— Привет, братишка! — подкидываю пару раз вверх.
Говорить тяжело, вместо звуков хрипы. И на игры энергии нет. Я — сдутый шарик. И ещё немного рваный. Болит всë…
Брат тычет пальчиками мне в помятое лицо, с вопросом заглядывая в глаза.
— Бой, — пожимаю плечами.
— Больно?
— Надо терпеть.
Показывает сбитую коленку.
— Тозе телпел, — хмуро.
— Мужик! — сжимаю кулак, подставляя ему.
Гордо толкает его своим.
Отпускаю на ноги.
— Мама где?
— Там.
— «Там», — треплю по голове. — Ты когда предложениями говорить начнёшь, м?
— Потом… — морщась, улыбается.
Захожу в дом.
Мама колдует с салфетками накрывая стол.
— Марик! — замирает от неожиданности. — А мы тебя завтра на день рождения ждали…
Бросаю сумку на пол. Падаю на диван.
— А я сегодня приехал.
Аааааа!
Как хочется проораться. Дома всю броню срывает. Остаётся только мясо наружу.
Мама, ничего не спрашивая, мочит в воде полотенце, отжимает, растерянно садится рядом.
Отодвигаясь, ложусь к ней на колени головой. Прикладывает к пульсирующему уху и скуле.
— Я от Беса ушёл, мам. И с Аленой… всë.
Закрываю глаза.
Мама молча гладит меня по голове. Я вылетаю в болезненную тихую кому.
На плите пикает таймер. Но мама не встаёт, продолжая гладить.
Мама меня почти никогда не критикует.
Хотя я себя критикую сейчас. Без слов, без смыслов. Просто по факту. Если близкие мне люди не со мной, а я не с ними, значит, я где-то всë-таки облажался? Нет сил искать где именно. Мне кажется, я во всем прав. Просто хреново…
— Хочешь пончиков сделаю?
Отрицательно мычу.
Ничего не хочу.
— Помиритесь… — осторожно.
— Мы не поссорились. Не видит она во мне мужчину. Как мальчишку защищает!
— Значит, любит.
— Не так, как мне нужно!
— А ты всë и сразу хочешь, чтобы идеально было?
— Ничего я не хочу больше… — раздражённо ворчу я. — Швыряет она меня тоже, как мальчишку.
— А ты думаешь, мужчин своих не защищают?
— Не за их спиной.
— Ты ей сказал это?
— Да.
— Молодец. Значит, у неё будет шанс подумать об этом. И в следующий раз сделать по-другому.
— Нет… — упрямится во мне моя сердечная боль. — Она не хочет этих отношений. Еë всë напрягает. Я напрягаю. Я сделал уже сотню шагов навстречу, а она всего пару. И те — сомневаясь и вынужденно. Не сдвинусь больше с места!
— Дуру бы ты не полюбил, а умная — исправит. Успокойся…
От ритмичных движений маминых пальцев по моей шевелюре, немного отключаюсь. Тимка залезает ко мне на диван, ложится головой на руку.
— Мои мальчики, — вздыхает мама.
Врубаюсь обратно от голоса отца.
— А что это у нас стол не накрыт?
— Сейчас… — возобновляет домашнюю суету мама. — О чём-то тихо говорит с ним.
Сонно хмурясь, встаю с дивана. Тяну ему руку.
— Мм… Красавчик! — оглядывает моë лицо. — Ну, пойдём, пока мама накрывает, поговорим.
Садится в своё кресло в кабинете, я присаживаюсь на открытое окно. Отец не мама, носом натыкает во всё косяки. Может, мне сейчас и надо, чтобы натыкали. Мне неспокойно от своих решений.
— Рассказывай, — перебирает бумаги.
— Бес звонил тебе?
Отец иногда работает с Бессо по нашей школе как нотариус по оформлению документов на интернатовских. Очень его уважает.
Откладывает в сторону бумаги. Складывает пальцы в замок, вжимает в губы.
— Пока — нет.
Медленно выдыхаю.
— Короче… С чего начать-то? — хриплю, взъерошивая волосы.
— Начни сначала.
— Бес меня разочаровал, наверное.
— Это уже конец истории, судя по всему.
— Ладно! Хорошо, — кусаю губы. — Я влюбился в девушку…
Отворачиваюсь в окно.
Сейчас скажет, что всë это не серьёзно. И что я идиот, если из-за этого поставил под угрозу свою спортивную карьеру.
Но он молчит.
— Дальше, — подгоняет меня.
