третьего.
Дают по газам.
Раньше я боялась, что после такого резкого старта под колесами машины могут оказаться люди, но со временем поняла, что это — единственный способ заставить толпу журналюг расступиться. Пока они не поймут, что в погоне за фото или очередной сенсацией, им могут болезненно помять бока — и с места не сдвинутся.
Я выдыхаю только спустя несколько минут, когда наша машина сливается с другими на битком забитой автостраде. Достаю телефон и набираю Марата, хотя шансы, что на этот раз он мне ответит — минимальны. Я пытаюсь дозвониться до уже вторые сутки, но мой муж словно сквозь землю провалился.
Хотя, я уже ничему не удивляюсь.
Наш брак с самого начала был…
— Алло, Марат?! — кричу в трубку, когда вдруг понимаю, что на том конце связи ответили.
— Он просит передать, что сейчас не может тебе ответить, — чавкая жвачкой, говорит хорошо знакомый мне женский голос.
Кристина. Старая любовница Марата, хотя он упрямо продолжает называть ее «боевая подруга». И страшно бесится, когда я каждый раз высмеиваю его наглую ложь. Говорит, что утверждать такое, не поймав их в одной постели — моя грязная манипуляция, и попытка внушить ему чувство вины за то, что он не делал. Как будто я уже не ловила его на горячем с другими женщинами, а он, в ответ, не пытался оправдаться тем, что я «все не так поняла».
— Позови моего мужа, автоответчик, — жестко обрубаю ее попытку накинуть на себя пуху.
— Не пошла бы ты?!
— Держи язык за зубами, — предупреждаю на всякий случай, потому что сейчас от моего терпения уже и так почти ничего не осталось. — То, что мой муж пользует тебя в качестве семяприемника, не дает тебя право открывать на меня свой поганый рот.
Я слышу возню на заднем фоне — Марат явно там, но он все равно не берет трубку.
— Передай моему мужу, что вчера мне звонил Хасский, так что я в курсе, каким образом он все эти годы распоряжался моими деньгами. И прямо сейчас я еду в офис, чтобы лично оценить обстановку. Марат может приехать туда и попытаться что-то сделать. Или может продолжать дальше прятать голову тебе между ног — и тогда я еще до конца сегодняшнего дня выставлю на продажу свою часть акций «Гринтек», пока они еще хоть чего-то стоят.
Заканчиваю разговор.
До боли сжимаю телефон в ладони, потому что высотка «Гринтека» уже виднеется впереди, хотя до нее ехать еще минут двадцать.
Не люблю там бывать, потому что, сколько бы времени не прошло, каждый раз снова и снова вспоминаю тот единственный раз, когда приехала туда с Лексом. Он водил меня по кабинетам, где еще полным ходом шел ремонт, рассказывал, как однажды купит не просто три этажа в новеньком бизнес-центре, а его весь, от парковки до крыши. Собирался разбить там зимний сад, чтобы сотрудникам было где сбрасывать напряжение.
Лекс любил планировать наперед.
Не боялся забегать слишком далеко.
А я… всегда была трусихой.
Когда машина притормаживает у офиса и охранник помогает мне выйти, я еще какое-то время топчусь у подножия широкой массивной лестницы, по которой туда-сюда снуют люди.
Хасский, давний друг моего отца и один из старейших угрей в море бизнеса, время от времени оказывает мне помощь, не давая бессмысленно растратить деньги. Я всегда прислушивалась к его советам. Это он сказал, что мне необходимо вложиться в акции «Гринтек», хотя на тот момент Лекс еще только начал расширяться. Отец оставил мне в наследство небольшой, но уже потихоньку умирающий бизнес, который Хасский посоветовал продать, а вырученные деньги положить на депозит. Лекс как раз всюду искал инвесторов, искал каждую свободную копейку. И я предложила купить у него часть акций. Он отказался — сказал, что не настолько уверен в том, что дело выгорит и не станет рисковать моими единственными сбережениям. Не помогли никакие уговоры. А потом, год спустя, когда доходы «Гринтека» начали набирать обороты, подарил мне двадцать процентов акций. Сказал, что если вдруг мне нужен камень в коробке, то я всегда могу сжечь их, а из пепла сделать «углеродный алмаз».
Он всегда был немного… странным.
Но щедрым, даже когда был на мели.
Очень романтичным.
Страшным романтиком и мечтателем.
«Ох, Витуся, загубишь ты жизнь мужику…» — любила говорить моя бабушка, когда я, сидя на ее кухне и наворачивая пирожки, голосовыми сообщениями хвасталась подружкам, что нашла неплохую инвестицию в свое будущее.
Кто же знал, что нужно было с самого начала ставить не на того брата.
Хотя, кто знает — возможно, правильнее всего было бы вообще бежать от Янковских со всех ног? Можно сколько угодно пытаться оправдать свой выбор отсутствием выбора, но кого я обманываю? У меня была тьма поклонников, просто мне хотелось отхватить не просто богатого папика — а молодого и симпатичного, член которого не пришлось бы поднимать шаманскими ритуалами.
А Лекс был таким… заботливым и щедрым.
Решив, что для сегодняшнего визита в офис подойдет моя любимая маска «стопроцентной натуральной стервы», поднимаюсь по ступеням, задорно цокая каблуками и когда вхожу в распахнутые двери, мне наперерез выбегает начальник охраны.
— Виктория Николаевна, Марат Эдуардович предупредил, что вы приедете.
— Надо же, — довольно выразительно хмыкаю, — с вами он хотя бы не боится разговаривать. В следующий раз, когда у меня будет какой-нибудь список покупок, передам его через вас.
Он смотрит на меня с полным непониманием.
Ладно, согласна, это была слишком тонкая ирония для деревянного мозга людей его профессии и обязанностей.
Он проводит меня до лифта, а внутри сам нажимает кнопку нужного этажа. Лениво пытаюсь вспомнить его имя, но это вообще бессмысленно — у меня крайне дерьмовая память на лица и прочие личные данные. А в офисе «Гринтека» я последний раз была год назад, и единственное, что моя память сохранила после того визита, был кофе. Ужасно, непозволительно гадкий кофе. Я потратила несколько недель, подбирая подходящий сорта на замену, и еще столько же, чтобы заставить Марата раскошелиться на нормальные кофемашины вместо дурацкий автоматов с помоями за ту же цену.
После этого Марат из шкуры лез, лишь бы я больше никогда здесь не появлялась.
— Спасибо, дальше я сама, — пытаюсь избавиться от своего непрошеного гида, но он все равно крутится под ногами.
— Марат Эдуардович сказал провести вас до Зала собраний.
— А зад Марат Эдуардович не приказывал мне подтирать? А то вдруг я не справляюсь без посторонней помощи.
Он снова смотрит на меня с коровьим
