Выхожу через главный вход, спускаюсь по лестнице, замечая дядю Мишу со шлангом. Сначала хочу крикнуть, но закусываю губы, одергивая себя. Иду к мужчине, встаю позади.
– Доброе утро, – привлекаю к себе внимание. – Ай! – взвизгиваю, потому что мужчина резко оборачивается ко мне и окатывает ледяной водой из шланга.
– Девочка, ты меня напугала! – мужчина тут же убирает шланг. В растерянности утираю лицо. Осматриваю себя. Платье мокрое, прилипает к телу, по ногам стекает вода.
– Простите, – начинаю трястись от холода. – Люба просила вам передать, что в восемь привезут подкормку, – трясусь. Несмотря на то, что на дворе конец мая, по утрам еще прохладно.
– Хорошо, спасибо, ты извини. Беги быстрее в дом, простынешь еще, – виновато произносит мужчина.
– Ага, – киваю.
Разворачиваюсь, но останавливаюсь, поскольку замечаю, как с балкона второго этажа на меня смотрит мужчина. Тот самый, с которым я вчера столкнулась в коридоре. Он курит, облокотившись на перила. Спокойный, уверенный в себе. Обнимаю себя руками, пытаясь прикрыться, чувствуя себя обнажённой и уязвимой под его темным взглядом. Мужчина в спортивных штанах, но с голым торсом. Мне бы бежать, но я не могу сдвинуться с места, словно его пронзительный взгляд держит, не отпуская. Мужчина склоняет голову и глубоко затягивается, выпуская густую струйку дыма. На его груди татуировка, уходящая на плечо. Не вижу рисунка, что-то мрачное и черное.
– Девочка, ты чего застыла? Беги быстрее, – дядя Миша приводит меня в себя. – Доброе утро, Демьян Ростиславович, – здоровается с мужчиной.
– Доброе, Михаил, – отзывается мужчина, но продолжает смотреть на меня, а взгляд совсем не добрый.
Срываюсь с места, оббегаю дом, направляясь к нашим комнатам. Влетаю в домик, закрываюсь. Это и есть хозяин дома. А я уже второй раз зависаю на нем, как дура. Ничего не могу с собой сделать. Меня пугает и парализует этот мужчина
– Ты чего? – распахивает глаза Василиса, выходя из ванной.
– Так вышло, – развожу руками. – Есть еще форма?
– Возьми в шкафу.
Только сейчас замечаю, что девушка хрипит, бледная, а щеки неестественно алые. Выглядит плохо.
– С тобой все хорошо? – подхожу ближе, прикасаюсь холодной рукой к ее лбу. – Да ты горишь!
– Ага, что-то как-то не очень. Есть аспирин?
– Да, – кидаюсь к сумке, высыпаю из пакета все таблетки. – Вот противовоспалительное и от боли в горле, а вот это нужно развести теплой водой.
– Да у тебя тут целая аптека, – вяло улыбается Василиса.
– Это все мама... – отмахиваюсь я.
Люба не допустила Василису к работе, заставила ее лечиться и не высовываться из комнаты. Я осталась одна и снова в панике. Я совсем не знаю дом.
– Так, успокойся, ничего страшного. Представь, что ты официант. Я подаю блюда, ты ставишь на стол и забираешь грязные тарелки. Все, ничего страшного, – успокаивает меня Люба, когда мы накрываем стол к завтраку.
Столовая очень светлая, с панорамными окнами. Стол длинный, на массивных резных деревянных ножках, скатерть белоснежная, стаканы и приборы кристально чистые. Спасает меня то, что я подрабатывала на полставки официанткой в ресторане.
– Сметану к блинам отнеси, и варенье, – велит мне Люба.
Прохожу в столовую и снова замираю на пороге. За столом уже сидит хозяин. Собранный, в белоснежной рубашке, с высоким воротником-стойкой, на руке часы с золотым браслетом. Он что-то листает в телефоне, не обращая на меня внимание.
Дарина, не будь дурой, возьми себя в руки. Это просто человек. Очень богатый, влиятельный, серьезный, статусный, но человек, и он тебя не съест!
Собираюсь, иду к столу, составляя вазочки и стараясь не смотреть на мужчину.
– Если ты не спустишься к завтраку, твоя карта чудесным образом опустеет!
Вздрагиваю, когда раздаётся грубый и категоричный голос мужчины. Поднимаю глаза, замечая, что он разговаривает по телефону.
– Немедленно! – повышает голос и кидает телефон на стол. Сглатываю, когда мы встречаемся взглядами.
– Доброе утро, – пищу я, вспоминая правила приличия.
– Имя?