Рассказываю суть конфликта. И то, что Алёна скрывала… И то, что Бес отмазал брата. Упуская только наше слишком личное с Аленой.
Отец не перебивает.
— Втащил я ему, в общем, без всякого бусидо. Морда в фарш. На Скорой увезли… — заканчиваю я всю эпопею.
— Ждём иск?
— Скорее всего.
— Понятно, — встаёт отец, меряет комнату шагами.
— Я не прав?
— Не прав.
Отворачиваюсь зло. С хера ли я не прав?!
— Но втащил ты ему правильно.
— В чем, тогда, не прав??
— Потому что не тебе, сопляку, Бессо судить, понял? Историю я эту знаю с другой стороны. Это ты только за себя отвечаешь: захотел — втащил, захотел — мимо прошёл. А у Бессо пацанов сколько? Он один везёт на себе огромный проект. Сколько там неблагополучных? Интернатовских? Где б твой Ванька был, если бы Бессо себе позволял то, что ты себе позволил, м? Что бы он им сказал — простите, у меня вендетта? Я буду морды ломать и по зонам чалиться. А ваша спортивная карьера и труд всех этих лет — в топку! И туда же ваша перспектива из дерьма в спортсмены мирового уровня выйти. Что толку, что Бессо бы ему морду сломал? Морда заживёт. Рустама надо статуса лишить, наследства отцовского, стереть как легенду! Это взрослое наказание. И Бессо работает над этим. Даже девочка эта его поняла, и согласилась с его решением. Потому что — зрелая, — проходится по больному отец.
— А я не зрелый, значит?!
— А ты…Ты слишком порывист. Переосмысли. Так, в общем! Сопли, слюни подобрал. Поймал дзен и спать. Завтра поедешь и извинишься перед Бессо. Не нужен тебе другой тренер.
Хочется спорить! Но… и не хочется. Извиниться перед Бесом хочется больше. Отец прав… Бес отвечает за всех, я — только за себя.
— Ты, как еë мужчина, сделал то, что должен. Он, как ответственный за пацанов, школу и престарелого отца тоже сделал то, что должен. А девушка… Приедет твоя девушка, если способна твои поступки оценить. Если не способна, то ты ошибся с девушкой. Всë!
Не приедет… Сюда она не приедет, вспоминаю я её истерику по поводу разницы в возрасте, и моей мамы.
И я не поеду…
Иду наверх.
— Марик, а ужинать?
— Не, мам. Я посплю… И завтра не надо, пожалуйста, ничего, ладно?
Пишу смску:
«Бессо Давидович, извините. Я погорячился. Я не прав».
Отвечает:
«Принимается. Послезавтра — в строй».
А Алëне — не могу. Не могу и всë.
Уткнувшись в подушку беззвучно вою от тоски.
Мама тихонечко приносит мне чай. Он пахнет мёдом и молоком…
Всё болит. Но боль в груди затмевает всё остальное.
Где взять этот чертов дзен?
Глава 44. Подарок
— Вену…
На автомате колю парням препараты.
— У Тарханова днюха сегодня, — требовательно смотрит на меня Шмелëв.
— Я знаю, Ром, — отвожу взгляд.
— А мы не отмечаем. Знаете почему?
Догадываюсь!
Он выходит, я проверяю телефон.
Слов мой лев больше не желает. Ни извинения, ни поздравления не читает.
— Всë, закончились, наконец-то! — выглядывает за дверь Люба.
— Люба, мне до вечера уехать надо. Отпустишь?
— Отпускаю тебя, дочь моя, до утра. Без фейеричной ночи — это не поздравление, я считаю!
— Господи, да о чем ты? Он не отвечает мне даже.
— Приезжай а натурель! Красиво опускайся на колени, выразительно смотри в глаза и…
— Люба! — с возмущением смотрю на неё. — Он с родителями живёт.
— Ну дверь заприте.
Нет, с ней невозможно это обсуждать. Один секс на уме.
До встречи с Бессо ещё есть несколько часов. Забираю из ювелирной мастерской цепочку Марата с кулоном. Он её там потерял в песке. Порвалась во время драки. Потом готовлю дома торт для моего котёнка. Я не знаю, примет ли он его. Но ничего более тёплого и личного я в подарок придумать не могу. И готовлю самый сложный и вкусный — «Дамские пальчики». Начиняю каждый пальчик творожным кремом, пропитываю сметаной, украшаю шоколадной крошкой, глазированой клубникой.
Не хочет меня видеть?
Я была не права, да. Но я так за него боялась! Я и сейчас боюсь.
