Это рай или ад?
Господи, какая, к чёрту, разница, если здесь меня встречает Глеб!
Я хочу улыбнуться. Хочу протянуть руку, чтобы коснуться его лица, испещрённого морщинами. Хочу узнать, какая на ощупь его густая борода. Но свет исчезает, забирая у меня и придуманный образ мужчины из прошлого.
2. Глеб
Когда в сырой взвеси, осевшей в ущелье, начинает явственно накрапывать дождь, я вздыхаю и зову своего пса:
– Бимка, домой! Где дом?
Он навостряет уши, но устремляется вперёд, всё дальше отдаляясь от меня, уходя всё дальше от дома.
Я осматриваю расположение низких туч и хмурюсь. Сейчас вольёт! Размоет все тропы, дороги. Как бы беды не случилось! Тяжёлые будут ближайшие пару дней.
Бимка, он же вельш-корги пемброк с заковыристым именем из родословной – Бартоломью Бимо Алтай Принц Кузбасский – изредка оборачивается на меня с фирменной улыбкой и словно подмигивает одним глазом, мол, давай, пап, догоняй. Его должны были поить воображаемым чаем из кукольных чашечек на светских приёмах и балах среди других игрушек; он должен был задорно бегать по детским площадкам, должен был догонять по дорожкам парка удаляющиеся велосипеды или катиться, высунув от удовольствия язык, в забавном шлеме в корзинке одного из них… Он должен был принимать участие в выставках, а не месить грязь где-то в горах Алтая. Но пёс принимает жизнь такой, какая она есть, какая доступна. Ему нравится просто бежать по лесу, вот и тянет меня всё дальше и дальше, невзирая на погоду. В отличие от меня, он не может представить, какой была бы его жизнь, если бы не стечение обстоятельств.
Ещё некоторое время я уступаю, следую за псом. Но когда дождь усиливается, я добавляю в голос стали и кричу:
– Бимо, а ну возвращайся назад!
Этот негодник со скулежом бросается в противоположную от меня сторону – дальше по едва различимой тропе, и я ускоряюсь, чтобы догнать пса и взять на поводок. Однако перед развилкой он плюхается на зад, наклоняет голову набок, пасть растягивается в улыбку, и Бимка высовывает язык.
– Ах, ты, негодник! – щёлкаю ему по носу пальцем. – Непослушный мальчик! Сказано: домой, значит, домой.
Раскрываю карабин, но только собираюсь пристегнуть поводок к ошейнику, как Бим улепётывает в сторону кустов. И снова плюхается на зад.
– Думаешь, я играть с тобой буду? Нет, Бимо, скоро будет ливень. Нам нужно возвращаться. Дома покидаю тебе мяч. – обещаю ему. Пес пятится назад, просяще поскуливая. Я качаю головой и говорю: – Ну уж нет! И шагу больше не ступлю. И вообще, я разворачиваюсь и ухожу один. Хочешь, оставайся тут один.
Усмехаясь себе под нос, разворачиваюсь и правда делаю несколько шагов от Бима, но всё же оглядываюсь. А его уже и след простыл. Чертыхнувшись, снова бросаюсь за ним, на этот раз точно намереваясь без лишних церемоний схватить его за ошейник и пристегнуть чёртов поводок.
Догоняю нашкодившего пса, хватаю за ошейник, заставив замереть на месте, но он словно в одно место ужаленный начинает извиваться и лаять на меня. Я опускаюсь на корточки.
– Эй, дружище, ты чего? – спрашиваю, почёсывая между ушами. – Бимка, ну куда ты меня тянешь? – Пёс скулит, пытаясь вырваться, и я тяжело вздыхаю: – Ну ладно, будет по-твоему. В первый и последний раз!
Он нетерпеливо вертится, пока я пристёгиваю поводок.
– Давай, Бимо, беги, куда хотел! – разрешаю ему, и он срывается с места.
Ведёт меня к подножию скал, где проходят туристические тропы. Ну, если шашлык учуял, я ему устрою сладкую жизнь!
Ещё издали вижу что-то жёлтое, и это не очередное дерево. Я притормаживаю, подтягивая пса к себе, едва различаю в этом пятне куртку. Ветронепроницаемую, влагозащитную куртку ярко-жёлтого цвета, одетую на лежащем навзничь теле.
– Сидеть, Бимо! – велю я. Тон мгновенно говорит ему, что шутки шутить мы закончили.
Я привязываю поводок к стволу тоненького деревца и сразу же бросаюсь к месту происшествия. Месту падения, как оказывается при ближайшем рассмотрении.
