может быть гордости и чести. Ничего кроме голода.
Хмыкаю, не планируя его больше видеть. Пусть считает, что справился. Уж я найду, как затеряться в своей деревне.
Только вот один вопрос меня заботил.
– Как я здесь оказалась?
Его взгляд меняется. Знаете, как бывает у рептилий в кино. Щёлк – обычные зрачки. Щёлк – чёрные вертикальные. И тут же обратно.
Скользит взглядом по моим босым, замёрзшим ступням, забираясь выше к коленкам. Бёдрам, цепляясь за платье и дальше наверх.
Я бы возмутилась. Сказала бы, что никакие дяди так не смотрят на племянниц. Но вместе с тем я не понимала значения этого выражения в его глазах. Он словно вспоминал что-то из произошедшего вчера.
Но что?
– А ты не помнишь? – на его лице появляется тень улыбки. Колючей, циничной.
Хочется возразить. Но мне нечего сказать.
Сколько бы ни рылась в памяти, но не могла вычерпать ни одного мало-мальски внятного воспоминания. Лишь разрозненные куски, не имеющие никакой связи друг с другом.
– Нет, не помню, – тихо выдыхаю, с надеждой глядя на него. Может, он прольёт свет на минувшие события?
Он подаётся корпусом немного вперёд. Сводит брови, будто не до конца доверяя моим словам. И впивается в меня взглядом, не желая пропустить момент, когда я могла бы ему соврать.
– Ничего из того, как вела себя вечером?
От его уточняющего вопроса становится ещё дурнее.
Я не пила с четырнадцати лет. С того дня, как меня первый раз накрыло от алкоголя.
Впрочем, учитывая этот самый первый раз, наверное, и вчера я могла сотворить всё что угодно.
Качаю сокрушённо головой. Надо будет расспросить Лиду. Ох, зачем она дала мне выпить? Ей лучше всех известно, что мне нельзя.
Дядя отчего-то выглядит крайне довольным. Я даже замечаю, как он расслабляется, откидываясь на спинку кресла. Его лицо почти преображается. Становясь менее жёстким. Более привлекательным и молодым.
Интересно, сколько ему лет?
– Ты вела себя ровно так, как я и ожидал от тебя, – поднимается во весь исполинский рост, занимая своими габаритами всё пространство гостиной.
Мне тут же начинает казаться, что в комнате стало слишком тесно для нас двоих. Захотелось ещё попятиться, пока не смогу ощутить спиной входную дверь. И бежать куда глаза глядят.
Но продолжаю стоять на месте, переваривая его ответ. Ощущая себя беззащитной без воспоминаний.
– И, кажется, это твоё, – он совершает какое-то движение носком грубых ботинок. И я с ужасом наблюдаю, как мои трусики в ромашку летят с пола в мою сторону.
Как мои трусы оказались под журнальным столиком? Что, чёрт возьми, здесь творилось ночью и чего он от меня ожидал?
Глава 1.3.
Глава 1.3.
Белые ромашки разлетаются, хоть гадай по ним. В моём возбуждённом воображении листочки летят по комнате и приземляются к моим ногам.
Стыд окатывает горячей волной всё лицо, делая меня пылающе красной. Так что мои веснушки ярко выделяются. Я как факел. Если задержусь здесь ещё на минуту, то от меня кроме пепла больше ничего не останется.
Платье узкое. Не по размеру. Стеснённая им, да ещё и без белья, я, раскорячившись, поднимаю с пола трусы, чтобы не засветить их отсутствия. Зажимаю в кулаке и тут же выпрямляюсь.
Оказалось, Питон стоит в шаге от меня. Он и двигается беззвучно, как змея. Из-за его габаритов ощущаю себя некомфортно. Проще, когда понимаешь, что можешь дать отпор человеку, если придётся. А ему достаточно сделать одно движение ногой, и я окажусь под его ботинком.
Мы смотрим какое-то мгновение друг другу в глаза. Мой горячий, взбудораженный, огорчённый взгляд встречается с его холодным и циничным. Между нами возникает странное напряжение. Но я не в состоянии разобрать: его ощущаю лишь я или дядя Питон тоже?
Напряжение падает, как только мужчина приподнимает вопросительно бровь. Словно давая понять, что я слишком долго на него пялюсь.
Пятясь, будто опасаясь, что он сейчас схватит мои нечёсаные волосы и вернёт меня обратно, я отошла к выходу, обнаружив там свои туфли на высоком каблуке.
Всё ждала, когда он что-то скажет. Пригрозит. Но дядя, или кто он там мне, лишь молча наблюдал за моими дёргаными движениями.
Выбежала в длинный коридор. Ничто в памяти не подсказывало мне, что я шла по нему вчера вечером. Найдя лифт, нажала дрожащими пальцами на кнопку вызова. И когда двери разъехались, я с ужасом уставилась на своё лицо. Боже.
Весь вечерний макияж остался на моих щеках тёмными, грязными разводами. Яркая помада была размазана по всему лицу, будто кто-то ладонью пытался стереть её с меня. Чёрт. Надо найти Лиду и спросить, что я вчера творила.
Умирая от стыда, под взглядами прохожих я дошла до туалета, поздно сообразив, что все ванные процедуры следовало сделать в номере Питона. Всё равно ничего хуже со мной бы уже не произошло. С трудом приведя себя в чуть более пристойный вид, чем у работниц трассы, я выбралась в лобби.
С собой ведь ни кошелька, ни сотового. Как я доберусь до дома?
Шлёпала в туфлях к выходу, подсчитывая в голове, сколько километров придётся идти пешком. Только туфли сниму.
– Девушка! Девушка, постойте, – раздался за спиной звонкий голос администратора отеля.
Я не сразу поняла, что она обращается ко мне. Поэтому продолжала идти до тех пор, пока она не добежала до меня.
Остановилась, испуганно глядя на неё. Может, она хочет полицию вызвать и меня заберут за проституцию? Но администратор отчего-то не менее испуганно взирала на меня в ответ.
– Извините, Вера! Ваш дядя заказал для вас такси, а я не заметила, как вы прошли мимо. Простите, пожалуйста, – задыхаясь объяснялась она.
А я в