— Родная, ты себя хорошо чувствуешь? — облокотившись спиной о косяк, задает вопрос мужчина.
— Уже лучше. — выдавливаю сомневающуюся улыбку. — Кажется, я отравилась вчера.
— Хорошо. — напоследок еще раз окинув меня анализирующим взглядом, Елагин выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. — Ты сегодня к Соне? — Леша засыпает молотый кофе в турку и заливает порошок водой.
— Да, вечером планировали встретиться. — киваю, заглядывая в холодильник. — Пока домой хочу заехать. — пытаюсь выискать хоть что-нибудь аппетитное среди полных полок еды. — Три дня в собственной квартире не ночевала, там все небось уже без меня пылью покрылось. — так и не найдя ничего, что бы не вызвало во мне очередного приступа тошноты, с сожалением сажусь за стол.
— Лика, — устало выдыхает мужчина, обхватывая меня в по-родному нежные объятия, — переезжай. Мы с котом скучаем без тебя.
— Мне кажется, мы сильно торопимся. — тихим шепотом отвечаю, проводя носом по шее любимого.
— Когда-нибудь я просто запру тебя в квартире и больше не выпущу. — бурчит Леша, откидывая мои волосы с плеч и проводя дорожку воздушных поцелуев по ним.
— Ты сам мне выдал ключи, Елагин. — напоминаю, прижимаясь губами к колючей щеке.
— Какая оплошность с моей стороны! — он притворно вздыхает и снимает дымящийся напиток с плиты.
— Не паясничай. — усмехаюсь, поднимая на руки ластящегося кота. — Мой хорошенький, — глажу мягкую шерстку урчащего создания, — как же ты без меня. — Кузя приятно щекочет мою кожу своими вибриссами, и мне уже самой не сильно хочется уходить из этого дома.
— Тебя во сколько сегодня ждать? — Леша снимает с вешалки мой блейзер и протягивает его мне.
— Я сегодня, наверное, дома останусь. — критически оглядываю собственное отражение в зеркале и еще раз проверяю содержимое сумки.
— Останешься, Лисенок, останешься. — подтверждает мужчина. — У меня. — последняя фраза звучит практически как приговор. — Все, беги. Вечером я жду тебя. — коротко прощается Леша, напоследок оставляя на моих губах жаркий поцелуй.
— Можешь не ждать. — победоносно изрекаю и быстренько самоуничтожаюсь из квартиры.
Зелень на деревьях начинает неизбежно желтеть, позволяя понять, что еще чуть-чуть и наступит полноценная осень с пронизывающим холодом и моросящим дождем. Мое настроение постепенно сменяется на все более задумчивое, музыка в наушниках становится все тяжелее, от былого настроя не остается и следа.
Наверное, здесь по-другому и не бывает. Я не сказала Леше, что вместо того, чтобы поехать домой, я поеду сюда. Почему-то мне захотелось оставить это себе. Как частичку того чувства, что осталось лишь между мной и Олегом. Год, ровно год, как я потеряла свою первую любовь.
Спустя год принятие и смирение вытеснили боль, оставив на ее месте лишь благодарность. Благодарность за то, что жизнь свела меня с этим человеком и подарила нам по истине удивительные дни вместе.
Безошибочно нахожу нужную дорожку. Несмотря на все, я четко помню, что стоит дойти до ее тупика, и я увижу тот самый памятник. И его, так живо улыбающегося. Внутри все скручивается в тугой узел, но я продолжаю идти, прекрасно зная, что ни за что не развернусь назад.
В округе никого. Мертвая тишина. Мертвое все, кроме его улыбки, что я так любила.
— Привет. — тихо шепчу, не утруждаясь смахиванием первой слезинки. Кажется, вот он — стоит только руку протянуть, и все снова как раньше. Не в силах справиться с неожиданным порывом, осторожно провожу пальцем по пухлым губам.
Холод гранита отрезвляет как нельзя лучше. Будто обжегшись, я убираю руку и опускаю голову вниз. Большое букет белых хризантем и закупоренная бутылка его любимого коньяка.
— Он уже был здесь. — тепло усмехаюсь, садясь на корточки и аккуратно укладывая рядом собственные цветы. — Как ты? — мой негромкий хрип разрезает воздух. — Тебе хорошо? — тело начинает подрагивать, и мне приходится обхватить себя ладонями за плечи, чтобы уменьшить мандраж. — Знаешь, мне бы очень хотелось, чтобы ты иногда приглядывал за мной и Ванькой оттуда, сверху. Он же тоже помнит.
