Не зря подставился! Все сработало.
Поднимаю на Градского ожидающий взгляд. Что дальше?
— Александр Беркут, значит?
Киваю.
— Давай, сначала. Рассказывай.
— Что?
— Ника. Ты преследовал мою дочь?
— Не совсем, — пожимаю плечами. — Скорее присматривал за ней немного.
— Зачем?
— Зачем… — опускаю взгляд. — Она…
Неужели непонятно!?
— Ника сказала, вы первый раз встретились в торговом центре.
— Да.
— Ты пошел за ней. Для чего?
— Не смог не пойти. Зацепила. Искал повод познакомиться.
— Быстро нашел, да?
— Увы.
— Собаку ты от нее оттащил? — спрашивает у меня, а смотрит на поникшего Вишневского.
— Ну, Вы же уже всё знаете.
— Ну, я же тебя спрашиваю!
— Я.
— Что скажешь, Максим? — переводит на него взгляд.
Максим молчит.
— Почему потом не подошел. Ко мне, к ней? Не объяснился?
— Не знаю… Зачем? На благодарность напрашиваться? Стремно как-то было.
— Ясно… дурак ты, Александр, — вздыхает.
— Почему?
— Потому что не было бы этого лживого гадёныша в её жизни. И, возможно, этого покушения.
— Ну, вот так вышло.
— Я не обвиняю. Скорее — понимаю. Но тем не менее! Дальше…
— Мы общались немного по телефону, — развожу руками. — Пока у нас не вышло недопонимание, и она не выкинула браслет, — мой голос просаживается. — Можно воды?
— Дайте ему воды.
Делаю несколько глотков. Незаметно еще раз касаюсь панельки. Получаю ответ. И я почти счастлив!
Включая что-то на телефоне, Градский двигает его по столу ко мне.
Ника!! Под дождём в грязи. Рассерженно дует губки, топает ногой.
— Пап, убери!!
— Это для потомков, детка! — голос и смех Градского за кадром. — Николь Градская в поисках счастья!
— Что это?
— Искала браслет твой…
Улыбаюсь, рассечённая губа лопается. От неожиданной вспышки боли со стоном поджимаю губы.
Щеки сводит от желания улыбаться. Но я просто часто и глубоко дышу с трудом контролируя чувства.
— Ника в порядке?
Морщится.
— В целом — да. Малой кровью.
Киваю.
— Как ты узнал о покушении?
— Я не знал.
Рассказываю ему о случайно услышанном разговоре Вишневских. И как увидел стволы, в руках киллеров. Про то, что не было телефона. А голос тогда мне не подчинялся…
— Дальше я видел на видеосъемке. Лихо ты… Зачем в воздух стрелял?
— Предупредить хотел. Жаль, что не сработало.
— Сработало… Спасибо. Я успел достать оружие и выстрелить в ответ. В голову. Жаль, что потом долго провалялся в беспамятстве, от потери крови. И мои люди приняли решение объявить меня мёртвым, чтобы избежать повторного покушения.
— Я так и подумал.
— Показания дашь?
— Дам.
— А ты? — переводит взгляд на Макса.
— Без разговора с матерью и адвоката никаких показаний я давать не буду.
— Тогда, пойдёшь как соучастник в организации заказного убийства, попытки убийства Беркута, похищения моей дочери.
Дашь показания — ваши адвокаты вытянут тебя как свидетеля. Но Валентина с Ростиславом сядут.
— Я хочу увидеться с матерью. Вы не имеете право меня держать! Мне нужен врач, вообще!
— Закройте его.
— В смысле?! — с испугом оглядывается на подходящих охранников.
— А ты думал в меня можно стрелять, моего ребенка можно держать в плену, а я в ответ буду по закону с вами бодаться? Нет. Ты будешь здесь, пока твоя мать не придёт с повинной в полицию. До сих пор не пришла. Но купила билеты в Эмираты, Максим. Эмираты не выдают преступников другим государствам. Чувствуешь, кто из вас сядет? Аркадий Михайлович, — кивает он на одного из своих людей, — адвокат. Он даже может озвучить тебе грозящий срок.
— От восьми до двенадцати, если как соучастник. От десяти до пятнадцати как организатор… Зависит от адвоката, прокурора, судьи… — добавляет один из мужчин.
Макс дергаясь от охранников отлетает в сторону.
— Но я же не знал! — отчаянно. — Я не участвовал!
