— Я хочу видеть ребенка, — прошептала Гонора пересохшими губами.
Сестра подошла к кровати и разгладила и без того туго натянутые простыни.
— Все дети находятся в специальном отделении, дорогая.
— Но почему мне нельзя его увидеть? — Гонора заплакала.
— Хорошо, хорошо, дорогая. Доктор сейчас делает обход. Я позову его.
Через минуту дверь открылась, и доктор быстрым шагом подошел к ее кровати. Стетоскоп, висевший у него на шее, подпрыгивал в такт его шагам. Это был молодой человек со спокойным, слегка флегматичным лицом, очень похожий на Линкольна.
— Я доктор Таупин, — представился он, заведующий отделением акушерства и гинекологии. Как вы себя чувствуете? Если у вас болит шов, мы дадим вам обезболивающее.
— Шов? Вы что, сделали мне кесарево сечение?
Доктор кивнул и, взяв стул, сел рядом с кроватью.
— Вы что-нибудь помните?
— Только то, что я очень кричала, — виновато ответила Гонора.
— Вам пришлось туго, — голос доктора был ровным, лицо непроницаемым.
— Я помню только яркий свет и свои крики.
Доктор снова кивнул.
— Ребенок лежал поперек живота, а не вниз головкой. Случай был трудным, поэтому позвали меня.
— Что с ребенком?
Доктор взял Гонору за руку.
— Я сделал все, что мог, но ребенок родился мертвым.
— Мертвым? Но его сердце билось, когда я лежала в родовой палате.
Доктор Таупин нахмурился.
— Как я вам уже сказал, роды были сложными. Мне очень жаль, очень. Вас поздно доставили. — Его голос звучал сердито.
Береза за окном грустно склонила ветви, отбрасывая длинные тени на стену соседнего дома.
— Миссис Айвари, — доктор погладил ей руку, — я понимаю, как трудно примириться с мыслью о потере ребенка, но вы должны благодарить Бога, что сами остались живы.
— Кто это был?
— Мальчик.
— У него что-то было не так?
— Ничего.
— Я хочу сказать, у него были какие-то отклонения?
— Нет. Он был нормальным.
— У меня была трудная работа. Я носила тяжелые подносы.
— Это не повредило ему. Вы ни в чем не виноваты, — голос доктора стал еще более сердитым.
— Он еще не сформировался?
— Нет, уже сформировался.
— Но доктор Кепвелл говорил, что мой срок…
— Он ошибся.
Гидеон оказался прав. Наказание за грех прелюбодеяния.
В коридоре раздавался плач младенцев — их разносили матерям: У Гоноры заныли груди, и она дотронулась до них. Пальцы ее стали мокрыми от молока.
Доктор проследил за движением ее руки.
— Миссис Айвари… можно я буду называть вас Гонора? — Она кивнула. — Гонора, вам лучше переехать на другой этаж.
Гонора молчала.
— Вам надо выплакаться, — продолжал доктор.
Выплакаться? Пелена спала с ее глаз, и она увидела горькую правду: во всем случившемся виновата только она одна. Она отдала себя в руки невежды, она скрыла от Курта свою беременность, она отдала отцу последние деньги, она унижалась перед Гидеоном — и вот наступила расплата: ее ребенок, сын Курта, мертв.
Гонору перевезли на другой этаж. Настало время посещений, и к ней пришла Ви. Она принесла свежие журналы и букет красных роз. Глаза Ви были красными от слез.
Гонора равнодушно поблагодарила Ви за подарки.
— Мне так жаль, детка, так жаль, — причитала Ви.
— Спасибо тебе за заботу, Ви.
Ви заплакала.
— Какое горе.
— Ты заплатила за квартиру?
— Не думай об этом, я все сделала.
— Спасибо, — повторила Гонора. Каждое слово давалось ей с трудом.
Ви убрала потную прядь со лба Гоноры.
