От печальных мыслей ее отвлекли крики – это бесноватый стал громко и бессвязно произносить какие-то слова на непонятном языке. Лицо его было бледным, искаженным гримасой. Арина решила, что его сейчас выведут из храма, как это сделали бы в России, но, посмотрев вокруг, поняла, что эти люди сочувствуют ему и молятся о нем. Отец семейства что-то говорил детям про бесноватого, из его жестов она поняла, что он объяснял им: за этого человека надо поставить свечку, потому что он одержим. А может, и Борис одержим, подумала она. Ведь у него так же временами искажалось лицо, и так же он сыпал отрывистыми ругательствами, не соединявшимися в плавную речь…
После общей исповеди Арина встретилась со священником и рассказала ему о себе и своей жизни. Отцу Владимиру уже было известно, что она оказалась в трудном положении и нуждается в духовной помощи. Выслушав ее, он сказал, что это испытание послано не за что-то, а для чего-то, она должна смирить гордыню и молиться о Борисе, о том, чтобы Бог дал ему здоровье ментальное и физическое, ибо он явно нездоровый душевно человек, ведь он отказался от своего ребенка и ведет войну против беременной женщины.
– Не исключено, что человек этот одержимый, – словно подтверждая ее мысли, сказал батюшка, – а мы, православные, не имеем права бросать вызов бесам. Для такого случая есть специальные люди, те, которые от бесов отчитывают. Обычному человеку, даже обычному священнику, это не по силам.
И еще отец Владимир сказал:
– Ты все решила правильно. Женщина искупает свои грехи рождением детей, а мужчина – благочестивой жизнью, и быть отцом означает не просто дать жизнь, но поддерживать своих детей, защищать их и о них заботиться. Может быть, эти страдания даны тебе для того, чтобы ты смогла принять его таким… или воплотить пережитое в своем творчестве.
Эта встреча дала ей покой и уверенность. По возвращении в Москву она стала регулярно ходить в храм, исповедоваться и причащаться. Еще Арина полюбила ездить к чудотворным иконам, навещать монастырь, где покоятся мощи блаженной Матроны. И всякий раз, приходя в храм, она писала записочки о здравии Бориса и молилась за их будущего ребенка. Особенно хорошо на душе становилось после молитв перед иконой преподобного Серафима Саровского, и она решила: если Борис после рождения сына так и не объявится и ей самой придется давать ему имя, она наречет его Серафимом.
Новая жизнь началась с еще одной неприятности: едва вернувшись из Вены, Арина узнала, что домработница Наташа, которую в свое время порекомендовали Толику знакомые, исчезла, прихватив немало вещей, денег, несколько купленных Борисом чемоданов и даже пару подаренных им часов. Не погнушалась она и взять детские вещи, «приданое», которое Арина собирала в ожидании рождения сына.
В милицию Арина заявлять не стала. Она даже с облегчением подумала, что это все-таки не самое страшное из того, что могло с ней случиться.
Между тем врачи сказали, что ее состояние их тревожит, и ей придется смириться с тем, что ребенок появится на свет чуть раньше срока.
– С мальчиками так бывает, – обнадежили ее в одной из московских клиник, куда она обратилась по рекомендации хорошей знакомой.
– А как же Вена? – спросила Полина.
– Видишь, не судьба. И денег собрать не успела…
– Давай я отвезу тебя в роддом. Ты когда собираешься?
– Врачи предлагают в понедельник или среду, но лечь нужно накануне.
– Понедельник лучше всего, искать не будут. В воскресенье появишься у отца в театре, а ночью я тебя отвезу.
Так и получилось. Глухой ночью Полина привезла ее в клинику, а утром Арина уже держала на руках аккуратно запеленутую маленькую копию Бориса – и принимала поздравления. Букетов было много, прислал цветы и милый Толик, и родители, и подруги, и заботливый Семен. Даже Арсений объявился – с извинениями и белыми розами.
– Они сильнее пахнут, – опустив ресницы, говорил он. – Мне хотелось, чтобы ты чувствовала себя как в цветнике.
– Спасибо, Ксюша, ты у меня золото, – радовалась его вниманию Арина.
– Почему так много цветов? – спохватившись, спрашивала она у медсестры. – Откуда стало известно, что я здесь?!
– А как же, – отвечала та, вкривь и вкось ставя цветы в вазы, – в газетах ведь написали!
Арине рассказывали о том, что персонал московских клиник за деньги поставляет прессе информацию о знаменитостях, но сама она никогда с этим не сталкивалась, и только теперь поняла, что это, должно быть, считается уже в порядке вещей.
Ближе к вечеру она получила эсэмэску от Жеребцова: «Поздравляю, у тебя завидное чувство юмора», – написал он. При чем тут чувство юмора, недоумевала Арина. Ей казалось, после их последней встречи он никогда уже больше не позвонит и не напишет. Увы, она ошибалась. Этому человеку все было нипочем.
От наркоза она отошла довольно быстро, и теперь наслаждалась своим счастьем. Рядом с ней сопел маленький человечек, удивительно похожий на Бориса. У него был золотистый чуб и длинные пальчики с совсем понарошечными ноготками. Арине казалось, что она хорошо помнит, каким был новорожденный Алеша, но теперь выяснилось, что все забывается, и она как будто сызнова открывала для себя это счастье, эту нежность, это чувство покоя и умиротворения.
Малыш мирно посапывал со сне, а она, любуясь им, думала: может, все-таки позвонить? Может, Борис жалеет о том, что все так получилось?.. Но не могла решиться, боялась его реакции, боялась, что ее сообщение вызовет у него новую волну агрессии. Вдруг он продолжит войну, теперь уже не только с ней, а еще и с этим крохой? И потом, он мог и сам узнать об этом, например, из газет – если бы захотел.
Днем начались визиты, приезжали родители, Полина, Татьяна, даже ненадолго забежал Толик, принес цветы и крошечные пинетки для пока еще безымянного мальчугана. Каждый раз, когда открывалась дверь палаты, она ждала, что увидит Бориса. Она знала: он обязательно придет, он не мог не прийти к своему сыну, к женщине, которая любит его и ждет.
Но чуда так и не произошло…
Три месяца она не пела. Это было какое-то удивительное время. Она кормила ребенка, гукала и смеялась с ним, обсуждала с Алешей его школьные новости, читала, много спала.
Недели две после выписки из роддома она ждала Бориса, чтобы вместе дать имя малышу. Но Борис не появился, и тогда Арина, как и решила прежде, назвала сына в честь преподобного Серафима Саровского. Крестил его отец Владимир, который как будто случайно приехал в те дни в Москву. В загсе, когда выписывали свидетельство о рождении, Арина попросила в графе «отец» оставить пустое место. В тот момент она не думала, как будет выглядеть метрика, в которой указана только мать. Но получив документ, расстроилась. После родов слезы все время были близко, и она долго училась с этим справляться.
