Когда мне было хорошо, мне хотелось играть. Когда мне было плохо, хотелось играть еще больше. Но вот беда - не на чем. Да и кто разрешил бы мне музицировать ночью в номере отеля?
А завтра вечером последний концерт. Я не собиралась больше ничего устраивать. Мстить надо по-королевски – один раз. Продолжать было бы мелко. Моя задача - четко, уверенно и с улыбкой отыграть концерт, это тоже своего рода месть. Первая скрипка ведет за собой весь оркестр. Каждое выступление начинается с моей ноты «ля», под которую строятся все остальные. А дирижер? Между нами, большинство дирижеров не сильно ушли от «дровосеков» восемнадцатого века, главной задачей которых было отбивать ритм баттутой – здоровенным деревянным дрыном. А первая скрипка уже тогда играла главную роль.
Сегодня – это был такой разовый подвиг, на адреналине. Спринт. А дальше начнется марафон.
Когда мы возвращались в гостиницу, Лерка спросила, что я собираюсь делать.
«Как что? – пожала плечами я. – На развод подам. Или думаешь, что прощу?»
«Да это понятно, а с оркестром что? Уйдешь?»
«Ты с ума сошла? – совершенно искренне возмутилась я. – С какой стати?»
«Ну… не знаю. Как ты будешь с Марковым работать? Сможешь?»
Она была права. Сейчас об этом даже подумать было страшно. Работа над партитурами, репетиции, концерты. Поцелуй руки на поклоне…
Но первые скрипки не уходят из оркестров. Их выносят. Кого на лопате, а кого вперед ногами. Или хотя бы на пенсию, если артрит уже не позволяет исполнять виртуозные пассажи. Конечно, Антон может попытаться меня выставить, но ему для этого придется очень сильно постараться. А сама я точно не уйду.
Да, это будет ад. Но я выживу даже в аду. Потому что я – первая скрипка!
Глава 5
Утром я отправилась к той остановке туристического автобуса, на которой вчера вышла. Просто чтобы отвлечься. Мне нравились такие вот экскурсии, когда едешь и смотришь в окно. Иногда даже аудиогид не включала. Но сейчас надела наушники: пусть бубнит для фона. В меню обнаружился русский перевод, но такой кривой, что я предпочла английский.
Самое интересное, что автобус подъехал чистенький, и ничем в нем не пахло. Как будто вонючий вчера подогнали специально для меня. Чтобы начало тошнить. Чтобы застукала Антона с Инессой.
Я откатала даже не один, а два круга, потом немного прогулялась, купила сувениры в магазинчике в стороне от оживленных улиц. Там они стоили раза в два дешевле. Я нежно любила магнитики. У нас было два холодильника, один на кухне, другой на лоджии, для заготовок, и оба облеплены так густо, что Антон шутил: пора заводить третий. Специально для магнитов.
Антон, Антон…
Я понимала, что это будет продолжаться еще долго. Все эти мелочи. Как булавочные уколы. А то, что мы по-прежнему будем работать вместе, сильно затянет выздоровление. Но тут уж приходилось расставлять приоритеты.
Была бы я, к примеру, кассиршей в «Пятерочке», которой изменил муж-заведующий, плюнула бы ему в рожу и на следующий день уже работала в другой «Пятерочке», через два дома. А такими позициями, как моя, не разбрасываются. В теории я могла бы, конечно, уйти в сольное плавание. Найти импресарио, давать концерты. Но… нет. Я поняла это еще в консе. Тут как в спорте – есть индивидуальные виды спорта, а есть командные. Я была командным игроком. Солисткой – но только в оркестре, а не сама по себе. Скрипачей много. Хороших – меньше, но тоже хватает. А вот с подходящими вакансиями сложнее.
Концерт вечером мы отыграли нормально. Может, и не блестяще, но и придраться было не к чему. Не хватило мне того драйва, который превращает игру в фейерверк, а Антону и подавно. Инесса пела нервно и резко, в любой момент ожидая подвоха, которого так и не последовало.
Мелочь, но приятно.
Утром мы вылетали домой. Сидеть рядом с Антоном десять часов, а потом еще полтора от Москвы до Питера мне совсем не улыбалось. Я готова была даже доплатить за бизнес-класс, если не будет возможности пересесть. Однако не пришлось. Потому что вместо Антона со мной сел Громов.