Женщина. Летела спиной. Я прослеживаю вероятное место срыва, амплитуду падения, отмечаю переломанные ветви деревьев, изучаю неглубокий ручей, в котором она лежит. Подхожу ближе. Ноги утопают в мягкой кашице грязи примерно по щиколотку. Хороший расклад.
Склоняюсь над телом. Осторожно убираю с лица тёмные волосы, и сердце пропускает удар.
Лада.
***
“Позывные дождя в полутёмной беседке.
Осень тянется в запертой клетке
Долго, долго до самой весны.
Ты узнаешь её из тысячи
Её образ на сердце высечен.”
(примечание автора: слова песни группы Корни “Ты узнаешь её”, автор текста (слов): Жагун П.)
Я узнаю её из тысячи… Из миллионов узнаю. Из всех восьми миллиардов на Земле узнаю! Даже ослепнув, даже перестав существовать…
Невозможно не узнать, если именно её образ первым пробуждается в сознании по утрам, если её имя шумит в голове, если в памяти возникает её голос. Если я помню её запах, цвет глаз, каждый изгиб тела; какая приятная на ощупь её кожа… Хотя не должен, это чудовищно неправильно, но против правды не попрёшь. И это последняя ситуация, в которой я мог бы лгать самому себе.
Я узнал бы её и через сотни лет, а она даже почти совсем не изменилась с тех пор. Передо мной Лада. Сомнений нет.
Оставляя все галдящие назойливо в голове вопросы на потом, заставляя умолкнуть все сомнения, я достаю из кармана небольшой фонарик, раздвигаю пальцами веки… Есть контакт!
Тянусь трясущейся рукой до её шеи, пытаюсь нащупать пульс. Задерживаю дыхание, начиная отсчитывать секунды. Через семь секунд удаётся прощупать первый слабый отклик. Облегчение проходит сквозь всё тело, и я засекаю минуту, считая удары её сердца. 43 удара в минуту. Критическое значение. Начнёт опускаться ниже, придётся реанимировать, что в экстренных условиях практически нереально из-за невозможности оценить степень повреждений, включая внутренние.
– База, это Давыдов, как слышно? Приём, – говорю, зажимая кнопку на рации.
– Это база. – отвечают мне через мгновение. – Давыдов, что у тебя? Приём.
– Четвёртая зона, участок 17. Женщина, на вид 25-30 лет, сорвалась с прогулочной тропы в районе обвала. Пульс слабый, 43 удара, реакция зрачков прямая, внешние и внутренние повреждения оценить невозможно, открытых ран и переломов, на первый взгляд, нет. Нужна экстренная эвакуация и транспортировка в больницу. Приём.
– Отправляю бригаду. Расчётное время прибытия 17 минут. Хорошая работа, Давыдов.
– Хорошая будет, если она выживет, – вырывается у меня.
Марина вздыхает:
– Ты нашёл её. Ты нашёл её живой, а это уже хорошая работа. В горах это большое везение, сам знаешь, Глеб. Ты её ангел-хранитель.
– Конец связи, – глухо говорю оператору и отпускаю кнопку. Бимо деликатно тявкает, но я отмахиваюсь от него: – Не сейчас, место. Ты молодчина, Бимка, скоро пойдём, а пока мне нужно поработать.
Страшно представить, что было бы, если бы собакен не тащил бы меня вперёд, если бы я развернул его раньше… Вероятно, назавтра спасать уже было бы некого, и этот расклад вызывает в моём сознании настоящий хаос.
Снова замеряю пульс: 45 ударов. Изучаю руки, ноги, аккуратно прощупывая пальцами прямо через одежду. Кажется, что никаких переломов нет, нет типичной припухлости, отёчности. Возможно, удалось отделаться ушибами и ссадинами. Кожа лица сероватая, что с огромной вероятностью может говорить о внутреннем кровотечении, но органы повреждены не критически, в этом я уверен. Я не хочу допускать обратного. Запустив пальцы в волосы, максимально осторожно веду по голове. В районе затылка пальцы становятся влажными и липкими. Я тяну руку на себя и изучаю. Кровь. Это может быть всё, что угодно: от ушибленной раны мягких тканей головы до открытого перелома затылочной части черепа. Памятуя, что реакция зрачков в норме, я надеюсь, что мозг не сильно пострадал даже в случае перелома.
Густые кроны деревьев, ещё не сбросивших золотую листву, значительно смягчили приземление. Как и вязкая жижа под ногами. У неё неплохие шансы выкарабкаться, я знаю это, но накатывающая периодически паника практически лишает рассудка. Хочется поднять её из ручья, прижать к себе, привести в сознание, утешить, убедиться, что с ней всё в порядке, отогреть. Но я просто сижу рядом. Допустимый максимум, который себе могу позволить, это замерять периодически пульс и накрыть самые кончики её холодных пальцев своей ладонью.
