Ознакомительная версия.
– Ой! – еще раз расстроилась Риточка, приступив к новой спасательной операции. – Снимай фартук, скорее, пока не промок!
И поспешила расстегнуть пуговицу на пояске Зиночкиного фартучка. Пуговка никак не поддавалась, Риточка дернула, пуговка улетела куда-то под стол, а лямка фартучка с треском оторвалась.
– Девочки, я думаю, вам надо пойти домой и там исправить нанесенный Зиночке ущерб, – спокойно предложила Антонина Михайловна, подойдя к ним, но держась на безопасном, метра полтора, расстоянии от их стола.
– Да, да! – почему-то сильно обрадовалась Риточка. – Мы сейчас пойдем домой и все исправим!
Идти домой Зиночка не могла: во-первых, она еще не знала дороги, а во-вторых, ее должна была забрать из школы бабушка, девочке строго-настрого запретили покидать школу одной, и уж тем более – с посторонними. А Зиночка – девочка послушная и правильная.
– Да ты не бойся! – улыбалась Риточка, прочтя, как с листа, все сомнения подружки на ее лице. – Мы пойдем ко мне домой, и моя бабушка все исправит! Мы тут совсем рядом живем, сразу за школой, через один дом. И дорогу никакую переходить не надо. И Антонина Михайловна разрешает!
Зиночка с сомнением посмотрела на учительницу: как это она разрешает такое безобразие – ходить без приглашения, без родителей в гости к чужим людям?
– Да, да, Зиночка, я разрешаю. Я из окна прослежу, как вы дойдете, из окна виден весь путь и Риточкин подъезд, – устало и как-то печально-торопливо заверила девочку учительница.
Значит так, на этом ничего не закончилось!
В гардеробе Риточка, переодевая сменку, покачнулась и ухватилась для равновесия за первое, что попалось под руку. Попала под ее руку Зиночкина косичка и Рита пребольно ее дернула, вырвав из косицы бант и несколько волосинок.
Ежесекундно извиняясь, тарахтя без остановки, обещая все-все исправить, Риточка изо всех сил старалась загладить уже нанесенный ущерб. Она почему-то взялась застегивать курточку на новой подружке, да так резко дернула застежку-молнию вверх, что защемила кожу под подбородком не успевшей отдернуть голову Зины.
Молнию расцепили, подбородок высвободили, Ритуля чуть не плакала от огорчения, Зина стоически молчала.
По дороге Рита продолжила изливать поток извинительных речей и, не глядя, куда ступает, все забегала вперед, заглядывая Зиночке в глаза. Да так скакнула, не заметив лужу, козой шалопутной, что грязная весенняя жижа с удовольствием обдала новые беленькие Зиночкины колготки…
К тому моменту, когда девочки наконец оказались перед дверью квартиры, в которой проживала с родными Рита, Зина являла собой наглядный экспонат побывавшего в катастрофе ребенка – мокрая до трусиков, в подранном, перекособочившемся на один бок фартуке, с развязанным, свисающим, забрызганным черт-те чем бантом на одной косичке и полным отсутствием второго на распустившихся волосах, с наливающейся синевой царапиной под подбородком, в изгвазданных грязищей белых колготках и сапожках, и в куртке, карман которой был оторван с мясом, когда за него ухватилась Риточка, споткнувшись обо что-то у самого подъезда.
А Маргарита Ковалева сияла чистотой нетронутого одеяния, накрахмаленными, без единой лишней складочки бантами, начищенными до блеска сапожками и ослепительной улыбкой!
Ей не перепало ни единой компотной капли и ни единой капли из грязной лужи, ее никто не дергал, не застегивал, не вытирал салфетками, не теребил, за косы и карманы не хватал! Как отправили ребенка поутру в школу, таким же чистым и аккуратно-опрятным он и вернулся домой.
Дверь распахнулась, и остатки мыслительного процесса Зины Ковальчук, каким-то чудом не угробленные пока шоком от «общения» с новой подругой, были окончательно и победно уконтрапуплены невероятным зрелищем – пред ней предстала большая, монументальная, как Родина-мать, женщина! Большая – в смысле высокая-широкая, особенно по меркам малюсенькой Зины. Верхняя и нижняя части тела женщины потрясали необъятной широкомасштабностью, а между ними имелась талия, такая талия-талия, тоже необъятная, но не терявшаяся в объемах.
Зинуля впала в благоговейный ступор, раскрыв рот и уставившись во все глазенки на дивное видение. Пожалуй, если бы она узрела ежика, делающего сальто, это зрелище привело бы ее в го-о-ораздо меньшую – особенно на фоне сегодняшних событий – в никакую, нулевую, стадию обалдения!
– Лева! – спокойно и громко прокричала женщина, обозревая Зиночку с ног до головы. – Риточка привела новую потерпевшую! Проходите, девочки!
Так и не захлопнувшую рот Зинулю, неотрывно рассматривающую крупноуважаемую «Родину-мать», втащили в прихожую, в которой тем временем образовался не менее колоритный персонаж – высокий, худой мужчина, с седыми длинными кучеряшками, растущими во все стороны от круглой, правильной формы, лысинки на голове.
– Що у нас тут, Симочка? – весело поинтересовался мужчина.
Зина, повернув голову, посмотрела на него, вдруг почему-то подумала, что ее сейчас начнут готовить и есть, как в самых страшных сказках!
– Лева! – попеняла женщина. – Ты таки напугал ребенка!
– Зиночка! – затараторила Рита. – Ты не пугайся, это мои бабушка и дедушка, они сейчас все-все исправят!
Перепуганная, ничего уже не соображающая Зиночка кивнула, переводя затравленный взгляд с бабушки на дедушку, и почему-то выдавила из себя писклявым фальцетом:
– Не-е здрасте…
Она хотела поздороваться по-настоящему, как и положено воспитанным правильным девочкам, честно-честно! Она и предположить не могла, и знать не знала, что можно так взять и сказать вообще: «Не здрасте!» Да никто так не говорит, это совсем уж неправильно, и почему так скакнуло с языка…
У Зиночки стали наворачиваться слезы на глаза.
– Симочка, я так понимаю, що ми имеем особо тяжелый случай! – разволновался мужчина, видя Зиночкины мучения.
– Да уж, Лева! Що ми имеем – таки ми имеем у весь профиль! Риточка, ты що сделала с ребенком?! – сурово вопрошала у внучки бабушка.
– Это моя подруга! – защищалась Риточка, по ходу объявляя и громкий статус, присвоенный Зиночке. – Навсегда! Она – сама лучшая девочка в мире!
– Перспективка, скажу я тебе, моя дорогая, не из самых приятных для этой девочки! – остудила красноречие внучки бабушка, и совсем другим голосом, нежно-задушевным, взяв Зиночку за ладошку, заговорила с ней:
– Идем, маленькая, все будет хорошо. Сейчас мы тебя умоем, причешем, все вещи починим, постираем и накормим пирогом.
И Зиночка сразу передумала плакать, пугаться и расстраиваться, поверив всем обещаниям этой женщины. Ее раздели, помыли под душем, укутали в смешной махровый халатик (наверное, Риточкин), усадили за большой круглый стол на кухне, подальше от претендующей на роль подруги до скорого, с такими темпами, гроба Риточки и накормили вкусным-превкусным пирогом с малиновой начинкой. А еще – напоили чаем с лимоном и сахаром. И так ей стало спокойно, легко и радостно, словно она попала в дом родной.
Ознакомительная версия.
