Он натянул мне одеяло до самого подбородка, а затем отступил от кровати и опустился на бордовый диван, расположенный у противоположной стены комнаты.
— Что ты делаешь? — спросила я.
— Шшш. Просто спи.
— Нет, я не позволю тебе спать на диване не после ночи, которая у нас была. Если ты слишком боишься спать в кровати со мной, тогда мы пойдем вниз и возьмем другой номер.
Я откинула одеяло и начала выбираться из кровати. Он встал с дивана и появился передо мной прежде, чем я даже опустила ноги на пол.
— Не надо, Келси. Просто спи.
Я сжала губы и пододвинулась, оставляя место для него.
— Ты это просто так не оставишь? — спросил он.
Я покачала головой.
— Вообще-то диван очень комфортный. И это не очень хорошая идея...
Я, уставшая от одного и того же старого спора, схватила его за руку и сильно дернула. Он опрокинулся на кровать рядом со мной, а я сказала:
— Больше никаких оправданий.
Мое терпение испарилось прошлой ночью с каждым поглаживанием его руки по моей талии, исчезло как песок на ветру, постепенно, пока не осталось только сильное желание.
Все еще сжимая его руку, я легла и повернулась на бок, отворачиваясь от него лицом. Я тянула его руку, пока он не лег позади меня, а затем положила ее на свой живот.
Я не собиралась возвращаться к тому, что было у нас прежде. Я устала от его непостоянства. Мне просто хотелось быть рядом с ним. К черту все последствия.
Сначала он лежал напряженно и держал свою руку так, что практически не касался меня. Я придвинулась к нему спиной, и он замер.
— Джексон...
Я позволила его имени повиснуть в воздухе, и через какое-то мгновение он расслабился. Его рука обернулась вокруг моей талии, а движение груди совпало с моим, когда мы заснули.
Я проснулась снова уже в полдень. Солнечный свет, более резкий, чем виски с колой, только без колы, проникал сквозь окно. Я отодвинулась, чтобы скрыться от света, и неожиданно натолкнулась на стену, которой был Хант. Он лежал на спине и совершенно не реагировал. Я видела, как он спал, только в первом поезде до Праги, и то за несколько секунд до того, как он проснулся.
Пока он спал, я могла изучить его так, как не могла прежде. Через его правую бровь пробегал небольшой шрам, и еще один был на подбородке. Его нос не был таким уж прямым, как я думала, и на перегородке была небольшая выпуклость. Мне стало интересно, ломал ли он его.
Его грудь я видела несколько раз, но в этот раз она очаровывала не меньше. На ней тоже было несколько шрамов, один у плеча был небольшим и тонким. Я догадалась, что после операции. Другой был сбоку, более рваный, растянувшийся на несколько ребер.
Когда я полностью насладилась им, не переворачивая или не снимая его пижамные штаны, которые так восхитительно обрамляли его бедра, то решила поспать еще часок другой. Я осторожно положила руку на его живот. Когда он не проснулся, я положила голову ему на грудь.
Я едва удовлетворенно вздохнула, когда меня откинуло на спину, а плечи вжали в матрас. Я вскрикнула от шока, а затем от боли из-за силы, с которой Хант давил на мои плечи. Он был сильным и весь его вес давил на меня, изгибая мои плечи так, как определенно не должно быть. Его взгляд был диким и невидящим. Он дышал тяжелыми судорожными вдохами, каждый вдох перемежался с давлением на мои плечи.
— Хант, — произнесла я, но он не отреагировал. Я согнула руки в локтях и попыталась ухватиться за его предплечья. — Джексон, пожалуйста, проснись. Ты делаешь мне больно.
Я не знаю, что помогло, — время, мои слова или что-то еще, но он отпустил меня, и его предыдущее пустое выражение лица сменилось ужасом.
Даже несмотря на то, что все закончилось, его дыхание было все еще резким и неровным. Прошло несколько секунд, прежде чем он заговорил.
— Ох, Господи. Мне так жаль, принцесса. Мне так жаль.
Выражение его лица померкло, взгляд был сломлен, и он начал пятиться назад, чтобы слезть с меня.
Я протянула руки, чтобы схватить его.
— Не надо. Не делай этого. — Я повторила слова, которые он сказал мне в уборной кафе.
— Келси...
Я дернула его за руки, но они оставались неподвижными каменными колоннами.
— Вернись ко мне, — сказала я.
Я дернула еще раз, и в этот раз камень сдался. Его бедро оказалось у моего, а грудь легла на мою. Он зарылся лицом в изгиб между моей шеей и плечом, а руки дотронулись до плеч, в этот раз нежно и успокаивающе.
— Извини, — произнес он снова.
— Шшш. — Я приобняла его руками за плечи и держалась за него так крепко, как могла. Я не знала, что мучило его, но могла догадываться, и все мои догадки превращали мои проблемы в стыд.
— Я никогда не хотел причинить тебе боль, — прошептал он.
Вот почему он отталкивал меня. Он думал, что я не могла справиться с этим или не захотела бы. Но правда была в том, что... я выросла в таком мире, где люди целенаправленно причиняют боль. Только чтобы доказать или поиграть. Я бы забрала у Джексона его боль в любой день.
— Эй, — сказала я, притягивая его лицо, пока его взгляд не встретился с моим. — Ты не сделал мне больно. Я в порядке.
Он покачал головой.
— Ты не знаешь, Келси. Это такое...
— У всех нас есть такое, Джексон. Мне все равно.
Я сжала его подбородок и притянула его губы ближе к своим.
За несколько миллиметров от моего рта он отодвинулся.
— Тебе не должно быть все равно. Ты ничего обо мне не знаешь.
— Тогда расскажи мне.
Он лег на спину рядом со мной и провел рукой по лицу. Я переместилась на бок и положила голову на его грудь.
— Келси, — сказал он.
Я закрыла глаза, привыкая к нему.
— Тебе придется оттаскивать меня, потому что я никуда не уйду. И я могу быть чертовски упрямой.
Он замер, а затем вдохнул со смешком. Через несколько секунд дыхание снова стало дыханием, а смех исчез, его руки обвились вокруг меня. Этого было достаточно.
Мы пролежали так в кровати весь остаток дня. Иногда спали. Иногда нет. Но неважно, как мы перемещались или в каких позах лежали, мы никогда не переставали прикасаться к друг другу более, чем на несколько секунд.
И каждый раз я удивлялась боли, которую чувствовала в такие моменты. Она разворачивалась быстро, резко, открывая дыру в моей груди, которая была как пустая пещера, пока его кожа снова не встречалась с моей. Каждый раз я облегченно вздыхала и держала его крепко, возможно слишком крепко в течении нескольких секунд. Но он ничего не говорил. Никто из нас не говорил. Ни о его сне, ни о том, как я льнула к нему. Ни о тьме, которая так явно скрывалась в нас обоих, заполняя пространство между кожей, мышцами и костями.
