Та бойко спрыгивает из Катиных рук и спешит к своему благодетелю. А тот, опустившись на корточки, подставляет руки, разрешая собаке привычно умоститься в ладонях.
И у меня сразу теплеет на сердце, когда маленькая мальтипу всем тельцем прижимается к мускулистой мужской груди.
– Я же просила тебя от нее избавиться, – дует губки Катерина.
– Я похож на Герасима? – приподнимает одну бровь Димиров. В голосе звучат стальные нотки, а на лице застывает маска холодного раздражения.
Вроде ничего не происходит. Никто не кричит, как у нас в семье. Но Катя, мгновенно почувствовав перемену отцовского настроения, тут же сникает и идет на попятную.
– Какой еще Герасим? – хлопает она глазками, поспешно вставая с кровати.
– Жужа не Му-му, – встреваю я в разговор. И тут же прикусываю себе язык. Вот кто тебя просит, Макарова!
– А, в этом смысле! – смеется весело Катерина. – Ну пусть живет собакевна, – разрешает милостиво и добавляет со вздохом: – Только ко мне пусть не подходит. А то заразит еще!
– Кать? – изумленно пялится на дочку Димиров. – Ты серьезно?
– У нее шов на животе, – морщится Катерина.
А я замираю в ужасе. Даже дышать забываю. Как можно отказаться от беззащитного питомца? Больной, ну и что? Не заслуживает любви?
– Тогда пойду в прорубь кину, – резко разворачивается к двери Димиров.
– Нет! Не надо! Отдайте ее мне! Пожалуйста! – вскрикиваю я от неожиданности.
А в ответ слышу дружный хохот Димировых. И сама краснею от стыда. Это же надо быть такой тупой?! Ну какая прорубь в конце августа?
– Держи, – словно дорогой приз передает мне собаку Александр Георгиевич. – Она твоя. Пока живешь в нашем доме, прислуга о ней будет заботиться, как и раньше. Я распоряжусь. А вот любовь и ласка теперь на тебе.
– Спасибо, – шепчу я, прижимая к груди маленький белый комочек. И наткнувшись на черный бездонный взгляд Димирова, наклоняюсь к собаке. – Какая же ты красивая, Жужа!
Маленькая добродушная псинка внимательно смотрит на меня, будто что-то решая, а потом маленький розовый язык стремительно облизывает мой нос.
– Фууу, – скривившись, тянет Катерина. – Фууу!
– Есть контакт, – довольно улыбается Александр Георгиевич. Идет к дверям. Но останавливается на пороге, словно вспоминая, зачем приходил. – Катя, шашлык начнем жарить через час. Для бассейна у вас осталось немного времени.
– Хорошо, папочка, – лисой юлит Катерина и мурлычет ласково: – Если мы на полчасика задержимся, ты же не рассердишься. Правда?
– Нет, – отрезает Димиров. – Сегодня я прошу прийти вовремя. У нас к ужину приглашены Лиманские. Вам, девочкам, придется развлекать Алину.
– Мы будем, папочка, – нежненько воркует Катерина.
А как только за отцом закрывается дверь, обнимает меня со спины. Уткнувшись лбом в позвоночник, обвивает руками мою талию.
– Настька, ты просто чудо. Так классно разрулила конфликт. Мне бы папа еще долго эту псину вспоминал. А так… пасьянс сошелся. Спасибо, роднуля!
5. Лучше сказать правду
Около бассейна я чувствую себя неуютно. И даже сама понять не могу почему? Нервно кутаясь в белоснежный махровый халат, лениво раскачиваюсь на качелях и поглаживаю уткнувшуюся мне в бок Жужу.
Рядом на террасе уже вовсю идут приготовления. Фигуристая женщина в форменном платье тщательно вытирает длинный каменный стол. А двое мужчин разжигают мангал, стоящий в сторонке.
Любуюсь синим небом, березками и елочками. И залипаю взглядом на биокамине, где в прозрачной стеклянной чаше пылает огонь.
На улице прохладно. Особенно под вечер. Так и хочется пересесть поближе. Погреться.
А может, меня знобит от нервов, а не от местной погоды. Маме я так и не дозвонилась. Отправила лишь эсэмэску, что добралась нормально и устроилась на месте.
– Настя, давай сюда! – кричит из бассейна Катерина, отвлекая меня от грустных мыслей. – Вода отличная!
– Не-не-не, – отмахиваюсь я, смеясь. – Мне на нее даже смотреть страшно.