— Успокойся, детка. Тебе лучше сейчас поспать.
Гонора кивнула и погрузилась в тяжелый сон.
Когда она проснулась, была ночь. По комнате метались длинные тени. Послышался шорох — она была не одна. Гонора в испуге вглядывалась в темноту.
— Дорогая? — Скрипнул стул. — Ты проснулась?
— Курт? — Гонора даже не удивилась, увидев его склоненное лицо.
Щека Курта прижалась к ее щеке. От него пахло одеколоном и зубной пастой.
— Ты видел Ви?
— Да, она оставила мне записку.
— Это был мальчик, — прошептала Гонора.
— Я знаю, любимая, знаю. Поговорим об этом позже.
— Мне нужно было сменить гинеколога.
— Дорогая, ты жила в чужом городе и чужой стране. Как ты могла знать, что он плохой, ведь тебе его рекомендовали.
— Я понимала, что он плохой специалист, но я заплатила ему сразу все деньги и не могла позволить себе найти другого.
— Ради Бога, Гонора, перестань винить себя. Достаточно и того, что я оставил тебя одну, не могу простить себе этого.
Гонора посмотрела на букет роз, принесенный Ви. Запах увядающих цветов смешивался с больничным запахом дезинфекции.
— Я знал, что ты слишком хороша для этого жестокого мира, — говорил Курт, — знал, что всякий может легко обидеть тебя, и я оставил тебя одну. Совсем одну, без друзей и родных. Как я мог это сделать? Как я мог уехать в эту далекую страну?
— Ты построил дорогу?
— Да. Неделю назад мы завершили строительство. — Курт нагнулся поближе. — Гонора, обещаю всегда быть рядом с тобой и никогда больше не оставлять одну. С сегодняшнего дня я буду следить, чтобы ни один волос не упал с твоей головы.
Курт тяжело опустился на стул и, закрыв лицо руками, зарыдал. Гонора вспомнила, как он плакал, рассказывая ей о своем детстве, но тогда это были тихие слезы.
Кристал всегда спала после обеда, и сейчас, проснувшись, она лениво потянулась и оглядела комнату. Она осталась довольна. С помощью Бани Мак-Хью ей удалось достичь желаемого результата. Неустойчивые, на изогнутых ножках кресла были заменены новыми, большими и низкими. Их шелковая бежевая обивка хорошо сочеталась с красивым ворсистым ковром; безвкусные панели мореного дуба уступили место изящным и светлым, толстые оконные стекла, почти не пропускавшие света, были заменены на тонкие и прозрачные, через которые открывалась величественная панорама залива.
«Восхитительно», — подумала Кристал. Но самым восхитительным было то, что теперь она спала одна в своей собственной комнате.
Шутки о старом муже-импотенте и молодой жене, которая нуждалась в утешении, не соответствовали действительности. Каждую ночь, а иногда даже дважды за ночь, Гидеон занимался с ней любовью. Кристал не отвечала ему взаимностью, а молча лежала под ним, ожидая, когда его страсть иссякнет. Что же делать? За все надо платить.
Гидеон не понимал, что она просто терпит его, считая минуты, когда придет конец ее мучениям, и очень гордился своей способностью удовлетворить молодую жену. Измученная его постоянным сексуальным голодом, Кристал испытывала к мужу только чувство отвращения, однако никогда не показывала этого. Когда по утрам, уходя на работу, он целовал ее, она отвечала ему легким поцелуем. Сегодня Гидеон был дома. Прежде чем уйти к себе в кабинет, он, потягивая виски десятилетней выдержки, рассказал ей о крупном заказе, предложенном его компании. Кристал молча его выслушала и выпила с ним кока-колы — она была беременна и не выносила спиртного. Беременность была одной из причин, почему они теперь спали в разных комнатах. Когда Кристал сообщила мужу приятную новость, Гидеон, гордый и счастливый, сразу же перебрался к себе в спальню.
