Бабушка складывает полотенца в стопку и поправляет ряд баночек со специями на кухонной столешнице. Она расстроена. Когда она расстроена, она ходит туда-сюда, суетится, пытается чем-то занять руки.
– Прости, – говорю я ей. – Ты была права. Ты была совершенно права насчет него.
Она поворачивается и смотрит на меня, и я с удивлением понимаю, что в ее глазах стоят слезы.
– Бабушка, – едва слышно произношу я. – Мне так жаль.
Она делает глубокий вдох. Она обнимает меня.
– Все будет в порядке. Хорошо, что ты поняла это сейчас, пока все не зашло слишком далеко.
Но сейчас в ее объятиях я не могу подавить ощущение, что на самом деле все уже зашло слишком далеко. Я слишком далеко зашла. Я пережила слишком много. И теперь не знаю, как мне пережить что-либо еще.
Я возвращаюсь к учебе с облегчением – теперь мне есть чем занять свои дни. Последнюю неделю зимних каникул я почти безвылазно просидела дома, избегая любых напоминаний о Тэйте. Правда, отработала несколько внеурочных смен в магазине, но этого оказалось недостаточно, чтобы отвлечься.
Этим утром по пути на урок английского Карлос, обняв меня за плечи, вынуждает идти с ним в ногу.
– На самом деле мне никогда не нравилась его музыка, – говорит он, высоко подняв подбородок. Мы идем через море людей, и все глазеют на меня.
Теперь все знают. Все знают, что у меня, Шарлотты Рид, была любовная связь с Тэйтом Коллинзом. И теперь все на меня пялятся. Смотрят на меня так, словно пытаются увидеть нечто, чего не видели последние четыре года, разглядеть какую-то часть меня, которой не замечали. Но я все еще прежняя Шарлотта, по крайней мере снаружи.
– Не ври, – с усмешкой отзываюсь я. – Ты же помешан на его музыке.
Карлос откидывает волосы, которые лезут ему в глаза, и ворчливо произносит:
– Уже нет. Я удалил со своего ноута все его песни, даже альбом «Любовь – это глагол», живой звук. – Он делает паузу, словно ожидая, что это произведет на меня впечатление, а потом добавляет: – Я начисто выбросил его из своей жизни.
– Мне бы очень хотелось просто нажать удалить и выкинуть его из своей жизни.
– Должно быть приложение для этого.
– Ага, пожалуй, я бы заплатила за него девяносто девять центов, – с улыбкой говорю я.
Карлос заливается смехом, запрокинув голову.
– Вот видишь? Твое чувство юмора никуда не делось. С тобой все будет в порядке.
Я не так уж в этом уверена. Но дни и недели все равно кубарем пролетают мимо, хотя у меня и всплывают воспоминания о Тэйте: о его прикосновениях в тот первый вечер, когда мы танцевали на траве и он пел мне на ухо, о том, как изгибы его губ повторяли мои, будто мы созданы друг для друга. Я стараюсь притвориться, что ничего не случилось. Я с головой ушла в учебу, в работу. Я запихнула все купленные им в «Барниз» вещи в пакет – планирую отдать их Мие или в благотворительный магазин. Но все никак не могу собраться с духом и сделать это, поэтому держу их в дальнем углу шкафа, чтобы не попадались на глаза. К безмерной радости Мии, нянчусь с Лео по вечерам после работы, почти ни на секунду не оставаясь наедине с собой.
Я сдаюсь и начинаю ходить на вечеринки с Карлосом, купившись на его обещание, что это поможет. Я пью пиво (ну, я выпиваю одну бутылку пива, но оно омерзительно, так что этим дело и ограничивается). Пытаюсь вести социальную жизнь. Появляюсь на пляже во время сборищ у костра, болтаю с одноклассниками, которых до сих пор знала постольку-поскольку. Даже завожу парочку новых друзей. Иногда, когда происходит что-нибудь эпически смешное и мы смеемся и в теплом сиянии костра, я на мгновение забываю обо всем, что было раньше.
Но потом понимаю, что отрешенно смотрю на пламя и не могу не думать о нем.
О нем.
О нем.
* * *
В один из таких вечеров я собираюсь на день рождения к Элисон Ярроу. Ее родители уезжают из города, так что она может пригласить к себе всех своих друзей и закатить, в сущности, самую грандиозную тусовку этого года в Пасифик-Хайтс-Хай. Некоторые говорят, что это будет даже покруче выпускного.
Меня никогда не приглашали раньше. Мне никогда не хотелось пойти.
Но теперь Элисон останавливает меня в коридоре перед уроком геометрии и приглашает лично.
– Я очень надеюсь, что ты придешь, – говорит она так, словно искренне рассчитывает на мое появление, словно мое присутствие на ее восемнадцатом дне рождения упрочит ее и без того твердый статус самой популярной девушки в школе. Все до сих пор думают, что я встречаюсь с Тэйтом, и не важно, сколько раз я отрицала это. Возможно, одного лишь факта, что я была с ним, достаточно для того, чтобы катапультировать меня на другой социальный уровень.
Я заезжаю за Карлосом, и мы едем в дом Элисон у подножия Голливудских холмов. Элисон не то чтобы очень богата, но у нее есть бассейн и роскошный задний двор, за которым раз в неделю ухаживает самый настоящий садовник.
Элисон замечает меня сразу же, как только мы проходим через раздвижные стеклянные двери и оказываемся на заднем дворике. Она подбегает ко мне и даже обнимает.
– Ты пришла! – визжит Элисон, а потом отстраняется, держа меня руками за плечи. Словно мы с ней были лучшими подругами со времен детского сада. – Вон там есть пиво, «маргарита» и разные закуски, – небрежным жестом показывает она. – Возьмите себе выпить и приходите ко мне в бунгало.
Я бросаю взгляд через ее плечо на маленькую беседку рядом с бассейном – вместо крыши натянута прозрачная белая ткань, трепещущая на ветру. Лэйси Хэмилтон и Дженна Санчез уже с царственным видом возлегают на белом матрасе.
Вечер тянется медленно, и мы с Карлосом сидим бок о бок на шезлонге у бассейна, наблюдая за происходящим, словно какие-нибудь социальные антропологи. Через некоторое время Карлос отходит за пивом, а я слышу, как кто-то приближается ко мне сзади.
– Привет, – раздается голос у меня за спиной.
Это Тоби Макалистер, он выглядит крайне взбудораженным, на его щеках румянец, а волосы взъерошены так, словно у него уже состоялось тайное рандеву с одной из десятиклассниц, которые вовсю с ним флиртовали.
– Я слышал про тебя и Тэйта Коллинза.
Я закатываю глаза. Если бы мне давали по доллару за каждого человека, который за последние несколько недель упомянул Тэйта Коллинза в разговоре со мной, клянусь, мне бы не пришлось в следующем году беспокоиться о финансовой помощи.
– Мы расстались.
– Круто. – Тоби пожимает плечами. – Тебе, похоже, нужно пива, – говорит он, протягивая мне красный пластиковый стаканчик, в котором плещется пенистая коричневая жидкость. Он явно уже выпил несколько таких.
