Лиз повернулась к нему, ее глаза сияли.
— Ты согласен? Бретт, я так рада! Конечно я пойду. Но я чуть не забыла… — Она вытащила из кармана письмо. — Это принесли тебе полчаса назад.
Бретт взял письмо и повертел его в руках.
— Лиз, прежде чем открыть его, я хочу задать тебе один вопрос, а ты пока забудь обо всех деловых предложениях, потому что это нечто совсем другое. Я не знаю, что в этом письме, но что бы там ни было, даже если это означает начало новой жизни, новой карьеры в другом месте, ты выйдешь за меня и разделишь ее со мной? Потому что без тебя моя жизнь будет неполной.
Лиз взглянула ему в лицо и увидела, что это была правда. Она не спала. Ее глаза увлажнились и губы задрожали.
— Да, — ответила она и неуверенно добавила: — Ты попросил меня выйти за тебя замуж, правда? Мне это не приснилось?
— Нет. И ты ответила «да». Ловлю тебя на слове.
Бретт положил руки ей на плечи и повернул к себе. Она смотрела в его глаза и тонула в них.
— На этот раз я не стала долго думать. Я уже учусь.
— Ах, Лиз, Лиз, — произнес Бретт странным хриплым голосом.
Он заключил ее в объятия и принялся целовать со страстью, удивительной для человека, который провел почти всю ночь в пути.
Бретт перестал целовать Лиз, но по-прежнему не отпускал ее из объятий.
— Прошлой ночью было очень страшно. Я думал, что потерял тебя, и мир вокруг меня погрузился во мрак.
— Мне тоже было страшно, — ответила Лиз. — Я думала, ты с Клер.
— С Клер? — Удивление Бретта было неподдельным. Он отодвинулся и посмотрел на Лиз. — Ты считала, что у меня роман с Клер?
Лиз кивнула:
— Она сама так сказала. Однажды ночью я видела, как ты выходил из ее дома, наверное, был уже четвертый час. Мне показалось, что это очень вероятно. Она привлекательная.
Бретт нахмурился:
— А еще эгоистичная, ленивая и расчетливая. Нет, спасибо. Да, я помню ту ночь. Я работал допоздна в Бирмингеме. Вернулся около полуночи и услышал плач маленького мальчика. Забрался в окно. Клер не было дома, она оставила его одного. Я остался с ним до ее возвращения и как следует отругал ее. — Бретт улыбнулся. — С тех пор я ее больше не видел и не думал о ней. Ты мне веришь?
— Верю, — ответила Лиз. — Я больше никогда не усомнюсь в тебе. Никогда в жизни.
— И ты не будешь вспоминать всю эту ерунду о деловом соглашении? Сомневаюсь, чтобы я сам в это верил, но в течение десяти лет я нес непосильный груз.
— Десять лет? Как долго.
— Я хочу рассказать тебе сейчас, чтобы потом не возвращаться.
Бретт крепче обнял Лиз.
— Думаю, ты знаешь, что мой отец был летчиком во время войны. Он был профессиональным летчиком — медали, слава, восхищение и тому подобное. Я считал его богом. Но когда война закончилась, ему пришлось вернуться к семейному печатному бизнесу. К маленькому бизнесу после такой жизни, которой он жил в течение шести лет! Все это случилось, когда я заканчивал школу. Должно быть, отцу не хватало опасности, азарта. Думаю, теперь я его понимаю. Дело пошло под откос, приходилось увольнять работников. Отец проиграл весь капитал, даже деньги моей матери. Потом он сел в машину, поехал к краю горной пропасти в Уэльсе и газанул вниз.
Лиз молчала. Ее захлестывали злость и сострадание.
— Даже теперь я иногда вспоминаю то время, — сказал Бретт. — Это было подобно смерти. Звучит напыщенно, но именно Джи Би спас меня. Его сын погиб на войне, и я заменил ему сына. Он одолжил мне денег, чтобы я мог оплатить долги отца и закончить образование, а потом взял меня к себе на работу. У него хватило чуткости понять, что я захочу выплатить ему эти деньги. Я закончил платить в прошлом году.
— Как жаль, что я тебя тогда не знала. Я бы хотела разделить с тобой эту боль.
Бретт нежно улыбнулся:
— Верю, правда верю.
— А Элизабет? Ты любил ее?
— Когда она погибла, для меня словно началась новая жизнь, словно я наблюдал за чужой историей на экране. Если бы все так не вышло, мы бы поженились. Мы были женихом и невестой с детства. Наши семьи были очень близки, и Джи Би всегда этого хотел, особенно после смерти сына.
Его лицо слегка помрачнело.
— Это были происки Роджера. Он не упускал случая навредить мне. Даже когда мы были детьми. Ему было легко убедить Элизабет, что я ее не люблю, что она будет мне обузой, и убедить меня, что ей не стоит выходить за человека в долгах. Годы спустя мы поняли, как Роджер построил разрыв между нами, но было уже слишком поздно. Думаю, тогда моя душа ожесточилась.
Они молчали, прижимаясь друг к другу, соединив руки. Голова Лиз покоилась на плече Бретта, а вокруг благоухал ароматами старый сад.
— Когда ты понял, что любишь меня? — спросила Лиз.
— Очень быстро. Как ты пару раз заметила, я слишком быстро принимаю решения, может быть, даже чересчур. На прошлой неделе мне пришлось собрать волю в кулак, чтобы не проговориться. Я хотел, чтобы это предложение было спокойным и солидным после моей первой попытки. Ты простила меня, дорогая?
— Простила, — серьезно произнесла Лиз.
Через пять минут Бретт сказал:
— Как здорово будет жить здесь с тобой. Ты хочешь остаться в Херонсвуде?
Лиз нахмурилась:
— Мы можем себе это позволить?
— Вполне. — Он улыбнулся.
— Прекрасно. Я всегда надеялась, что буду здесь, когда созреет малина, а она уже почти созрела. — Лиз наклонилась и отвела листья. — Но, Бретт, письмо! Мы забыли о письме.
— И правда.
Бретт вскрыл конверт.
— Как думаешь, Лиз? Я им нужен или нет?
— Да, Бретт, — ответила она и добавила так тихо, что ему пришлось наклониться, чтобы расслышать: — Ты им нужен, Бретт, но не так сильно, как мне.
«Оксфам» — Оксфордский комитет помощи голодающим. (Примеч. пер.)
