Когда сестры оставили нас одних, Эйви сказал Тэрику:
– Эми думает, что все израильтяне ненавидят палестинцев.
Последнее, что я хочу делать, так это спорить о политике с ними двумя, да и к тому же, Эйви примет его сторону. Я чуть не подавилась апельсином. Когда я, наконец, проглотила дольку, я открыла рот, чтоб что–то сказать, но так и не смогла ничего ответить.
Тэрик, откинувшись назад, сказал:
– Палестинцы предъявляют требования к той же земле, что и израильтяне. Нет возможности этого избежать.
– Но, – продолжил Эйви, – не все палестинцы ненавидят израильтян, и не каждый израильтянин ненавидят палестинцев.
– Ребята, как вы можете дружить? – я повернулся к Тэрику. – Он пойдет служить в армию Израиля!
Тэрик пожал плечами.
– Это жизнь. Он должен это делать. Моя жизнь ничем не отличается. Но мой народ решил носить другую форму; единственную форму, который мой народ считает эффективной.
– Никто не выиграет. Почему нельзя прийти к соглашению и придерживаться его?
– Надеюсь, в будущем все измениться, – признался Тэрик. – Для кого–то мир с израильтянами недопустим. Я? Я хочу мира, но также я хочу, чтобы мой народ уважали.
Эйви, смотря на меня, сказал:
– Эми, многие израильтяне хотят того же. Мира, который бы гарантировал, что наши женщины и дети, не беспокоясь за свою безопасность, смогут спокойно ходить по улицам или ездить в автобусах.
– Но кто начал первым?
– На Ближнем Востоке никогда не было спокойно, – ответил Эйви.
– Верно, – подтвердил Тэрик. – Наши народы сильны в своих убеждениях.
Я с дискомфортом двигаюсь на своей подушке.
– Если ты и Эйви столкнетесь на поле боя, ты его убьешь?
Тэрик, глядя на Эйви, смело ответил:
– Да. И я не ожидаю меньшего от него.
Эйви наклонился вперед и взял меня за руку.
– Я привел тебя сюда, чтобы показать, что не всех нас переполняет ненависть, а ты спрашиваешь, смогут ли два друга убить друг друга. Дорогая, хороший способ провести эту встречу. Послушай, каждый из нас сделает все, чтобы выжить. Такова наша жизнь.
Мы еще недолго посидели в гостях у Тэрика. Ребята смеялись, обсуждая колледж и свои семьи, а так же расспрашивали меня о моих друзьях. Мы прекратили говорить о политике, кажется, ребята знаю грань, за которую не стоит переступать. В их компании я чувствую себя свободной: я могу спокойно обсуждать различные темы, не беспокоясь, о том, как я себя веду или правильно ли я отвечаю, пытаясь им соответствовать.
Мне нравится Тэрик. Я зауважала Эйви еще больше, ведь он отложил в сторону свои политические убеждения и дружит с Тэриком. Тэрик не только умный парень, у него еще доброе сердце.
В новостях показывают совершенно другой мир. Мир, во многом отличающийся от действительности. Думаю, новостные программы должны показывать положительные стороны людей, а не сосредоточиваться на негативе.
Когда мы собрались уходить, Тэрик обнял меня на прощание и сказал:
– Позаботься о моем друге.
Боже, теперь я чувствую себя ответственной. Жизнь в Израиле трудна в отличие от жизни американских подростков. Наши самые большие проблемы заключается в том, какой фильм посмотреть или какой наряд купить. После окончания школы мы зацикливаемся на том, в какой колледж поступать. Трагедия одиннадцатого сентября изменила нашу жизнь, но по сравнению с жизнью людей на Ближнем Востоке, она легка и безмятежна.
Израильтяне не поступают после школы в колледж, они идут служить на линию фронта в армию.
«Позаботься о моем друге», – сказал Тэрик.
Это не так уж и легко, как может показаться, особенно, когда это сказал парень, находящийся по другую строну.
Вся моя жизнь пробегает перед моими глазами, особенно те моменты, когда я отталкиваю Рона. Чувствую себя немного паршиво. У меня есть семья здесь, в Израиле, и может быть я должна позаботиться о ней. Если Эйви и Тэрик могут заботиться друг о друге, возможно и я смогу найти в своем сердце немного места для любви к Рону. И Савты. И смею даже подумать об этом, о Снотти.
Я имею в виду О’Снат.
Но что если они разочаровались во мне?
Я наблюдаю за тем, как Эйви и Тэрек пожали руки и похлопали друг друга по спине. Улыбка осветила мое лицо. Возможно, они и сами не подозревают, но я точно знаю, они будут защищать друг друга изо всех сил, даже если лицом к лицу окажутся на поле битвы. Два парня с чистыми и искренними душами.
Возможен ли мир между палестинцами и израильтянами? Кто знает. Все возможно. Может быть, дружба двух волевых парней и есть надежда на светлое будущее.
Можно многому научиться, погружаясь в путь, по которому мы все идем
– Как ты познакомился с Тэриком? – спросила я на обратном пути в отель.
– Скажу лишь то, что когда он нуждался в друге, я помог ему. И он сделал тоже самое.
– Я рада, что ты познакомил меня с ним.
– А я рад, что ты здесь со мной. Я знаю, ты бы мне не поверила, если бы я сказал, что не все израильтяне ненавидят палестинцев. Ты девушка, которой нужны доказательства. Ты не должна так сильно доверять телевизору.
– Я не доверяю людям.
– Бьюсь об заклад, если ты откроешь глаза, то увидишь красочный мир вокруг себя.
– Возможно. Но по крайне мере меня не часто предают, потому что я всегда ожидаю, что люди меня разочаруют.
Снижая скорость, Эйви остановил машину около обочины и повернулся ко мне.
– Я хочу поблагодарить тебя.
Вдруг в моем рту пересохло.
– За что?
– Ты заставила меня вспомнить, что есть мир, ради которого стоит жить.
– Как я это сделала?
– Ты первый человек, благодаря которому боль от смерти моего брата становится терпимой, – он целует меня прямо здесь, в машине, припаркованной на обочине пустынной дороги. – Когда я с тобой, я становлюсь прежним.
Внутри и снаружи я улыбаюсь. Смущенно глядя вниз, я перебираю пальцами браслет на его запястье.
– Хочешь его?
– Только если ты хочешь мне его дать, – застенчиво сказала я.
Сняв браслет, он закрепил его на моем запястье.
– Этим браслетом ты как будто всем говоришь, что принадлежишь мне. По крайне мере пока.
Наклонившись к Эйви, я накрыла его губы своими. Как и раньше, поцелуи Эйви для меня как наркотики, они дурманят и возносят меня к небесам.
Прежде чем я осознала, я уже сидела у него на коленях. Я чувствую теплоту и мощь его твердого тела, прижатого к моему.
– Мы должны остановиться.
Прикусывая его мучку уха, я пробормотала:
– Ага.
