но очень быстро берет себя в руки. Его хладнокровию стоит позавидовать.
— Так вот и встречайся с ним на нейтральной территории. Так, чтобы никто не знал!
— Мама, можно я сегодня не пойду в садик? — Марк влетает в кухню ураганом и обнимает мои ноги.
— Нельзя, — Князев подхватывает сына на руки, — пошли собираться. Я тебя сам отвезу. Мама себя плохо чувствует.
— У нее пальчик болит?
— Пальчик, ага, — Миша подбрасывает Марка в воздух, ловит, а тот визжит, оглушая всех в радиусе пяти километров.
— Я его одену, — вытягиваю руки, чтобы забрать ребенка, но муж поворачивается ко мне спиной.
— Я сам. Не напрягайся.
Провожаю их взглядом и присаживаюсь на стул.
Я опустошена. Раздавлена свалившейся правдой. Я и раньше знала, но отгораживала нас с сыном от происходящего. Пряталась от реальности.
Искала ту самую лазейку, а когда нашла, не желала и носа из нее показывать.
Да, будет глупо прикидываться полностью несчастной. Все эти семь лет я отлично жила, если не брать в расчет наш брак.
У меня есть любимая работа, прекрасный сын, друзья, хобби. Я много путешествую, коллекционирую картины…
У многих нет даже малой части того, что есть у меня. Многие даже не поймут этих душевных терзаний, что меня сейчас посетили, просто потому, что у каждого свои проблемы. У большинства более приземлённые. Но разве мне от этого легче?
Я так сильно ненавидела этого человека, что в один прекрасный момент, начала принимать это чувство за какую-то симпатию. Мазохистскую.
Именно так моя психика защищалась все эти годы. Разыгрывала в голове спектакль, что муж-то не так плох. И живу-то я в принципе тоже нормально. Не хуже других, где-то даже лучше. Зачем нагнетать?
Выдыхаю и поднимаюсь в спальню. Принимаю душ, переодеваюсь и еду на работу.
Как только Марк пошел в садик, я сразу вернулась на канал. Наш местный, где я веду новости. Еще до свадьбы закончила журфак. Долго работала в местной редакции, а потом перешла на телик.
Пока сажусь на грим, смотрю видео, что воспитатель Марка скинула в общий чат.
Умиляюсь, как мой ребенок читает стихи, и делаю глоток кофе.
— Даш, может, волосы наверх уберем сегодня?
— Давай лучше просто хвост.
— Окей.
Как только Рита заканчивает приводить мои волосы в порядок, открываю шкаф и выбираю, в чем буду сидеть в эфире. Все эфирные вещи хранятся в рабочем гардеробе по секциям. На одной половине шкафа, в его нижней части, мои, сверху — Катины, в соседней половине — наших мужчин-ведущих.
Переодеваюсь.
До эфира чуть больше часа. Все это время читаю новости, чужие в прессе, и свои, которые сформировала и выписала на основе дневной сводки.
В студию попадаю за десять минут до выхода в эфире. Поправляю волосы, раскладываю папку с листами перед собой и делаю быстрое упражнение на дикцию.
Зажимаю ручку между зубов и читаю пару абзацев сводки с листа.
Как только начинается включение, фокусирую взгляд на телесуфлере.
Сегодня у меня обеденный эфир, поэтому за Марком заезжаю около пяти. Забираю ребенка из сада и везу на занятие по плаванию, на котором и сама присутствую. Подбадриваю его нырки под воду.
Домой приползаем около семи. Ужинаем, играем, делаем пару упражнений на дикцию. Марк просто в восторге, тараторит без умолку. Смеется. Я тоже.
Когда слышу шум подъехавшей к дому машины, переглядываюсь с сыном.
Марк вскакивает на ноги и с визгом бежит вниз, не переставая выкрикивать: «Папа приехал!»
Собираю разбросанные игрушки, раскладываю все по корзинам и, погасив в детской свет, спускаюсь на первый этаж.
Миша стягивает галстук и бросает его на диван в гостиной. Закатывает рукава рубашки и садится на пол, где Марк уже расставил машинки. Игрушки у нас валяются по всему дому, нет смысла ставить корзинки только в одной комнате, он все равно их растащит и разложит в каждой.
В половине девятого помогаю сыну надеть пижаму и укладываю его спать. Сама еще минут сорок лежу с ним рядом, прислушиваюсь к тихому сопению.
Интересно, что ему снится?
К себе иду вымотанная. Натягиваю сорочку и забираюсь под одеяло. Беру с тумбочки книгу и открываю страницы, между которых вложена закладка.
Слышу отчетливые шаги за дверью и очень удивляюсь, когда она открывается.
— Поговорим? — Миша появляется в моей спальне впервые за… Я даже не знаю, за сколько лет. Проходит вглубь комнаты.
— Давай, — перебираюсь на край кровати.
— Я все обдумал сегодня, — Миша выдергивает стул из-под моего столика для макияжа. Садится. — Если тебе нужен развод, можешь подавать заявление. Но сын останется со мной.
Тут же покрываюсь холодным потом. Начинает знобить лишь от одной мысли, что он отберет у меня ребенка.
— Ни за что. Марк будет со мной.
— Ты же прекрасно понимаешь, что суд в этом городе ни при каких обстоятельствах не оставит тебе ребенка, Дашка. Ты это знаешь и все равно просишь… Не выйдет по-хорошему, снова решишь сбежать? Через сколько тебя нашли в прошлый раз? Кажется, девять часов, — Миша пожимает плечами. — Я никогда не принуждал тебя меня любить или как-то хорошо относиться, мне хватает твоей ненависти, поверь. Но сына я не отдам. Можешь съехать, пожить одна. Подумать. Решить. Будешь приходить к Марку в гости.
— Ты меня шантажируешь? Открыто упиваешься своим превосходством в этом вопросе, да? Просто играешь чувствами нашего ребенка.
— Нет. Я просто решаю вопрос и, когда этого требуют обстоятельства, делаю это жестко.
— Ты врал мне, когда говорил, что если у нас будет ребенок, то мы сможем развестись, — резко поднимаюсь на ноги. — Врал о том, что он будет связью между семьями и бизнес не пострадает. Врал, когда делал вид, что тебе так же противна эта свадьба. Ты врал, а сам наслаждался моей болью. Упивался ею, прекрасно зная, какой человек мой отец на самом деле. Он же совсем не добрый самаритянин, каким его все вокруг считают. Если бы я тогда отказалась от свадьбы, он бы убил Влада, а меня упрятал в психушку. Ты это знал и не отказался от свадьбы. Наоборот, потакал ему, ради денег. Ради своей выгоды. Тебе было плевать, что я тоже живой человек. Тебе все эти семь лет было на это плевать. Сколько я еще буду так жить? Играть в эту дурацкую семью? Я хочу
