Саймон молчал. Он вцепился руками в поводья, стараясь сдержать себя, чтобы на их месте не оказалась шея Люка.
Люк рассмеялся, и этот смех больно ударил по нервам Саймона.
– Ну же, Трент! Я знаю, ты уже думал об этом! И я не виню тебя. Женские округлости не могут не восхищать мужчину. Мягкие, сочные выпуклости, которые идеально ложатся в мужскую руку. И ее губки рядом с твоими…
Саймон резко остановил коня, спешился и поставил фонарь на землю. Люк по инерции проехал еще несколько шагов, затем тоже остановился и спросил, оглянувшись:
– Ты чего?
Саймон не был уверен, что ему следует сейчас что-то говорить. Никогда еще он не был так разгневан. Его била крупная дрожь. По лбу стекали капли горячего пота.
С трудом разжав зубы, Саймон прорычал:
– Слезай с лошади.
Люк непонимающе уставился на него. Затем поднял брови, и уголки его губ поползли вверх.
– Слезай! – повторил Саймон.
Люк развернул лошадь и лишь покачал головой.
– Какое зрелище! Мой брат и его праведное неистовство. Я так от этого устал.
Слова Люка, сказанные ранее, стучали молотом в черепе Саймона. «Лакомый кусочек…», «Была бы легкой добычей…», «Развлекаться со слугами…».
И хуже всего: «Ты никогда не запятнаешь себя отношениями с такой девушкой, как Сара!»
Он смотрел на Люка, и перед его глазами плыли красные пятна.
«…с такой девушкой, как Сара!»…
Хватит! Он никому не позволит говорить о Саре – его Саре! – подобным образом. Никому! Даже собственному брату, которому много лет прощал и пьянство, и азартные игры, и шлюх.
– Слезай! – взревел Саймон в бешенстве.
Люк покачал головой.
– Знаешь, брат, думаю, здесь нам надо расстаться. Ты поедешь домой, со своей лживой моралью добропорядочного герцога, при этом тайно вожделеющего горничную. У меня нет желания быть свидетелем этого лицемерия. А я останусь здесь. Первое, что я сделаю, это найду ближайший паб. А затем вернусь в Хиллингдон и докопаюсь до сути загадки исчезновения моей матери.
– Тогда убирайся с моих глаз долой! – с горечью в голосе воскликнул Саймон.
Увы, он не мог рассчитывать на помощь Люка в поисках матери. Тот был способен лишь на то, чтобы напиваться, обливать грязью все, что ему было дорого, и продолжать порочить их семью.
– С радостью! – Люк ударил каблуками в бока лошади и помчался галопом в ту сторону, откуда они приехали, что было безрассудно и очень рискованно в ночной темноте.
После того как топот копыт исчез в ночи, Саймон еще несколько минут стоял неподвижно на месте.
Очередное исчезновение Люка было даже к лучшему. По крайней мере Саймон пытался убедить себя в этом.
Саймон расхаживал по коридору верхнего этажа Трент-Хауса. К тому времени как он вернулся из Хиллингдона, весь дом уже был погружен в темноту. Все, включая Сару, отправились спать. Да, в столь поздний час она наверняка уже спит, и он не станет ее будить. Это было бы слишком эгоистично. К тому же он не привез ни одной хорошей новости.
Герцог зашел в свою спальню и остановился, разглядывая кровать. Сейчас она выглядела настолько непривлекательно и некрасиво, настолько холодно, что он с досадой швырнул свой галстук на пол. Его не беспокоило то, что галстук валяется как попало и обязательно помнется, так как Бартон, его камердинер, каждое утро выглаживал все его вещи.
Его пустая темная спальня почему-то напоминала ему сейчас тюремную камеру. Постояв еще немного, Саймон резко развернулся на каблуках и зашагал прочь. Коридор второго этажа был узким и длинным. Он не смог бы объяснить, почему не спустился вниз. Возможно, потому, что планировка первого этажа не очень походила для вышагивания взад и вперед во время обдумывания очередной проблемы.
К тому же здесь Саймон был ближе к Саре. Проходя мимо ее двери, он думал о ней, представлял, как мирно она спит в своей постели. Эти мысли немного успокаивали его.
Саймон продолжал расхаживать взад и вперед, стараясь не наступать на две половицы, которые, как он знал, громко скрипели. Сейчас он напоминал льва в клетке. Его разум не мог успокоиться. Он снова и снова думал о ссоре с Люком.
Был ли он лицемером, как говорил Люк? Когда открылась связь Люка с горничной, Саймон пришел в ярость. Он ругал брата, называя его тупым эгоистичным дураком, который не может удержать свой член в штанах.
И вот сейчас его отношения с Сарой в принципе похожи на те, против которых он так яростно выступал раньше.
Неожиданно Саймон услышал, как за спиной скрипнула дверь. Он обернулся, думая о том, что втайне желает, чтобы это оказалась Сара.
Она стояла в дверях, кутаясь в тонкий белый пеньюар, который только подчеркивал стройность ее тела. Когда она увидела его, на ее лице появилось выражение облегчения.
– Ох, – тихо сказала она. – Я так рада, что вы дома и с вами все в порядке.
– Можно я войду?
Сара поняла, чего он хочет, и румянец тут же залил ее щеки.
– Да, – ответила она неожиданно севшим голосом.
Она шагнула в сторону, пропуская герцога, и, как только он вошел в комнату, закрыла дверь на замок.
– Как все прошло с мистером Вудроу? – прошептала она.
Они долго смотрели друг на друга. Саймон не мог подобрать слов. Наконец, отвернувшись, он отошел к окну. Раздвинув шторы, он уперся руками в подоконник, прислонившись лбом к холодному стеклу.
Сара подошла сзади, обняла его и положила свою щеку ему на спину.
– Скажите мне, ведь вы не выяснили, что с герцогиней случилось что-то ужасное?
– Нет, – вздохнул он. – Но мы нашли Бинни. Мертвую.
Сара вздрогнула, и герцог развернулся и обнял ее. Она смотрела на него с ужасом в глазах.
– Что произошло? – воскликнула она.
– Ее нашли за городом. Она была убита. Мамино аметистовое ожерелье почему-то оказалось у нее. Никто из тех, с кем мы говорили, ничего не знает о маме и Джеймсе.
Большего Саре знать не нужно – ни о перерезанном горле, ни о разрытой могиле.
– О боже! – простонала Сара.
Она уткнулась лицом в его рубашку, и он почувствовал, как вздрагивают ее плечи, и услышал тихие всхлипывания. Саймон знал, что Сара и Бинни никогда не были близкими подругами, но Сара всегда переживала за всех, кто жил в Айронвуд-Парке. Так же, как и он сам.
Герцог не имел понятия, как утешить сестру, когда та рыдала от страха за свою мать в гостиной Айронвуд-Парка, но сейчас он точно знал, как утешить Сару. Он гладил ее по спине, вкладывая всю нежность и сострадание в свои прикосновения.
Через какое-то время Сара подняла голову. На ее щеках были видны мокрые следы от слез.
– Почему? Что могла Бинни сделать, чтобы заслужить такую судьбу?
Он задумчиво покачал головой.
– Я не знаю, любимая.
