Ознакомительная версия.
Нилка, скорее, предпочитала экспрессионистов с их тенями и полутенями, с их контрастами и размытым контуром вещей, предметов и образов – «по умолчанию».
Но работы Лин были прекрасны. Без всяких натяжек и оговорок – прекрасны. Они не были копией – они были мироощущением, сутью, душой Лин.
У Нилки одинаково не было сил как смотреть на картины Лин, так и не смотреть на ее картины. Вот черт! Так она и знала, что от Интернета будут одни неприятности. Теперь ей не видать покоя.
Все из-за неуемного Рене.
– Нравится? – Он еще и издевается.
– Угу, – промычала Нилка – в горле стояли слезы.
Воображение уже рисовало ткани с подобными рисунками…
«Нет. Не то, – с яростью отвергла идею Нилка, – не то! Батик – вот что нужно делать из этой Лин. Конечно! Батик».
– Я привезу тебе в следующий раз краски для батика, – услышала Нилка и резко повернулась лицом к Рене, так что чуть не свалилась со стула.
– Откуда ты?.. – обалдело начала она и замолчала на полуслове, невольно вдохнув аромат дорогого табачного парфюма, смешанный с запахом мужчины. Нилка с удивлением поняла, что ей нравится эта смесь.
Запах Рене не вносил диссонанса в картины Лин, удивительным образом переплетался с ними и с ее, Нилкиным, настроением.
Рене сидел как замороженный, неестественно вывернув к Нилке шею.
Сидя нос к носу на одном стуле, объятые единым электрическим полем, они не замечали неудобств.
Нилка ощущала странное тепло, исходящее от Рене.
До нее вдруг дошло, что их тела соприкасаются.
Оконные перекрестья отражались в стеклах очков и не давали Нилке рассмотреть выражение глаз Дюбре, но сила, исходящая от него, держала Нилку не хуже самых крепких объятий.
Покоренная картинами, ароматом, околдованная молчанием, Нилка чуть подалась и осторожно коснулась губами чисто выбритой щеки:
– Спасибо тебе, Рене.
Рене не пошевелился, только издал хриплый, печальный звук, похожий на тремоло совы.
«Ну и дурак ты, кентавр», – окончательно расстроилась Нилка.
Оказывается, все было у нее не так уж и плохо до этой минуты. Только что, можно сказать, она ничего не хотела, от делать нечего малевала акварельки, и вот уже ей вынь да положь краски по тканям.
Рене удалось завести Неонилу, будто он знал тайные кнопки и пружины, приводящие в движение сложный старинный механизм, инструкции к которому были утрачены после смерти мастера.
Желание заняться батиком поразило Нилку, как внезапная болезнь, и стало нестерпимым: разболелась голова, заныло за грудиной и стало трудно дышать.
Нилка увивалась вокруг Дюбрэ, как щенок в ожидании лакомства, заглядывала под линзы очков.
– А когда ты привезешь краски? – подхалимски спрашивала она.
– Ты пока посиди в Интернете, поищи учебники по батику, – степенно учил он, – пока я привезу, ты уже освоишь теорию.
– А когда ты приедешь?
– Месяца через два.
Неудивительно, что чем дальше, тем больше Нилка доверяла Рене.
Этот странный француз так легко отгадал ее – на поверку Нилка Кива оказалась для него шкатулкой без секрета. На самом деле все, что ей нужно для счастья, – это краски и ткани.
Наблюдая за Нилкиными галсами, баба Катя не преминула ткнуть внучку носом:
– Вот видишь, какие бывают мужчины! Один тебе ножку подставит и в пропасть подтолкнет, а другой все готов сделать, чтобы вытащить тебя из пропасти. Вот бы мозгов хватило влюбиться в такого. Так нет же… Что ни говно, то к нашему берегу, – тяжело вздохнула она.
Любое правило грешит исключениями. Как при жизни Нилкиного отца Катерина Мироновна упорно не признавала его за сына, так после смерти упорно обходила молчанием его пагубное пристрастие к зеленому змию.
– Без них проживу, – выделывалась Нилка.
И вообще она больше никогда-никогда не влюбится. Никогда в жизни. Ни в кого на свете.
Письмо от Рене пришло по электронной почте и было до обидного лаконичным и сухим. «Милая Ненила! – писал он. – Я сейчас в Сан-Паулу. Это большой город в Бразилии, недалеко от Атлантического океана. Здесь очень много памятников архитектуры (прилагалось фото), много диких обезьян (еще одно фото) и проходят карнавалы (очередное фото). Что тебе привезти отсюда? Рене Дюбрэ , с дружеским приветом».
Прочтя это краткое до гениальности послание, Нилка стиснула кулачки: да он просто издевается, этот Рене Дюбрэ!
Все то время, пока лягушатника не было, она добросовестно штудировала технологию всех видов батика и вполне сносно стала разбираться в росписи тканей, а тут нате вам: «много диких обезьян».
«Дорогой друг Рене! – вложив весь яд, на какой была способна, ответила на письмо Нилка. – Нету у меня, сироты, ни отца, ни матери, только ты один. Низко тебе кланяюсь и на твой вопрос ответ даю: не нужно мне ни жемчугов, ни золотой и серебряной парчи, ни соболей, ни тувалета хрустального. Об одном слезно молю: привези мне все, что нужно для батика: анилиновые краски и закрепитель (резерв) на водной, бензиновой и резиновой основе».
Перечитав написанное, Нилка осталась собой довольна и продолжила: «Если встретишь, можешь купить разные приспособления для батика, так я, может, с твоего благословления деньги заработаю, а то уже еды нет в доме. Только хлеб и каша. А намедни попросила в магазине в долг, так мне выволочку продавщица устроила – вытолкала взашей на улицу и ну по снегу возить за волосы. Спасибо, подруга пришла за водкой, отбила меня, так мы с нею хоть напились с горя. Заранее благодарствую, твоя приемная дочь Неонила Кива ».
Поставив точку, с мстительной радостью клацнула мышкой, отправила послание, легла и крепко заснула.
…По Нилкиным подсчетам, Рене раньше марта вернуться не мог.
После Недели моды в Сан-Пауло практически сразу начиналась Неделя моды в Рио, после Рио стартовали показы осенне-зимних коллекций в Европе, так что до марта, а скорее даже до самого конца марта, Рене будет занят.
И Нилка настроилась на этот весенний месяц, чего-то ждала от него, сама не зная почему и зачем.
«Ну, Тонька разродится в марте. Ну, приедет Рене. Ну, распишу я первый свой батик. Что из того?» – урезонивала себя Нилка, но ничего не помогало, и чем ближе подбиралась весна, тем неспокойнее становилось на сердце.
Неистребимая надежда перла из сердца, как тесто из кастрюли, поднималась, переваливала через край.
Разумеется, Нилкино состояние не укрылось от бабы Кати, она принялась подтрунивать:
– Что-то ты какая-то задумчивая сделалась, Нилка. Что ли, весна действует на тебя? Или ухажер какой объявился?
– Ба! – простонала Нилка. – Какой ухажер? Откуда?
Ухажеру и впрямь взяться было неоткуда.
Ровесники уже были либо вполне сформировавшейся пьянью, либо окончательно семейными, либо и тем и тем сразу.
Ознакомительная версия.
