать.
– К Мироновой вызвали.
– Что натворил? – ухмыльнулся друг.
– А хер знает. Что-то, видимо, натворил, – пожал плечами я.
– Ну давай, удачи, – он хлопнул меня по плечу и направился к выходу. – Жду на улице, если что, минут десять.
Кивнув Петьке, я направился к лестничному пролёту на второй этаж. Кивнул тёте Зине – бабуле-уборщице, тайно подкармливающей нас время от времени домашними пирожками, а потом постучал в дверь заведующей.
– Здрасьте, – кивнул ей, войдя в кабинет после разрешения. – Вызывали, Татьяна Сергевна?
Заведующая – строгая тётка лет пятидесяти. Дождаться улыбки на её лице дело нереальное. Мне кажется, я за два года так ни разу и не видел. Может, это выгорание профессиональное, особенно учитывая, где она работает, но есть ощущение, что её вообще в жизни всё достало. Наверное, работая в подобных заведениях, невозможно не очерстветь. Хотя те, кто тут с беспамятного детства, говорят, когда-то она была более отзывчивой.
– Заходи, Артур, – заведующая оторвала взгляд от бумажек на своём столе и посмотрела на меня, указав рукой на стул. – Присаживайся.
Я плюхнулся напротив Мироновой и приготовился слушать. По её лицу было сложно понять, по какому поводу она собиралась меня склонять, так что я весь превратился в сплошное внимание, сделав максимально невинное лицо.
– Артур, кое что произошло, – произнесла оно ровно. – Мне позвонили с опеки и сообщили, что на твоей улице был пожар.
– Так, – я напрягся. – Кто-то пострадал?
Близких родственников у меня там не осталось, но была двоюродная бабка, мы не сильно общались и раньше, но тем не менее.
– Люди все живы, но пострадали четыре дома по улице. В том числе твой, – она вздохнула, я даже смог заметить где-то очень глубоко проскочившую тень эмоции – сожаления. – По факту – он сгорел дотла. Осталась часть стены от летней кухни и часть веранды. Остальное – пепел. Мне очень жаль, Артур, я тебе сочувствую.
Сочувствие.
“Я тебе сочувствую, мальчик” – сказала медсестра, когда не стало матери, и потрепала по волосам.
“Сочувствую, парень” – кивнул мент, пришедший утром к нам домой, когда избили брата, и я так и не дождался его после смены.
“Теперь тебе можно только посочувствовать” – сказала моя классная руководительница, когда меня забирали из школы в центр временного содержания.
Заебало это сочувствие.
Может, люди это говорят искренне, но я сомневаюсь. Это скорее чтобы не оставить неловкого молчания с собственной совестью. Сочувствуют, а внутри у каждого пульсирует мысль – хорошо, что это случилось не со мной.
– И? – переспросил, понимая, что она сказала ещё не всё.
Миронова замялась. Покрутила карандаш, а потом снова посмотрела на меня.
– Артур, ну что я могу тебе посоветовать… Сходишь в армию, может, там перспективы какие будут. Я вот спрашивала у представителя военкомата, они заберут тебя сразу после выпускного, так что переживать не надо.
– В смысле сразу заберут? Кто вас просил туда вообще звонить?
Я понимал, что расплёскивать эмоции в кабинете у заведующей – не самое разумное
