Поэтому на звонок Дэвида трубку подняла Летти. Отец, к счастью, отправился спать, так что ей не пришлось ничего сочинять. Дэвид сказал, что приедет около семи. Она подвязала дверной колокольчик и ждала его в темном магазине. Она звякнет колокольчиком спустя полчаса после прихода Дэвида и проводит его наверх, словно он только что пришел.
Летти с растущим волнением ждала его и отлично знала, почему. Ей было необходимо, чтобы он любил ее. Забыв обо всем, она бросится в его объятия.
– Ты все еще хочешь выйти за меня замуж? – спросил Дэвид после того, как вместо приветствия она встретила его долгим страстным поцелуем. В ответ она увлекла его в темную часть магазина и снова подставила губы.
– Конечно, дорогой. – Голос не слушался ее. Усилившийся с наступлением зимы кашель отца заставлял ее весь день бегать с зеленым бальзамом из магазина в его спальню, и это ужасно вымотало ее. Может, ему скоро станет лучше.
Не сводя с нее глаз, Дэвид снял фуражку и повесил на вешалку.
– Ты уверена, дорогая?
– Да, Дэвид, – решительно сказала она. – Уверена.
Словно проверяя ее решительность, он прижал свои губы к ее губам. Они оба медленно опустились на колени. Не встретив сопротивления, он расстегнул ей кофту, потом лифчик. Холодная, грубая ткань его офицерской формы прижалась к ее груди.
«У нас не так много времени», – пронеслось у нее в голове. Отец… Но она решила не упоминать о нем, слишком хорошо зная, как рассердится Дэвид. Кроме того, кровь стучала у нее в ушах, в голове, в сердце. Это были великолепные мгновения. Сколько их ей еще доведется испытать? Во Франции гибли мужчины. Войне, которую собирались закончить к Рождеству, не было конца. Если Дэвида заберут на фронт… Если она больше никогда не увидит его…
От ужаса она вцепилась в него, словно пытаясь реальностью вытеснить из головы страшные видения. Может, именно этот ее страх заставил его яростно броситься на нее. В его объятиях было больше вожделения, чем любви. Она почувствовала резкую боль, и ответная волна, невероятная, волнующая, пугающая и радостная, поднялась в ней. В этот момент никого в мире не существовало, кроме них двоих.
Темные глаза Дэвида светились счастьем.
– Я все устрою, дорогая. В мой следующий приезд мы поженимся. Тебе хорошо, любимая?
Они вышли из кинотеатра. Она держала его под руку. В лейтенантской форме он выглядел молодым и безрассудно смелым. Сердце Летти радостно билось, все сомнения были отброшены прочь.
– Твоя жена, – прошептала она и крепче взяла его за руку.
– Моя жена. – Он обнял ее и привлек к себе. Это была восхитительная неделя. Они не ездили далеко – декабрь не особо располагал к поездкам на Юг или к прогулкам в парке, но им это было и не нужно. Они были вдвоем. Даже отец невольно потеплел к Дэвиду: офицер в отпуске был достоин уважения.
Хотя, скорее, у него просто не было выбора. Теперь, в объятиях бронхита и Ады Холл, которая преследовала его с лекарствами и горячим бульоном, он совершенно избаловался и, кажется, смирился, что Летти ездит на прогулки с Дэвидом.
В кинотеатре они почти не смотрели на экран, музыка фонографа и смех зрителей были не слышны им. Пользуясь темнотой, Дэвид долго и нежно целовал ее с готовностью подставленные губы.
Его рука лежала на ее груди, она едва могла справиться с волнением и жаждала мгновений, когда они смогут уединиться в задней комнате магазина, где он будет полностью принадлежать ей.
Когда они вместе с толпой вышли на сырой воздух декабрьского вечера, Дэвид заговорил о женитьбе, как делал это каждый день своего отпуска. Была пятница, завтра он уезжает, а она все еще не набралась храбрости сказать об этом отцу.
– Мне бы хотелось, чтобы у нас была красивая свадьба, – грустно прошептал Дэвид ей на ухо после того, как они снова занимались любовью – последний раз перед его отъездом. – Такая, как у Лавинии. Я помню, что всем было очень весело. Я боюсь, что мои родители никогда не изменят своего решения. Однако ты не должна беспокоиться об этом. Они совершенные снобы, но ведь это мы женимся, а не они. И твой отец… Я понимаю, что он все еще не свыкся с мыслью, что ты в конце концов должна покинуть его и устраивать свою собственную жизнь…
– О, Дэвид, пожалуйста, – начала она, не желая в такую приятную минуту думать об отце, но он остановил ее, нежно прижав руку к ее губам.
– Я знаю, дорогая. Тебе всегда это было нелегко. И я люблю тебя за твои чувства к отцу, твое терпение, готовность пожертвовать для него всем на свете. Но если я завоюю хотя бы половину этих чувств, я буду считать себя самым счастливым человеком.
– Ты получишь их все, Дэвид. Я обещаю тебе.
– Я знаю, любимая, – сказал он, и его улыбка, казалось, светилась в темноте. – Ты заслужила свое счастье. Мы сделаем так, чтобы наша свадьба запомнилась надолго, и наплевать нам на чье-то мнение. У тебя будет самое красивое свадебное платье, какое мы только сможем купить. А я, конечно, буду в военной форме. У нас будет небольшой свадебный завтрак. Гостей пригласим не очень много, так будет лучше. Мы проведем медовый месяц в Брайтоне, где ты впервые увидела море. Ты помнишь, дорогая?
Воспоминания нахлынули на нее. Но она также помнила ссору с отцом из-за этой поездки, помнила каждый упрек, который они высказали друг другу, когда она сообщила ему о желании выйти замуж за Дэвида, помнила, словно все произошло только вчера.
Она подумала о сердечном томлении, слезах, муках ожидания, радости оттого, что это ожидание в конце концов скоро кончится. Она так долго жаждала этого, и вот теперь это было совсем близко. Все, что было нужно, это набраться храбрости и сказать отцу раз и навсегда: она больше не собирается выслушивать его брань и несправедливые упреки. Она все прямо ему скажет, и плевать, что он ответит.
Одна мысль грела ей сердце и давала надежду. Последнее время отец и Ада Холл много времени проводили вместе. Ада повеселела и стала лучше выглядеть. Неопрятные пряди волос больше не свисали ей на шею, она уже не приходила в заляпанном чаем платье, ветхой шали и мужской шапке. Теперь она появлялась в черной соломенной шляпке, и ее лицо было явно вымыто с мылом. Но даже сейчас Летти не решалась подумать о том, как отец отнесется к ее решению. Конечно, рано или поздно ей придется сказать об этом, но чем дольше она откладывала этот разговор, тем труднее становилось его начать. Она решила, что завтра обязательно скажет ему об этом. Больше некуда отступать. В следующий приезд Дэвида она станет его женой, и, что бы отец или кто другой ни сказал, это не будет иметь никакого значения.
Дэвиду пора было уходить. Их прощальный поцелуй был самым восхитительным из всех, которые она когда-либо испытывала. Летти хотелось, чтобы он длился вечно, но она знала – это невозможно. Ей было горько прерывать его, но она понимала, что должна. Он сделал шаг от нее, все еще держа ее за вытянутую руку, вот они касаются друг друга лишь пальцами, и наконец нить, связывающая их, порвалась.
