Ознакомительная версия.
Главный герой, юный подпоручик Ромашов (ради этой роли омолодился сам Евгений Морушин!), влюблен в жену своего сослуживца, поручика Николаева, – очаровательную Шурочку. Ромашова преследует некая полковая мессалина, Раиса Петерсон, с которой Ромашов по глупости когда-то вступил в любовную связь. Естественно, муж Раисы, один из офицеров полка, человек коварный и низкий, бешено ревнует жену, которая ему изменяет (и далеко не в первый раз, заметьте).
Шурочка – насколько очаровательна, настолько и амбициозна. Она мечтает, чтобы ее муж поступил в Генеральный штаб – это позволило бы ей вырваться из убогого захолустья, подальше от армейской рутины.
Рыжая Раиса тоже ревнует – Ромашова к Шурочке. Кого любит Шурочка? Возможно, что и Ромашова – она с большой нежностью относится к юному подпоручику, но прежде всего Шурочка жаждет изменить свою жизнь…
Итак, офицеры беспробудно пьют, режутся в карты, муштруют несчастных солдатиков, заводят интрижки, болеют сифилисом – и все на фоне разговоров об этой самой офицерской чести.
Николаев получает анонимки о связи Шурочки и его сослуживца, Ромашова. Романа никакого нет, отношения Шурочки и юного подпоручика – чисто платонические, основанные на духовном единстве, однажды она даже заявила ему следующее: «Дорогой мой, ведь мы с вами – эти две половинки; у нас все общее: и любимое, и нелюбимое, и мысли, и сны, и желания. Мы понимаем друг друга с полунамека, с полуслова, даже без слов, одной душой. И вот я должна отказаться от тебя…»
Но анонимки продолжают идти (скорее всего, их посылает ревнивый Петерсон, который не может простить Ромашову связи со своей женой, рыжей Раисой, он мстит каждому бывшему любовнику Раисы). Отношения накаляются, и в конце концов происходит безобразная драка между Николаевым и Ромашовым. По кодексу чести они после этой драки должны стреляться.
Назанский, добрый полковой пьянчужка, доморощенный философ, отговаривает своего друга Ромашова от этого жестокого обычая, он советует плюнуть на кодекс и уйти из полка в обычную жизнь, в которой столько прекрасного, интересного, неизвестного. Назанский говорит о том, как страшно убить другого человека: «Все на свете проходит, пройдет и ваша боль, и ваша ненависть. И вы сами забудете об этом. Но о человеке, которого вы убили, вы никогда не забудете. Он будет с вами в постели, за столом, в одиночестве и в толпе». Говорит о том, как страшно погибнуть самому. И в конце концов уговаривает Ромашова.
И все бы ничего, но ночью к Ромашову приходит Шурочка. Она просит его об обратном – надо стреляться. Николаеву ни за что не поступить в Генеральный штаб, если его репутация будет хоть сколько-то подмочена какой-нибудь глупой историей. А дуэль одним махом все исправит, все поставит на свои места. Только дуэль! Потому что если Николаев останется прозябать в этом армейском полку, Шурочка сойдет с ума, она бог знает что с собой сделает…
Разумеется, Ромашов не может отказать ей.
А на дуэли Николаев убивает Ромашова.
Вот и вся история – простая, невеселая и очень одухотворенная. С настоящей любовной сценой в конце между Шурочкой и Ромашовым…
…Притихнув, прижав ладони к губам, Маруся смотрела фильм, краешком сознания ужасаясь, что будет, если кто-то вдруг войдет в холл, помешает ей! Помешает ей смотреть на живого Арсения…
Но никто не вошел, никто не помешал.
Слезы текли у Маруси по щекам, но она не замечала их. Действительно, более точного попадания в роль и придумать было нельзя – Назанского должен был играть Арсений, и никто другой.
Только Арсений – кроткий, мудрый, бесконечно добрый!
В сущности, это именно он сейчас, с экрана, всей своей ролью сказал Марусе примерно следующее: «Не убивай. Ты будешь сожалеть об этом. Сохрани свою бессмертную душу. Прости. Все хорошо. Жизнь прекрасна. Я люблю тебя. Я тебя нисколько не ревную…»
Но именно поэтому Маруся и не могла отступиться!
Потому что Урманов не имел никакого права убивать Сеню.
Убить Арсения Бережного – ах, да это то же самое, что убить ребенка, невинного и чистого. Убить солнце. Убить небо. Убить то, что уже никогда, никогда, никогда не возвратится…
Маруся вернулась к себе в номер, умылась холодной водой. Словно во сне вышла к озеру, села на берегу, охватив колени руками. Ее любовь к Арсению и ее печаль были настолько велики, что сердце было готово вот-вот разорваться на кусочки.
– Маруся! А я тебя ищу…
Она вздрогнула, повернулась – рядом стоял Леонид Урманов.
– Ты искал меня? – без всякого выражения переспросила она.
– Ну да! Ты же сказала, что у тебя сегодня выходной… – Он сел рядом, положил ей голову на плечо. – У меня есть два билета.
– Каких еще два билета?
– Поехали на экскурсию, а? Там тетка в панаме всех с утра приглашает на экскурсию…
– На источник? – встряхнулась Маруся. – Что ж, поехали.
Битый час они тряслись в автобусе. Маруся молчала, глядя в окно, молчал и Урманов. Время от времени он брал ее ладонь в свои руки, вероятно, намекая на то, что Маруся теперь в некотором роде его собственность.
«Нет, он не влюблен в меня. Такие люди, как этот Урманов, ни любить, ни влюбляться не умеют. Некая заинтересованность во мне как в женщине – но не больше, – несколько отстраненно размышляла она. – Я для него – лишь подтверждение его мужской состоятельности. Потом он бы наверняка забыл обо мне или вспоминал бы с усмешкой, как большинство мужчин вспоминают свои победы. Да, я для него – обычный отпускной роман! Дурак…»
– …здесь, в середине девятнадцатого века, располагалась усадьба князя Трубецкого! – одышливо вещала экскурсовод в мегафон перед высыпавшими из автобуса туристами. – От нее остался лишь один фасад, но по нему мы можем судить, какое великолепное это было сооружение. Дух классицизма до сих пор тут витает! Пройдемте дальше. Здесь, на небольшой площадке у обрыва, расположен знаменитый источник…
Маруся и Урманов плелись в конце группы.
– …есть достоверные сведения, что в усадьбе Трубецких гостил проездом Александр Сергеевич Пушкин – наше всё, так сказать! Он пил воду из источника и остался очень доволен. Кстати, минеральный состав очень интересен… – экскурсоводша очень подробно перечислила его – вышло никак не меньше половины таблицы Менделеева. – А теперь вы можете сами продегустировать воду из источника. Не толкайтесь, граждане, соблюдайте очередь!
– Черт знает что такое… – усмехнулся Урманов, глядя на нервозную суету перед собой – граждане, вооруженные кружками и пластиковыми бутылками, очередность соблюдать не желали. – Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь в том, что всеобщего счастья никогда не будет.
– То есть? – рассеянно спросила Маруся. Она подошла к невысокому бортику, ограждавшему площадку, и наклонилась. «Метров десять, пятнадцать… И острые камни внизу! Если кто-то свалится – наверняка разобьется вдребезги».
Ознакомительная версия.
