газ и лихо понеслась к комбинату, разбрызгивая грязь и лужи.
Самое главное — она отлично знала комбинат. Я не видел в ней и доли неуверенности. Она водила меня по цехам, говорила знаючи, а все люди, которые встречались на нашем пути здоровались, называя ее по имени-отчеству.
— В карьер поедем? — спросила она.
— Поедем, — кивнул я. — Но вы слишком лихо водите, можно, за рулём будет кто-нибудь другой?
Она рассмеялась и мне понравился ее смех. Она вся мне нравилась, эта полная противоречий девушка. Мы вышли в широко распахнутые ворота и я увидел карьер. Его было видно с самолёта, но прилетел я вчера уже в потемках. Огромная яма, которую рыли уже пятьдесят лет, впечатляла размахом и глубиной.
— Сергей! — крикнула она, пытаясь перекричать шум. — Сергей, отвезете в карьер меня и большого гостя из Москвы?
— Да, Анна Михайловна!
Меня поразило и то, что она знает многих рабочих по имени и то, что с готовностью полезла первая в кабину огромного грузовика. Оттуда уже, сверху вниз посмотрела на меня вопросительно.
— Ну?
Я полез. В кабине пахло пылью и машинным маслом. Водитель, мужчина лет сорока вел машину уверенно. Я не боялся летать, вроде не боялся высоты, но спускаться на дно карьера по насыпной дороге было до жути страшно. Анна же была спокойна, а ведь стоит только чуть съехать и машину понесет по гравию вниз…
— Каску наденьте, — сказала Анна, словно каска бы спасла.
Через два часа мы вынырнули из ада — я был уверен, что будь на земле ад, он был именно в этой огромной, ревущей моторами техники яме, и мы вернулись на сам комбинат. Здесь велась сортировка и обработка добытого из под земли.
— Все явно ветшает, — резюмировал я. — Давайте уйдем чуть в сторону, чтобы я оценил масштабы.
Потому что вели меня явно проторённой и подготовленной тропой. Я свернул в сторону, посмотрел в небо, сизое от дыма заводских труб, остановился у одной из гигантских цистерн, предназначенных для хранения жидких отходов. Ею явно уже лет двадцать не пользовались. Сбоку виделась дверь, заперта на засов и явно уже не герметичная. Я с силой потянул на себя засов и шагнул внутрь.
— Ну и что вы там потеряли? — спросила Анна. — Если вы тут помрете, мне начальство голову оторвёт.
И вошла дальше. Внутри было холодно. И тихо — ветер, неустанно воющий и толкающий в спину снаружи, здесь не чувствовался. Наверху серед кружочек неба — цистерна была открыта. Под ногами хрустел мёрзлый снег и пыль.
— Размах предстоящего ремонта впечатляет, — сказал я.
Ветер где-то снаружи снова гулко завыл, а потом хлопнул открытой дверью. Анна попыталась ее открыть, толкнула, затем пнула ногой.
— Застряли, — покачала головой она. — Не стоило сюда лезть.
Я попытался открыть дверь, но тщетно — видимо, захлопнулся навесной засов. Достал телефон - не ловит.
— Ничего страшного, нас выпустят, — попытался успокоить я. — Все же знают, что мы где-то здесь, нас хватятся и найдут.
— Здесь двадцать тысяч человек работает, — указала на очевидное Анна. — Пока нас найдут, мы здесь замёрзнем. Погодите, наверху ловит.
Она подошла к стене и подергала за скобу — лестница из металлических скоб тянулась до самого верха, пара десятков метров, как минимум.
— Я сам, — отрезал я, поняв, что она собирается лезть наверх.
— Господин Язгулов, — вздрхнула Анна. — В вас килограмм сто. Как вы верно отметили, тут все рушится от старости. Лестница вас не выдержит. Я сама.
— Давайте все же подождём помощи.
— Не говорите глупости.
Анна засунула телефон в карман и схватилась за скобы. И полезла наверх, странная эта девушка, которая боялась смотреть мне в глаза, а лезть по древней лестнице в небо — не боялась. Некоторые скобы скрипели, с них сыпалась пыль и ржавчина. Каждые несколько метров Анна останавливалась и доставала телефон, смотрела на экран. Она поднялась уже почти до самого верха, когда связь появилась — Анна радостно вскрикнула и набрала номер.
— Роман Васильевич! — крикнула она в трубку. — Мы в цистерне закрылись, в третьем секторе, спасите нас!
Когда спускалась, ее нога сорвалась и на доли секунд Анна повисла на одних руках. Я бросился вперёд раскинув руки, чтобы поймать ее, и был уверен — поймаю. Но Анна нашарила следующую скобу и продолжила спуск.
— Сейчас нас спасут, — сказала она спустившись.
Руки ее были испачканы, она достала из рюкзака упаковку влажных салфеток и принялась оттирать их.
— Вы чокнутая, Анна.
— У всех свои недостатки, — отмахнулась она.
— Вы не боитесь?
— Нет.
И посмотрела мне прямо в глаза. Недолго, но я успел понять — она и правда не боится. Анна же достала из рюкзака термос, открутила крышку, налила в нее чай и протянула мне.
— Пейте. У нас апрель это еще зима.
Я сделал глоток. Чай был горячим, крепким, умеренно сладким — идеально.
— Вы будете на ужине?
— Нет, — удивилась Анна. — Я же никто, забыли? Меня на ужин никто не звал.
— Я зову, — серьёзно ответил я.
Я хотел посмотреть на нее без брони ее громоздкого пальто. И вообще хотел, чтобы она была рядом, Анна была интересно мне.
— Нет.
— Я настаиваю.
Анна закатила глаза — в ее исполнении это я видел впервые.
— Вы не имеете права. Вы мне никто. Вы комбинат еще даже не купили, вы не можете на меня давить.
— Тогда, пожалуйста, — попросил я. — Анна, приходите на ужин, пожалуйста.
Лязгнула, отпираясь дверь — прибыли наши спасатели.
Идти на ужин мне дико не хотелось, но я знала, чем все закончится. Язгулов попросит о моем присутствии у Андрея. Андрей приедет и заставит меня. Не угрозами, так нытьем, он привык к тому, что меня можно заставить. Поэтому с перспективой ужина я смирилась. Одно радует — Язгулов скоро улетит обратно в своей красивый нарядный город оставив нашу серость позади. И я снова заживу, как раньше, то есть — мечтами тоже отсюда уехать.
— Мрау, — сердито сказал Люкс.
Люкс полюбил спать со мной, а я полюбила спать с ним. Никогда не имела кота, не мечтала о котах, а поди ж ты, вполне
