Я пытаюсь сдержать слезы, и каждый нерв на моем лице сводит от боли.
Господи, она же еще совсем ребенок! Я моргаю, пытаясь отогнать слезы. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Моя мать сидит за стол с безумной прической. Эти двое явно под наркотой и не обращают никакого внимания на то, что происходит с двумя беспомощными детьми.
— Ну что скажешь? — Приятель моей мамы кладет ладони ей плечи. — Как же нам научить твоего мальчика манерам?
Я вздрогнул и проснулся. Кровь глухо пульсировала в затылке и в голове. На плече блестела капля пота. Моргнув, я постепенно начал различать знакомую обстановку, стены.
Все в порядке. Я тяжело дышал. Их здесь нет. Это был просто сон.
Я дома.
Веки казались до жути тяжелыми, но я сел в кровати и поспешно осмотрелся. Утренний свет врывался в окно, слепящий, как луч прожектора, и я поднес руку к лицу, чтобы прикрыть глаза.
Я сделал долгий выдох и снова набрал воздуха в грудь, пытаясь немного замедлить пульс, а сам продолжил инспектировать комнату. Только описав полный круг, мои глаза наконец остановились на выпуклости под одеялом рядом со мной. Пытаясь не обращать внимания на похмельную боль между глаз, я приспустил одеяло, чтобы посмотреть, кого я по глупости — или по пьяни — оставил у себя дома на всю ночь.
Чудесно.
Еще одна гребаная блондинка. Блондинки были мне не по вкусу. Ничего особенного или хотя бы сколько-нибудь интересного. Чересчур правильные.
Глаза ее были закрыты, и дышала она легко и ровно. Я отвернулся от женщины и прошел по зеленому ковру к раздвижным дверям на маленький балкон. Прохладный воздух трепал мои волосы и обдувал его, но я не замечал холода.
— Ну и что ты думаешь?
Девушка подошла ко мне сзади и обняла за талию. Ее голые груди отделяла от моей спины только тонкая ткань платья.
— О чем?
— Ты вчера говорил о моем переезде. Я думала что понравилась тебе.
Я повернулся и посмотрел на девушку.
— А чего ты это взяла?
Она надула губы.
— Ну как? Ты вчера сам сказал.
— Это было до того, как я тебя трахнул или после?
— До. Но какое это имеет значение?
Я издал грудной смешок.
— Не рассчитывай на это.
***
Следующие несколько недель были похожи на прыжок в пещеру с исправным парашютом, которым я отказался воспользоваться. Дом, множество девушек, брат, — все они были рядом, за них я мог ухватиться, но единственным, ради чего я выходил из дома каждый день, была возможность встретить ее. Я молча наблюдал за ней из машины, как она каждый день заходит в кафе. Когда девчонка вышла из кафе, я проследовал за ней до самого ее дома. Все это время я задавался вопросом: какого хера я вообще делаю? Это все ее волосы, копна рыжих огненных волос. Но мне необходимо было увидеть ее ещё и ещё раз. Рядом с ней мир снова приобретает краски, я даже наслаждаюсь ее ненавистью и непокорностью.
Она так похожа на девушку из моего детства. Взрослая она бы выглядела так же, как и эта девушка.
У меня перед глазами возникло то единственное место, куда еще не проникло моё отчаяние.
Наше дерево на котором мы познакомились впервые. Мое и Виктории.
Я подумал, а есть ли у Фила такое место, где он может чувствовать себя в безопасности, где ему тепло и спокойно.
Сомневаюсь.
Было ли у него такое место в прошлом? Будет ли когда-нибудь?
Я мог только догадываться, какую жизнь довелось прожить моему брату.
Конечно, я успел уловить ее вкус, но, в отличие от меня, Фил терпел это дерьмо больше меня.
Он смотрел на меня так, словно я был для него центром Вселенной, а у меня не находилось ответов. Я был виноват в потери нашей сестры. Я чувствовал вину. Я был бессилен. Не смог ее защитить.
Всю свою жизнь брат спал в чужих кроватях и жил с людьми, которым был не нужен и оставался в жутких местах.
Вместе мы сильнее. Те крупицы невинности, которые у него остались, исчезли, и его сердце зачерствело— так сильно, что в нем едва осталось что-то хорошее.
