class="p">– Мы с Алексом были почти неразлучны, до того момента, пока Уоррен не решил переехать.
Доктор кивнула и снова начала что – то записывать в своем блокноте.
– Кто он вам?
– Был другом, – ответила я, снова схватив кулон в ладонь. – Не могу сказать сейчас о том же. Мы не виделись восемь лет…
– Вам было тяжело с ним расставаться?
Я замолчала, не зная, что ответить. Но воспоминания разрывали мою душу на части.
Отец с силой заталкивает меня в автомобиль, а Алекс пытается его остановить, отталкивая от меня.
– Папа, прошу, – кричу я, захлебываясь в слезах.
– Нет, вы ее не увезете! – кричит Алекс.
Отец хватает меня, и наши руки с Алексом разрываются.
– Папа, ты не можешь так поступить со мной!
– Все решено Беатрис. Мы же обсуждали это, – прокричал он грубым голосом, закрывая за мной дверь автомобиля.
– Ненавижу тебя! – кричу я, вытирая слезы с лица.
– Не смей со мной так разговаривать! – отец садится в машину и поворачивает ключ в зажигании. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Алекса. Я до сих пор не верю, что покидаю Бостон навсегда. Автомобиль трогается с места, и Алекс бежит за нами, а вслед за ним выбегают на дорогу его родители. Алекс все дальше и дальше от меня. Кажется, теперь я поняла, что больше не увижу его никогда.
– Я не прощу тебе этого, – кричу я на отца и опускаю свой взгляд на свою ладонь. – Никогда!
В руке я держала круглую подвеску, внутри которой было изображено дерево. Алекс успел мне ее передать до того, как наши руки расцепились.
– Беатрис… Трис?
Я посмотрела на доктора опустошенным взглядом. Тогда мне было девять. Я убеждала себя, что ничего не понимаю, но нет, на самом деле я понимала все.
– Если вам тяжело, мы можем отложить наш разговор до следующего приема.
– Мы были очень близки…– выдавила я, прогоняя прочь воспоминания из головы.
– Большую дружбу тяжело разорвать. Я понимаю, что вы хотите донести до меня. Но скажите, Беатрис, отец увез вас в Хьюстон, как давно вы вернулись в Бостон?
Я прикусила губу:
– Честно говоря, вчера утром.
– Почему вы с отцом приехали сюда снова?
Я закусила губу.
Конечно, я не могла ей сказать правду. Не могла сказать, что отца я не видела последние четырнадцать месяцев и без понятия как он живет.
– У него командировка по работе и я напросилась в эту поездку вместе с ним.
Смотрю на недоумевающее лицо врача, затем опускаю голову.
– Вы пережили здесь самые худшие моменты в жизни. Зачем вам это?
Если бы она только могла догадаться, что самое худшее меня ждало в Хьюстоне. Я просто еще не знала об этом.
– Я хотела увидеть это место снова. Ведь столько времени прошло, – я пытаюсь улыбнуться, чтобы казаться более правдоподобной. – Когда я была маленькой, отец будто оторвал меня от дома. Сейчас я будто ощущаю, что я не довела все до конца. Понимаете?
– Не совсем. Вы же были ребенком. В таком возрасте детям легко внушить вину.
Я посмотрела на нее. Доктор Крамкай принялась снова что – то записывать.
– Вы собираетесь встретиться с Алексом?
Я покачала головой.
– Нет. Конечно, нет. После нашего переезда Уоррен сделал все, чтобы мы исчезли.
– Вы чувствуете себя виноватой?
– Да. Все эти годы я старалась оставить прошлое позади. Забыть обо всем, что здесь было, но теперь, когда я снова в Бостоне, это кажется невозможным.
Доктор Крамкай отложила записную книжку, внимательно глядя на меня.
– Что ж, не хочу вас расстраивать Беатрис, но нас с вами ждет большая работа. После смерти вашей мамы вам был необходим детский психолог. Но работа с ним, я так понимаю, не была проведена?
Я отрицательно помотала головой.
– Так же большой травмой для вас стала разлука с лучшим другом. Сегодня я только узнала вас и малую часть из вашей жизни. В детстве вам приходилось сдерживать эмоции, могу предположить, что вы пережили. Но вам нужно было выплеснуть все. Обычно такие дети проявляют себя с творческой стороны. Могут заниматься каким – нибудь направлением в спорте или может…
– Я рисую, – вырывается у меня.
– Хорошо. Что вы рисуете?
– Это картины… большие картины. В основном лица людей, но это не просто портрет. Вся картина раскрашена разными красками и в итоге на полотне можно увидеть лицо человека.
– С помощью красок вы выплескиваете свои чувства и это хорошо, правда. По крайне мере потому, что вам это необходимо. Невозможно держать все в себе. Но, Беатрис, поймите, что следующий сеанс мы не сможем с вами просто говорить. Мы, к сожалению, ходим по поверхности вашей проблемы. Вам нужно научиться принимать свое прошлое и уметь о нем говорить.
– Вы ничего не знаете обо мне, – промолвила я сразу же.
– Да, это так. Но я хочу попытаться вам помочь, и если вы сами не захотите этого, то у нас, к сожалению, ничего не получится. Вы в чем – то себя вините, и я пока не могу понять, в чем именно. Скажите, вы были уже на могиле своей мамы?
Я судорожно глотнула.
– Нет.
– В первую очередь я бы посоветовала вам сходить туда.
– Нет…, – снова повторяю я.
– Что вас так пугает?
Я отвела от нее свой взгляд.
– Я еще не готова.
– Восемь лет Беатрис. Вы не видели могилу своей мамы восемь лет и разве сейчас вы не хотите ее навестить? Я советую вам не как психолог, а как поступила бы я на вашем месте.
Я молчу, потому что этого я боялась больше всего на свете. Если раньше я жила с мыслями, что ее нет, то сейчас я должна навестить ее, как бы сильно мне не было больно.
– А после вам необходимо встретится с Алексом.
Смотрю на нее и отрицательно качаю головой.
– Прошло слишком много времени. Я даже не знаю, живет он здесь еще или нет, – возражаю я.
Об этом я думала и без советов психотерапевта. Мысль о том, что я снова в Бостоне не дает покоя. Мне хочется увидеть его, хотя бы просто, издалека. Увидеть, как он вырос, каким стал за все это время. Узнает ли он меня вообще?
– Возьмите себя в руки и решитесь, раз вы здесь. Разве не вы мне говорили, что не довели что – то до конца? Думаю, вам не составит труда доехать до места, где он жил раньше. Это будет нелегко, но я готова вам помочь.