В листве вековых деревьев шуршит сильный ветер, и эта музыка, редко ощущающаяся в обычном мире, мгновенно завладевает моим вниманием. Вечность. Здесь это слово приобретает совсем иной смысл. Те, о которых забыли, и те, чьи могилы всегда ухожены — как проявления сухого и отторгающего и любимого и цветущего.
— Знаешь, а у меня все наконец-то налаживается. — как старому другу, с которым не виделась долгое время, рассказываю я. — Леша действительно вернул меня к жизни. После всего того, что…, да ты и сам знаешь. — мой и без того сорвавшийся голос окончательно пропадает. — Пожалуйста, договорись там с кем-нибудь наверху, чтобы они оставили Елагина мне. Без него все окончательно потеряет смысл.
Ветер все усиливается, но его мощь, так безжалостно треплющая мои распущенные волосы, не пугает, а наоборот, даёт силы.
— Ведь даже Сашу посадили. Представляешь? — соленой влаги на щеках становится чересчур много, и она начинает стекать по подбородку вниз, к шее, неприятно холодя кожу и заставляя её покрыться мелкими мурашками. — Закрыли дурака, как неугодного. На девять лет. — ужасные слова будто сами срываются с моего языка. — Мы все боимся, что он не выдержит. Он сломлен. — я с силой сжимаю дрожащими ладонями виски. — У него было все, и он это все самолично упустил.
Порывы холодного воздуха взвивают вихрастым столбом раннеопавшие листья, а я понимаю, что пора прощаться.
— Олеж, — я набираюсь смелости и вновь касаюсь неверными пальцами такого манящего лица напротив, — ты познакомил меня с самым прекрасным чувством на земле — любовью. Не бойся быть забытым: пока мое сердце бьется, я буду вспоминать нас. Спасибо тебе и прощай.
Попытавшись в последний раз ухватиться взглядом за все мельчайшие черточки родного лица, я зажмуриваюсь и, не оборачиваясь, ухожу.
Я знаю, что моя жизнь не была и уже не станет простой, но я рада, что она мне позволила понять, что ссоры, скандалы, интриги — такая мелочь по сравнению с этой жестокой Вечностью.
Ветер хлещет в спину, будто подталкивая на выход. Послушно следую его направлению в надежде, что моя просьба будет услышана и мне больше не придётся испытать горечь утраты. Вновь улыбка: чистая, искренняя, лучезарная самопроизвольно появляется на моих губах, и мне неожиданно очень хочется услышать голос Елагина.
— Слушаю, Лисенок. — раздаётся бархатное в трубке, когда я пересекаю последние кованые ворота.
— Леш, я тебя очень люблю. — сходу выдыхаю в динамик.
— Я тоже люблю тебя, родная. — произносит ласковый голос, давая мне последний толчок к тому, чтобы произнести одну простую, но в то же время весьма нелегкую фразу.
— Ты поможешь перевезти мои вещи к тебе?
— Конечно, Лисенок. — мне не нужно видеть его лица, чтобы знать, что он тоже улыбается. — А вечером приедешь? — задаёт ещё один вопрос, на который мне хочется выкрикнуть минимум сотню «да!», но я благоразумно останавливаюсь лишь на одном.
— Да. — я подхожу к метро и спускаюсь по ступеням перехода.
— Милая, прости, — виновато тянет Лёша, — мне тут в дверь звонят.
— Все в порядке. — перебиваю. — До вечера. — прощаюсь.
— Целую. — отвечает собеседник, а в следующее мгновение до меня долетают лишь гудки.
Это — правильное решение, и у меня нет ни капли сомнения, что я где-то поступила неправильно.
В нашей квартире пусто — даже в субботу Никиту где-то носит. Нет, это хорошо, конечно, если он отжигает с какой-нибудь симпатичной девушкой, но, боюсь, брат снова работает.
Фикус на кухне жив, а значит Ник дома все-таки появляется. Вымыв полы и стерев пыль, решила пожалеть бедного холостяка и приготовить ему сразу на несколько дней вперед: стейки, картофель по-деревенски, суп.
Пока возилась с мясом, меня чуть дважды не вывернуло от его сырого вида. Странно и совершенно на меня не похоже. Однако я стойко вытерпела все трудности и таки доделала свои кулинарные шедевры.