Жужа приподнимает голову, словно прося «не уходи!». Да я и сама не собираюсь. Разве что за носками подняться. Но тогда Катя очень долго будет надо мной прикалываться.
Прикрыв глаза, тихонечко раскачиваюсь на качелях. Легонько отталкиваюсь ногой и млею под скупыми лучами московского солнышка.
– А ты почему не купаешься? – слышится рядом голос хозяина дома.
Вздрагиваю, будто меня поймали на месте преступления.
– Х- холодно, – отвечаю я, чуть заикаясь.
– Да я говорил Кате, – морщится Димиров. – Шли бы в зимний сад. Там в бассейне вода всегда двадцать семь градусов. Странно, что она выбрала этот.
– Ей нравится, а я тут посижу, – оправдываюсь поспешно.
– Ну ладно, – улыбается Димиров и спешит прочь. А я выдыхаю с облегчением. Этот человек вводит меня в ступор и в непонятную дрожь.
Он, конечно, богат и красив, но нужно научиться не пасовать. Иметь собственное достоинство. А я не могу. Будто слабый беззащитный кролик прогибаюсь перед сильным хищником.
Если так и дальше пойдет, придется съезжать. Вот только как быть с Жужей?
Бросить ее я не смогу. А в общежитие с собакой не пустят.
Непонятно зачем смотрю вслед удаляющемуся Димирову. Залипаю взглядом на широких плечах и крепкой заднице.
Такой мужчина не может жить один. Наверняка есть любовница или гражданская жена. Только Катя о ней ничего не рассказывала. А спрашивать я не собираюсь.
Александр Георгиевич негромко окликает кого-то из персонала, на ходу дает указание и ленивым шагом удаляется в дом.
Может, мне кажется, но вокруг Димирова все происходит легко и непринужденно. Вроде он никого ни к чему не принуждает. А все исполняется сразу же, словно по мановению волшебной палочки.
Вот и сейчас двое парней, подхватившись, спешат к камину. Осторожно переставляют тяжелую конструкцию на специальную подставку на колесах и катят ее ко мне.
Он что? Распорядился передвинуть камин, чтобы я не мерзла? Потрясающий человек!
– Ух ты! Как хорошо! – трясясь от холода, выбегает из бассейна Катерина. Быстрой лошадкой несется к камину. Подставляет мокрые ладони к языкам пламени. – Папочка для меня постарался. Люблю-люблю!
«Действительно! – протянув Кате полотенце, думаю я. – Александр Георгиевич – хороший отец. Сразу догадался, что дочке будет холодно из воды выходить».
– Вот он такой во всем, – стуча зубами, вытирается Катя. – И как мама могла такого мужика на придурашливого Витю променять? Не понимаю!
Сунув мне на колени Жужу, усаживается рядом.
– Ох, хорошо, что мы с тобой в Москву выбрались, Настя, – тянет довольно и неожиданно подскакивает на месте.
– Что тебя так насторожило? – спрашиваю я лениво.
– Гости приехали. Гоу одеваться. Бежим! – хватает она меня за руку. А я в свою очередь крепко сжимаю Жужу. – Быстрее, Настя, – торопит меня подруга.
– Что случилось? – спрашиваю я, влетая в дом одновременно с Катей.
– Вон, смотри, – манит она меня к окну. – Лиманские приехали…
Изумленно таращусь на людей, поднимающихся по ступенькам. Симпатичный высокий мужчина ведет за руку настоящую восточную красавицу. А за ними чуть поодаль спешит невысокий красивый парень.
– Ой, и Алишер с ними! А папа ничего не говорил, – возбужденно шепчет Катя. – Это мой краш, – признается порывисто и тут же предупреждает строго: – Макарова, он – мой. Даже не суйся.
– Больно надо, Димирова, – фыркаю я, демонстративно отходя от окна. Медленно поднимаюсь по лестнице, поджидая, пока Катерина насмотрится на своего Алишера.
Невысокого роста худощавый мужчина, больше смахивающий на подростка. Такие мне никогда не нравились!
И как только Катя догоняет меня, роняю насмешливо:
– Он вообще не в моем вкусе. Я люблю высоких пацанов.
– Слушай, а ты правда Кириллу кольцо вернула?
– Ну я же тебе говорила, – отмахиваюсь я недовольно. И войдя в свою комнату, падаю на кровать.
Сейчас бы поспать. Но меня ждут к обеду, и отказаться я не могу. Невежливо. Обнимаю Жужу, прижавшуюся к груди. И чувствую, как наваливается непонятная тоска, замешанная на страхе.