– Что? – вновь включаю дуру.
– Как тебя зовут? – выгибает брови. Голос спокойный, но холодный, словно я ему совсем не нравлюсь.
– Дарина, – отзываюсь я, выдавливая из себя улыбку. В ресторане нас учили улыбаться клиентам. Но, похоже, в этом доме это лишнее, мужчина смотрит на меня, как на идиотку. Прячу улыбку.
– Кофе, Дарина, – распоряжается мужчина.
– Да, конечно, – убегаю. Сердце почему-то колотится, как сумасшедшее. Мысленно себя ругаю: если я не соберусь, меня точно уволят.
– Люба, кофе!
– Вот, – указывает глазами на кофейник. – Прекрати трястись, побьешь мне посуду, – наказывает женщина.
Киваю, беру кофейник, иду в столовую. Хозяин уже не один, за столом по его правую руку сидит парень, примерно мой ровесник. В отличие от мужчины, парень в помятой футболке и с растрёпанными волосами.
– Не начинай! – отмахивается парень, жадно выпивая стакан сока. – Я совершеннолетний, у Димона был ДР. В чем проблема? Ты можешь отрываться в своем клубе, трахая своих баб, а я нет?
Кусаю губы от слишком грубых слов парня. Как я понимаю, это сын хозяина, они очень похожи.
– Кофе мне здесь нальют или нет?! – вдруг вскрикивает парень, смотря на меня.
– Да, конечно, – срываюсь с места, иду к парню и аккуратно наполняю его чашку напитком.
– Ты что, щенок, совсем берега попутал! – рявкает мужчина.
Вздрагиваю, и немного кофе из кофейника выплёскивается на ноги парня.
– Ой, простите, – мямлю, ставлю кофейник на стол, хватаю салфетку.
– Ты вообще кто такая, безрукая?! – повышает голос парень и соскакивает с места, морщась. – Где Васька?
– Василиса заболела, я новая горничная. Дарина, – оправдываюсь, подавая парню салфетку. – Простите, пожалуйста.
Боже, какая я безрукая! Оглядываюсь на мужчину, словно он может мне помочь. Но хозяин просто наблюдает, стискивая челюсть. Правильно, я его сына ошпарила. Что он должен? По головке меня погладить?
– Свали отсюда! – велит мне парень.
– Да, – иду на выход, пытаясь не расплакаться.
– Дарина! – останавливает меня мужчина. – Займись своей работой. Пока я твой работодатель, и подчиняешься ты мне, как и все в этом доме, – делает акцент на последней фразе, смотря на сына. – Я еще жду свой кофе.
Киваю, снова подхожу к столу, беру кофейник, наполняя чашку мужчины.
– А ты, щенок, сядь на место! – приказывает сыну. – Я смотрю, ты силу в себе почувствовал и власть, которой у тебя нет.
Убегаю на кухню. Люба уже составляет на поднос две тарелки.
– Блинчики - Демьяну Ростиславовичу. Омлет - Ироду.
Киваю, беру поднос. Уже не нужно пояснять, кто такой Ирод, и так понятно. Возвращаюсь в столовую.
– Взрослый, самостоятельный, борзоты где-то хапнул, – иронично усмехается мужчина. – Ну тогда: карты, ключи от машины и квартиры выложи мне на стол и вперед - пошел самостоятельно жить.
– Ну, конечно, снова попрекаешь тем, что должен мне дать, – парень брезгливо отодвигает тарелку с омлетом и с грохотом кидает вилку на стол, она отскакивает и падает на пол. Подхожу, наклоняюсь, чтобы ее поднять.
– Стоять! – рявкает на меня мужчина. – Он ее кинул, он ее и поднимет.
Выпрямляюсь. Руки трясутся. У меня нет отца. Мама всегда воспитывала меня мягко, никогда не повышала голоса. Я не привыкла к такому агрессивному общению между родными.
– Ты что-то попутал, Марк. Как сыну, я дал тебе все до твоего совершеннолетия. Дальше не обессудь: или ты играешь по моим правилам, или по своим, только без моей поддержки. У тебя право выбора.
– Да какой, на хрен, выбор?! Ты же не подпускаешь меня к своим делам. Ты скорее своему псу Андрею передашь дело, чем сыну! – Марк поднимает на меня свирепый взгляд, и я только сейчас понимаю, что стою, как вкопанная, и ошарашенно подслушиваю. Не нахожу ничего лучшего, чем развернуться и убежать на кухню.
– Снова ругаются? – интересуется Люба, качая головой. Киваю. – Не обращай внимания. Демьян Ростиславович еще очень мягок с Иродом.