Не знаю отчего в последнее время у меня совершенно нет настроения. Разогрев ужин в микроволновке, наливаю себе вина. Кручу в руках сверкающий бокал, делая первый глоток. Красное полусухое расслабляет. Сажусь за широкий кухонный стол. Гришка запрыгивает на стул рядом.
— Бедовые мы с тобой, котяра, — поглаживаю пушистый комок шерсти, почесав за ухом.
Кот благодарно мяукает, и в этот момент в дверь звонят.
Я открываю дверь и, растерявшись, а еще больше испугавшись, смотрю на него и молчу. Наша очередная встреча начинается с приступа тоски, от которой, как мне казалось, я давно излечилась. Дураку понятно, зачем Тимур пришел ко мне. Видимо, в притоне разврата сегодня санитарный день.
— Слушаю вас очень внимательно, Тимур Назарович.
— Ты одна? — произносит он с какой-то непонятной грустью и тревогой.
Нет, только не сопереживать. Он не делал этого, когда объявил, что разлюбил. У Тимура глаза блестят, будто он выпил. Нет он не пьяный, но алкоголь в его крови явно есть.
— А это имеет какое-то значение? — сжимаю зубы, стыдясь своей минутной слабости.
Нет в нем никакой грусти. Это очередная блажь.
— Войти разрешишь?
— Зачем?
— Поговорить хочу.
— Тимур, если ты рассчитываешь на ещё один быстрый перепих, то я не в настроении. И не надо ломать мою дверь. Уверена, в твоем телефоне много на все готовых девчонок, а теперь — спокойной ночи.
— Не хочешь в доме говорить, поговорим здесь, — смотрит пронзительно, будто заглядывая в самые потайные уголки души.
— Я бы предпочла отдохнуть.
Тимур мрачнеет. Цвет глаз неуловимо меняется с орехового до махагона. И я не выдерживаю напряжения между нами, отворачиваюсь, понимая, что не смогу говорить с ним искренне, как раньше, восемь лет назад. Теперь нет. Слишком больно было тогда. И не все равно сейчас.
— Я пришёл извиниться, — его лицо в тени, слышится только мягкий, но сильный голос, с нервной дрожью непонятного мне чувства.
— Извиняйся, Тимур Назарович, кто же тебе мешает?
— Прошу у тебя прощения за шантаж, угрозы и ложную информацию. За то, что тебя перепугал.
Все внутри падает куда-то вниз и там замирает от непередаваемого количества эмоций. Но я сдерживаюсь, потому что выхода у меня нет.
— Ты прощен, что-нибудь еще? — говорю я как можно безразличней.
От переизбытка чувств меня рвет на части. Я не могу спокойно реагировать на него. Все еще помню, как легко он оставил меня с разбитым сердцем и пустым взглядом. Айвазова замучила совесть, и он решил ее очистить. Стыдно стало.
Он молчит.
— Долго это будет продолжаться? Я уже замерзла.
Кутаюсь в шелк, потирая плечи. Он жадно осматривает меня с головы до ног.
А потом из-за угла, оттуда, где он, очевидно, оставил свою машину, слышится женский капризный голос:
— Тимур Назарович, ну вы там скоро!? Мы устали ждать!
Дальше смех, переходящий в дружный гогот, кто-то включает музыку.
И я не выдерживаю, взбесившись, захлопываю дверь перед его носом, чтобы только не видеть и не слышать всего этого.
— Татьяна, мы еще не договорили, открой! — стучит по косяку, вызывая новый приступ тоски и неудовлетворенности собственной жизнью.
— Уходи, Тимур, ни тебе, ни мне этот разговор не нужен.
Он произносит через дверь что-то еще, но я не слышу. И слышать не хочу. Меня аж трясет. Покидаю прихожую, сворачивая в зал. Беру в руки пульт, сажусь на диван и, трижды поменяв позу, включаю телевизор. Несколько минут смотрю, как мелькают рекламные заставки, тщетно отбрасывая от себя визит бывшего мужа. Соскучившись, на мои колени прыгает белоухий Гришка. Ожесточённо глажу его по голове и спине. Нервы не выдерживают и слезы сами текут по щекам.
— Ну почему?! Ну зачем он снова пришел?
Кот ответов на мои вопросы не знает и, довольно прогнувшись под мои руками, кладет морду на колени, начиная урчать.
Таня
Открываю дверь, впуская в дом Иру и Игната. Мне немного неловко, но подруга настояла на том, что они приедут.
— Друзья спешат на помощь!! — Ирка входит первой, размахивая бутылкой вина в бумажном пакете.
— Полчаса оставалось, — бурчит Игнат, разуваясь у самого входа и поправляя свою жилетку.
Ради меня они ушли из кинотеатра.
— Мы досмотрим фильм дома, Занудик, не начинай.
Он согласно кивает, но смотрит не на Иру, а на меня.
— Танюш, ты чего? Ты плакала что ли?
Я быстро вытираю щеки, но он все равно замечает. Переживая за меня, прямо во время сеанса Ира прислала мне сообщение с вопросом: «Как твои дела?» Я ответила: «Нормально». Это насторожило подругу, и она решила, что меня нужно срочно спасать. Догадалась — со мной что-то не так.
К их приходу я успела переодеться в спортивный костюм. Но нос по-прежнему красный, никак не желает приобретать свой естественный цвет.
— Я в порядке. Кино грустное посмотрела. Там все умерли в конце.
— Ну как же в порядке? — давит Игнат, настаивая на своем. — Я же вижу, что ты плакала.
Ирка держит бокалы в руках, внимательно наблюдая за нами. Но для ревности много не надо, особенно, когда влюбляешься по-настоящему.
— Так я и знала, — с обидой прикусывает губу, глядя на Игната, — догадывалась, что ты все еще любишь ее.
Быстрым шагом проходит мимо меня в коридор, наклоняется, поднимает туфли, обувается, собираясь уходить.
Отлично! Вот как раз этих разборок, после визита бывшего, мне сейчас и не хватало.
Рано или поздно это должно было случиться. Игнат долго за мной ухаживал. Конечно, Ире сложно поверить в то, что теперь он влюбился в неё. Но даже я вижу, что он изменился. Наш юрист совершенно другой рядом с ней. Он как будто открылся: игривый, веселый и словно настоящий. Говорит спокойно и расслабленно. Настроение всегда отличное, даже помолодел немного. Так бывает, когда люди находят друг друга.
— Иришка, прекрати, пожалуйста, вести себя как ребенок. Речь сейчас не о тебе, и не обо мне, и не о наших отношениях.
— Игнат, спасибо за все, но я не могу конкурировать с ней, — Ира в сердцах снимает его подарок с руки, пытается всунуть в ладонь, а он наклоняется и разувает ее, стягивая туфли с ног.
Я боюсь пошевелиться. Не хочу, чтобы они ссорились.
— Потому что Таня — она идеальная. Красивая, умная. Я тебя понимаю, я сама ее люблю.
— Да, — соглашается Игнат, отбрасывая туфли в сторону.
Ира замирает, а он берет ее лицо в свои ладони.
— Я действительно так думал, что она подходит мне, как никто другой, но…
— Но тут подвернулась возможность потрахаться, — с обидой выпаливает Ира, вырываясь и отворачиваясь от