За несколько лет, когда он был рядом, он не раз попадал из-за меня в переделки. Дальше уже некуда. Конечно, драться было прикольно. Но в пропасть Фил не станет прыгать, если я сам его не подтолкну.
Подойдет ли он к самому краю?
Конечно.
Посмотрит вниз?
Определенно да.
Но решающий шаг он делать не станет. Это я его всегда толкаю или позволяю ему упасть. Вот только однажды он не сможет подняться, и виноват буду я.
У меня зазвонил телефон, но я отключил звук.
Прикрыв глаза, я слушал трек Dangerous исполнителя David Guetta, звучавший в салоне, и наслаждался ощущением вонзающейся в кожу иглы. Войдя сюда, я вдруг расслабился и, кажется, даже думать перестал. Мои конечности казались мне невесомыми, и тонна дерьма, которая давила на мои плечи, будто испарилась.
А я могу к этому пристраститься.
Я улыбнулся, представив себя через десять лет сплошь покрытого татуировками просто потому, что мне нравилась боль.
— Хочешь взглянуть? — наконец спросила Данира, тату-мастер, чья голова была украшена дредами.
Я встал и подошел к зеркалу на стене, разглядывая надпись у себя на боку.
Вчера длится вечно. Завтра не наступает никогда.
Эти слова возникли в моей голове буквально из ниоткуда, но они показались мне такими правильными. Шрифт был достаточно неразборчив, и фраза читалась с трудом — именно эту цель я и преследовал.
Татуировка предназначалась для меня, ни для кого больше.
5
Виктория
Услышав от воспитателя, что меня завтра забирают в приемную семью, я бросилась на кровать и зарылась лицом в мягкую подушку, слезы все капали и капали.
Беспомощно рыдая, я в сотый раз решила сбежать отсюда вместе с Виктором. В глубине души я понимала, что никогда не смогу уговорить его уйти со мной.
Неожиданно из окна послышался стук. Я дернулась, шокированная тем, что увидела Виктора стоящего снаружи у моего окна.
Я ахнула и, вскочив, направилась прямо к нему. Я сжала зубы, отодвинула задвижку и распахнула окно. Холодный свежий воздух ударил в лицо, я наклонилась, качая головой, все еще не веря в увиденное.
— Виктор, что ты здесь делаешь? Тебе надо уйти, сейчас же! — прошипела я. — Если тебя здесь увидят накажут.
Но глупый мальчишка только положил руки мне на плечи, подталкивая меня внутрь, перекинул ноги и забрался в комнату. Мой рот по-прежнему был открыт от удивления, и я, охваченная паникой, посмотрела на дверь.
Я просыпаюсь, задыхаясь. Альбом, который лежал у меня на животе, соскальзывает и с глухим шумом падает на пол. О, Господи. Давно у меня не было снов о прошлой жизни? Я сажусь на постели и осматриваюсь. Последние десять лет я о нем не вспоминала. За все это время я ни разу его не вспоминала, оставила в прошлом, и снов, настолько ярких у меня никогда не было.
Я опустилась на корточки, залезла под кровать. Найдя небольшое отверстие на полу в досках, я вытащила сломанную доску. Под ней была коробка. Я открыла ее и достала давно ожидавшие своего часа важные предметы. Например один сверток, он давит на грудь, напоминая о себе. Я закрываю глаза и теряюсь в воспоминаниях.
— Знаешь, ты сейчас похожа на неё. Раненая, маленькая птичка, продолжающая петь в надежде, что кто-нибудь поймёт её. Но все, что слышно — это щебет. — говорит Виктор протягивая мне свою детскую бандану.
Виктор подарил мне на день рождения, перед отъездом он сделал мне подарок. Деревянная птичка колибри.
Я открываю глаза. Я заранее знаю, что птичка поломана, но когда я вытаскиваю ее и разворачиваю бандану, моё горло сжимается от разочарования. Маленькое крыло отвалилось и теперь лежит на моей ладони.
Я много раз ее склеивала, но полной она так и стала. На месте скола виден засохший клей, но для меня это не важно. Она все равно остаётся самым прекрасным подарком на свете. Птичка была рядом с уменьшенной версией Эйфелевой башни, которую тоже подарил Виктор. У меня много маленьких подарков от него. Так же там лежит черепашка, сделанная тоже его руками, и куча монеток. Моя самая дорогая драгоценность — фотография.