Только Тася. И то недолго, подумает, что я уже давно умчалась к морю. Плачу до колик в животе. Понимаю, что опух нос, лицо раскраснелось. Ещё та красотка. Но пусть так, чем будет рассматривать меня своими злыми глазами и возбуждаться.
Я выхожу из кабинета и пытаюсь восстановить дыхание.
Что за хуйня? Зубастая? Не таким зубы ломали. Неужели не понимает, что я с ней пока еще нежно разбираюсь. Придумала хуйню про сестру, корчит из себя что-то, идиотка. Лучше бы просила прощения, ртом, посасывая мой член. А она дракона будит. Я же в гневе бешеный, она видела, ей ли не знать. Зашла в кабинет, когда я отвечал на неприятный звонок, говоря на языке насилия. Ох и вкусно сосала, пока я гремел в трубку, что и кому светит, если перейдут дорогу мне.
Захожу в комнату к охране и внимательно слушаю их отчет. Все, что о ней узнали и как ее брали. Смотрю запись из машины, и не понимаю, какую упоротую игру ведет эта баба. Впрочем, плевать. Мое настроение, как и расположение к ней, стремительно ползло вниз. Ответов у парней нет, а значит нужно ехать к Белякову.
Но сперва урок.
Возвращаюсь в кабинет в полной боевой готовности. Подхожу к стулу, развязываю её, оставляю лишь наручники. Поднимаю со стула и толкаю к своему столу. Нагибаю раком и рывком сдираю трусики. Эта херня ей не понадобится в ближайшее время в принципе.
– Эта красивая круглая попка будет радовать мой взгляд обнаженной отныне, – говорю холодно, в приказном тоне, – и ляпни хоть слово поперек, она будет радовать не только мой глаз, но и мой член, а я помню, что ты это не любишь.
Ногой раздвигаю ее ноги и становлюсь на колени. Касаюсь языком ее плоти. Люблю вкусных баб. И эта именно такая. Руками развожу шире ее ноги и измываюсь над ней, пока не слышу всхлип оргазма. Кончает так бурно, что сотрясается всем телом. Целую внутреннюю поверхность ее бедра и поднимаюсь, подрачивая член. Тыкаюсь головкой в промежность. Хочу, чтобы она отсосала, но не хочу видеть эти бесстыжие васильковые глаза заплаканными. Актрисулька хренова. Тает же в моих руках, сука.
Злость кроет с новой силой, и я толкаюсь вперед, вхожу, ощущая жар и тесноту ее тела. Она не была такой узкой раньше. Или просто поза такая? Хер знает, но мне это нравится.
– Ненавижу тебя! – взвизгнула, когда я размашисто вышел и вновь вошёл в нее.
Сцепила зубы и отвернула голову в сторону, подавляя рыдания.
Я ей не отвечаю. Кладу руки на талию и просто продолжаю брать, брать так, чтоб эти блядские рыдания ушли и сменили стоны наслаждения. И я это, блядь, умею. Только самому концерт огня не добавляет. Резко выхожу, хватаю за наручники и разворачиваю ее к себе, сажу на край стола и возвращаю член в нее. Кладу ладонь к ней на затылок и хватаю за волосы, притягиваю к себе и целую. И тут меня как будто прострелило. Ее сладкий рот просто сводит с ума, а это детское сопротивление добавляет перчинки.
Мне не сопротивляются. Я могу взглядом заставить человека делать что угодно. Своим членом я могу заставить баб и украсть, и что покруче за одну его благосклонность. А тут пигалица какая-то, а гонору сколько. Цепляет. Сука.
Хватаю ее за бедра сильнее и в комнате слышны лишь шлепки наших тел. Меня словно с цепи срывает. Отрываюсь от ее рта и жадно, как коршун добычу, терзаю ее кожу. Шея, мочка уха, ключица, линия лица, все будет фиолетовое от засосов.
Дышит так сбивчиво и протяжно, что уши режет. Вижу, что прикрыла глаза и старается не реагировать на мои поцелуи. Сука. Вижу же, что лажово играет. Так же кайфует, как и я, насаживая ее на свой член. Неожиданно напряглась, зыркнула на меня беспомощно и дернулась.
– Я ненавижу тебя! – взвизгнула протяжно и задрожала в моих руках.
Не играет, как всегда кончает бурно и долго.
Делаю пару агрессивных толчков и тоже кончаю, не отрывая от нее пылающего взгляда.
Когда дыхание приходит в норму, мое лицо принимает привычное холодное выражение.
Выхожу из нее, снимаю презерватив, стаскиваю и швыряю в мусорное ведро.
Возвращаюсь к столу, подхватываю девчонку, перекидываю через плечо, и выхожу с ней из кабинета, не заботясь, что мы голые. Вообще похер. Я у себя дома.
Поднимаюсь в гостевую и скидываю ее поперек широкой кровати, подхожу к тумбе, беру ключ от наручников и освобождаю ее руки.
– Горничная принесет тебе еду и одежду. Один неправильный шаг пока меня не будет – Глеб с Борисом устроят тебе рандеву. Головами за тебя отвечают.
– Не жадный? – хмыкает вяло и трет запястье, – или вы по-братски делитесь одной бабой?
– Хочешь быть только моей? – издевательски изгибаю бровь и в упор смотрю на девчонку.
– Ничьей не хочу быть, – падает на подушку, а второй прикрывает голову, слышу, что опять рыдает.
– Пока слушаешься меня, можешь ни о чем не волноваться – никто тебя пальцем не тронет. Ослушаешься – ты сама по себе.
– У меня нет твоих денег! И никогда не было. Свали уже с глаз, иначе я тебе глаза выцарапаю! – взвилась моя лиса и слетела с кровати. – Ты проиграл, потому что не ту сестру поймал, ещё один твой прокол, Стрельцов.
– Я это выясню. Но тебе однозначно плохо будет. Если ты пытаешься меня обмануть – ты знаешь, что я делаю с теми, кто мне врет. Неприятное, кровавое зрелище. И много твоего нелюбимого секса в эту очаровательную попку ждёт тебя в будущем. Если ты не врешь и вас реально двое, во что я не верю, потому что трахаешься ты также, то тебе же хуже. Придётся тебе отвечать за сестричку, помогать в ее поисках и возвращать деньги.
Близняшек я ещё не трахал. Почему-то именно эта мысль кольнула сознание.
– Больное животное! Пусть твои псы ищут Кару, если сегодня облажались, – начинает истерично смеяться и опускается на пол у кровати, обнимает колени руками и опять рыдает.
– Ты льстишь себе, если думаешь, что можешь позволить себе отдавать хоть какие-то команды в этом доме.
Слушать рыдания больше не могу, заебала. Выхожу из комнаты, иду в душ и долго