— Увы, моё сострадание к семье Вишневских убито двумя выстрелами в упор, — оскаливается Градский. — Кто-то всё равно сядет за покушение на мою семью. Если ты успеешь дать показания до их отъезда, то не ты.
Охранники подходят ближе.
— Стойте… — пятится от них.
— Билеты у них на завтра…
— Хорошо!! Хорошо, я дам… — сползает он по стене на корточки.
— Зачем он? — пожимаю я плечами. — Наших с Никой показаний хватит.
— Нет. Увы. У ментов запись с наездом, похищением, два трупа и стволы у тебя дома. Без его показаний ты будешь под следствием около года и даже при работе моих адвокатов, скорее всего, получишь условно.
— Да и хер с ним. Переживу. Я же знал, на что шёл…
— Я, блять, не переживу! — закатывает он глаза. — Что у моей дочери будет судимый жених.
Его ноздри ревниво и недовольно вздрагивают.
— А Ника — твоё годовое отсутствие.
Моим губам пиздец. Они снова лопаются. Поджимаю, опуская взгляд.
— Ника сказала, что ты был крайне вежлив и ее не трогал. Ты же не трогал? — прищуривыется он пытливо и предупреждающе. — Не воспользовался ситуацией?
Моя маленькая врушка! Спасибо…
— Конечно — нет, — недрогнувшим голосом вру я, честно глядя ему в глаза.
Что я ему — ангел бестелестный, что ли?? Как можно было не воспользоваться, когда она там отжигала полуголая?!
— Я могу увидеть Нику? Пожалуйста.
— Нет, — смотрит он на часы. — Она уже как десять минут летит в другую страну. А у нас сейчас будет много задач, Александр.
Машинально притрагиваюсь к браслету. Больше не отвечает!
Расстроенно падаю лицом на руки. Ну, блять…
Эпилог
Моё утро всегда начинается одинаково. Я просыпаюсь от тёплых и вибрирующих объятий. Они наполняют мою грудь трепетом, а тело истомой. Тянусь со сладким мучительным стоном как кошка. Отправляю ответные объятия.
Переворачиваюсь лицом в подушку, вспоминая горячие сны, что мучают меня второй месяц нашей разлуки. Саша пока что невыездной, а мне папа вернуться не позволяет.
Мы постоянно на связи. Но это мало спасает моё, пробуждённое им тело.
Между ног требовательно ноет… и тело тянет до судорог, обдавая удушающим жаром. И так каждое каждое утро!
Но сегодня не так…
Вчера мы немного поссорились. И с утра я просыпаюсь на час позже, потому что объятия меня не разбудили.
Поссорились на пустом месте. Потому что уже не просто скучаем, мы голодаем друг по другу, и… немного ревнуем, да. Сексуальное напряжение любую искру превращает в пожар. А Саша — тоже не ангел, между прочим! Рычит и иногда кусает.
Но я всё равно виню себя за вчерашнюю ссору. Вместо того, чтобы сгладить эмоции или позволить это сделать ему, я бросила трубку и отключила телефон. Идиотская привычка — отнимать у него возможность говорить со мной! Разве недостаточно ему было немоты?..
И теперь мои "объятия" молчат.
Запихивая поглубже свою гордость и принципиальность, я нажимаю на объятия первой. Но он не отвечает. Первый раз за всё это время он мне не отвечает!
От страха, что могла по-настоящему обидеть его своей выходкой, и лёгкий дурацкий конфликт может превратиться в полноценную ссору, у меня от боли сводит грудную клетку. Какая же ты дура, Николь!
Дотягиваюсь до телефона. Набираю видео звонок. Я извинюсь! Не проблема…
Недоступен.
Ооо… ну как же так?!
Выхожу в мессенджер. Не в сети.
Начинаю строчить ему сообщение с покаянием и признанием в любви. И не отправив бросаю на середине…
Падаю на подушку обратно, глядя в потолок. Расстояние — это тяжело… мы оба уже извелись. Из глаз катятся слёзы, стекая по вискам на подушку.
— Nicole, — заглядывает мама, — tu n'es pas malade?…
— Non… — закрываю глаза.
Слышу, как мама ставит кружку кофе на тумбочку, чувствую его запах. Кладёт руку мне на лоб.
— Это что такое?… — вытирает мои слёзы. — Поссорились?
— Да, — переворачиваюсь на бок, вжимаюсь лицом в подушку и срываюсь на рыдания.
