знакомая.
Пётр Семёнович уводит Лину. Только не ругайте её за незнание. Ведь это не её проблемы и она вообще случайная знакомая, которой почему-то не всё равно на меня как всем остальным.
Обидно, что отец даже не увидел того момента когда я встал на ноги, хотя о чём я ведь он пожалел тогда, что меня откачали…
Слышу, в палату кто-то заходит. Перед глазами возникает Лина, она присела около кровати.
— Держись — тихонько касается моих пальцев — пальцами шевелишь без боли? — растерянно спрашивает.
Что ей наплёл Пётр Семёнович.
Не могу не улыбнуться её растерянности.
— Хорошо — сжимает мои пальцы.
Её ладошка такая тёплая, не хочу отпускать, хочу ещё немного погреться и сжимаю маленькие пальчики. Они похоже на ту, что помогала мне сегодня пережить всё это, но не те…
Немного клонит в сон, и прикрываю глаза.
— Тебе, наверное надо поспать после всего — говорит Лина тихо и я соглашаюсь с ней, правда молча.
Ощущаю едва заметные прикосновения к голове, она тихо поглаживает. Поглаживает? Ко мне никто не прикасался так давно, наверное из-за этого мозг поплыл и начал расслабляться, что- ли, а я проваливаться куда-то где нет боли, где тепло и хорошо и Ник, улыбающийся сидит на зелёной лужайке. Как давно я его не видел…
Слышу резкую трель и открываю глаза, вздрагиваю от неожиданности и позвоночник простреливает такой болью, аж слёзы наворачиваются, пытаюсь немного выдохнуть, как учила меня та девушка в операционной.
— Прости, мне пора, держись — протараторила Лина и поддерживающе сжала мои пальцы.
Я что уснул, а она всё это время была здесь? Её телефон разрывается трелью.
— Спасибо — язык наконец-то поддался, и мне удалось хоть что-то сказать. Отпускаю её тёплую ладонь, и она выскакивает из палаты.
Странно что-то давно забытое и похороненное на дне души, вдруг даёт о себе знать. Отчего-то особенно остро сейчас ощущаю своё одиночество. У меня никого нет, ни друзей ни родных, ни девушки. До этого момента меня всё устраивало, но сейчас, отчего-то хочется, чтобы кто-то был рядом, взял тебя за руку и не отпускал. Кто-то родной.
Ой что-то я стал сентиментальным слишком. Выдыхаю и прикрываю глаза, опять становиться холодно очень, прижимаю руки к груди они тёплые вроде бы, странно, что со мною вообще…
Марина.
В палате Руслан лежит один. Он отвёрнут от входа, лежит на боку и укрыт почему-то простынёй, а не одеялом. Его трясёт всего. Он замёрз? Обхожу его и присаживаюсь перед ним, чтобы он не поворачивал голову ко мне. Он внимательно смотрит на меня. У него очень красивые голубые глаза, очень яркие и такие светлые с небольшими вкраплениями. В них можно утонуть.
Кладу лёд на тумбочку рядом с кроватью.
— Ну как ты? — спрашиваю.
— Холодно — сказал тихо.
А я лёд хотела приложить. Странно почему его не укрыли ведь ему сейчас шевелиться практически нельзя.
— Подожди, сейчас — я поднялась и беру одеяло.
Укрываю его по плечи, и наклоняюсь, тихонько подтыкаю одеяло под спину. Ему бы барьер какой-то сделать, ведь нельзя поворачиваться пока.
Он прижимает руки к груди и прикрывает глаза.
У него случайно не температура поднимается?
Прикладываю ладонь к его лбу, и он распахивает глаза, смотрит на меня с удивлением.
Лоб, слава Богу — не горячий.
— Температуры вроде бы нет — говорю ему — сейчас согреешься.
Он внимательно смотрит на меня, а я не могу оторвать взгляд от его невероятных голубых глаз. Так приплыли, включай мозг Марина.
Надо сделать ему барьер, пытаюсь немного отвлечься от него и обхожу его.
— Спасибо — тихо говорит и чуть касается моей руки, его пальцы просто ледяные.
Останавливаюсь и беру его за руку.
— Ты так замёрз — присаживаюсь перед ним и беру его вторую руку.
— Сейчас немного теплее стало — говорит, немного заикаясь, так как его всё ещё потрясывает.
Присаживаюсь около кровати и начинаю растирать его пальцы, чтобы быстрее согрелись.
Он очень удивлённо смотрит на меня. У него очень красивые руки, длинные пальцы, ладони не мягкие, даже чуть грубоватые, словно он работает ими всё время.
Его пальцы стали намного теплее.
— Вот так уже лучше — отпускаю его руки, понимая, что увлеклась этим растиранием, но он так внимательно смотрел на меня, словно сомневался в чём-то.
— Спасибо — сказал немного хрипло.
Наверное, в горле пересохло.
— Ты пить не хочешь? — решила уточнить.
— Хочу — сказал хрипловато.
— Подожди, сейчас принесу воды, или чего-то ещё хочешь?
— От горячего чая не отказался бы — уголки его губ поползли вверх.
— Хорошо, сейчас посмотрю, что можно сделать — говорю ему и выхожу из палаты в поисках автоматов с напитками.
Странно, почему-то раньше ни к одному из пациентов не было такой привязанности, как к Руслану. Отчего-то хочется помочь ему, сделать для него хоть что-то, чтобы ему стало лучше. Это, наверное, отходняк от такой его операции сегодня.
И почему его девушка, выбежавшая из палаты, не помогла ему согреться и даже не укрыла его? Да как то странно всё это.
В автомате выбираю воду без газа, чёрный чай без добавок и беру сок ради трубочки, ему же тяжело двигаться сейчас.
Возвращаюсь в палату. Руслана перестало трясти, согрелся наверное.
Ставлю на тумбочку воду и чай. Он пытается приподняться, но тут же морщится и тихо стонет.
— Не двигайся — пресекаю все его попытки — я помогу тебе.
Он рвано выдыхает, в глазах почему-то застыли слёзы. Наверное, сильно больно.
Открываю бутылочку воды и опускаю в неё трубочку от сока. Подношу к его губам.
— Вот так — подаю ему трубочку и он жадно втягивает в себя воду, прикрывая глаза.
Делает три глотка и выпускает трубочку из губ.
— Спасибо — выдыхает с облегчением.
— Как на счёт чая?
— Я согрелся уже пусть постоит. Я потом сам дотянусь до него.
— Хорошо — ставлю бутылочку на тумбочку и вспоминаю про лёд — раз ты согрелся, может приложим лёд к пояснице, он поможет немного расслабиться мышцам и уменьшит отёк. Надо было конечно сразу после операции приложить, но тебя быстро увезли, а когда я вспомнила, Пётр Семёнович меня к себе позвал, поэтому я принесла, как только смогла.
— Давай попробуем — он выдохнул и хотел оттянуть одеяло.
— Я сама, не шевелись пока — беру лёд и наклоняюсь над Русланом Поднимаю одеяло и прикладываю лёд к пояснице, через простыню, он всё же вздрагивает.
Тихонько провожу руками по