- Не возражаете? – спросил он и открыл локер, не дожидаясь моего ответа. – Я подумал, вам не слишком приятно будет сидеть с Антоном Валерьевичем. А мне все равно где. Предложил ему поменяться, он согласился.
- Спасибо, Феликс. Очень… - тут я запнулась, подбирая слово, - очень любезно с вашей стороны. Только учтите, что собеседник я сейчас не слишком интересный.
- Понимаю, - убрав сумку, он сел и пристегнул ремень. – Не беспокойтесь, нас никто не заставляет разговаривать.
На самом деле я никогда не была интересным собеседником для малознакомых людей. Ген болтливости мне на сборке не вложили. О чем вообще можно трындеть с попутчиком в поезде или с соседом по очереди в поликлинике? А Громов был для меня точно таким же попутчиком. За месяц его работы в оркестре мы ни разу не разговаривали, только здоровались. Однако я в полной мере оценила его… что?
Тут я снова зависла, пытаясь подобрать слово.
Тактичность, деликатность? Нет, не то. Может, чуткость? Да, пожалуй, это ближе. Из всего оркестра никто, даже те, кто мне искренне сочувствовали, не додумались бы поменяться местом с Антоном. Включая моих ближайших подруг.
Я надела наушники, нашла в плейлисте «Времена года» Вивальди. Когда самолет набрал высоту, отстегнула ремень и сидела, глядя в иллюминатор на белесое, как застиранные джинсы, небо. Громов читал что-то в телефоне, похоже, книгу, а когда закончил, о чем-то задумался. Меня вдруг куснуло любопытство, и я выключила музыку.
- Простите, Феликс, а можно задать вам бестактный вопрос?
- Ну попробуйте, - он удивленно приподнял густые брови.
- Я слышала краем уха, что вы ушли из Александринки из-за конфликта с руководством…
Это был даже не вопрос, а так, заброшенная удочка. Он усмехнулся и состроил забавную гримасу.
- Конфликт – это слишком громко. Я рассчитывал стать концертмейстером виолончельной группы. Но меня на вираже обошел один хитровы…деланный товарищ. Я высказал, что об этом думаю. Вот и все.
- Господи, зачем вам это понадобилось? Работа с партитурами, разметки, нюансы, занятия с группой. Сплошной гемор за три копейки доплаты.
- Ну вам же понадобилось, - хмыкнул Громов. – На самом деле это интересно. А вам не нравится?
Мне нравилось, конечно. Не говоря уже о том, что сольные партии практически всегда играет концертмейстер – он же первая скрипка, альт, виолончель и так далее.
- Нравится, - созналась я. – Это я вас так утешаю.
- Да ну, не стоит. Театр – это хорошо, статусно, но мне всегда хотелось в концертный оркестр. Как только узнал, что у вас открылась временная вакансия, сразу подал заявку.
- Серьезно? – еще больше удивилась я. – Любите гастроли?
- Люблю. Новые места. Дорогу люблю. Дорога – это вообще удивительное ощущение. Когда ты между тем местом, откуда уехал, и тем, куда едешь. Как будто между небом и землей. Наводит на всякие любопытные мысли.
- Вам надо было стать путешественником, - на удивление, разговор вдруг меня заинтересовал.
- Возможно.
- А как стали музыкантом?
- Как все, - пожал плечами Громов. – Музыкалка, училище, конса.
- Ну это понятно. Но почему именно музыкантом? – не отставала я. - Не все же из музыкалки идут в училище.
- Мама у меня пианистка. В Римского-Корсакова преподает. Вы там учились?
- Нет, в Мусоргского.
- Мне кажется, у профессиональных музыкантов всегда кто-то в семье музыкант. Это особый образ жизни.
- Не всегда. У меня ни одного музыканта, ни с одной стороны.
- Правда? – Громов посмотрел удивленно. – А я слышал, что у вас дед музыкант. Кто-то говорил.
- Испорченный телефон, - я покачала головой. – Не дед, а прадед. И не был, а мог им стать, но война помешала. Он вообще был удивительным человеком. Невероятно талантливым, во всем. Но вряд ли вам это интересно.
- Ну почему же? Вы с такой любовью о нем говорите. Наверняка он значил для вас очень много. Всегда интересно слушать о таких людях. Лететь долго. Расскажите.
