— Да мне-то нравится, и очень! Замечательная девочка, и, судя по выпитой нами наливочке, мы бы прям очень сдружились! Но если ты не видишь в ней свою будущую жену, и мать своих детей — то сам скажи — зачем все это?
Я снова висну, просто потопая под ее словами. Не пойму сперва ничего, и все сказанное напоминает неправильный бред, но с каждой новой секундой я все больше понимаю, что мама… Права?
— Да кто тебе сказал-то, что не вижу?! Вижу, только, блять, ее и вижу.
— Не матерись мне тут! — тут же взвивается мама, а затем без перехода, уже ласковым голосом, — правда, видишь?
— Ну, конечно!
Я верю в это. И правда теперь ясно вижу.
Вот Ави взрослеет, заканчивает институт. Мы едем куда-нибудь в теплые страны, может, даже путешествуем. А затем, загорелые и счастливые, организуем свадьбу — для самых близких, в кругу семьи и друзей.
А затем она же, моя блондинка, с круглым животом, и своей мягкой домашней одежде — встречает с работы, и целует, привставая на цыпочки.
А я глажу этот неизвестный глобус на месте ее плоской талии, и млею от счастья.
Потому что это — мое.
И она вся теперь — безвозвратно моя.
— Ну так а в чем проблема, Макс?
Кажется, мама действительно не понимает.
Я стряхиваю с себя остатки роскошной картины, и пытаюсь объяснить:
— Мам, она ведь все это сейчас хочет. По крайней мере, обсудить. А я не готов, я…
— Что тебе там готовится надо? Костюмов у тебя полно, кольца продаются на любом углу — бери и женись, пока не увели! Максим, серьезно, что ты мне лапшу на уши вешаешь — если мужчина понял, что нашел свою женщину — чего он будет ждать?! Когда на ней женится другой?! Не смеши свою седую мать, и лучше подумай-ка хорошенько, нужна ли тебе Ави. Потому что ты ей, кажется, очень сильно нужен.
— Ты думаешь?
— Ну и вырастила. А зачем, по-твоему, она заговорила о свадьбе?!
Действительно…
Зачем?
Ави не похожа на ту, кому хочется вот сейчас и срочно выйти замуж.
Да она и отношения наши готова была хранить в тайне от всех, лишь не допускать туда косых взглядов и проблемы!
И вот на тебе — замуж и дети.
Что нашло на мою блондинку? Красные дни календаря, или…
Или я ей нужен как минимум на всю жизнь.
Я прикрываю глаза, сглатывая, и вспоминая слова Влада.
За свою женщину надо рвать и бороться. Даже с самим собой, и с этой самой женщиной, если мы оба вдруг решили мешать нам самим быть вместе.
Я прощаюсь с мамой, обещая заехать к ней на выходных. Хватаю ключи, и звоню своей малышке на мобильный.
Отключен, конечно. То самое, что выводит меня из равновесия, и заставляет, как ужаленному, метаться по квартире.
А затем просто щелкает нечто странное в голове, и я иду к машине, уже зная, что надо делать.
Действительно, ну кто мне мешает? Если я на стену лезу без этой женщины, то зачем строить какие-то рамки и ждать года, прежде чем я смогу на законных основаниях настучать ей по заднице за такие выкрутасы?
Блять, если для траха с ней нужны отношения — я готов всему миру кричать о том, что только с этой женщиной я сплю.
А если для того, чтоб она всегда была рядом и брала мои трубки нужно жениться…
То готовься, Влад.
Я еду свататься.
Глава 48
Аврора
Я еду четыре часа на междугороднем автобусе, размышляя по пути о совсем странных вещах.
Например, об имени. Не знаю, кого бы хотела больше — мальчика или девочку, но определенно не назову ни того, ни другого как-то банально. Ведь у бабушки Бейли и мамы Авроры просто не может быть ребенка с простым именем.
Может, Афина? Или Геральт, в случае мальчика? Знаю, что вычурно, но почему-то безумно хочется дать сильное имя, чтоб оно хранило мою крошку от этого жестокого мира.
Все это я перекатываю в мыслях, не давая им утечь в ненужном направлении, чтоб не расплакаться посреди толпы людей в переполненном автобусе.
Я впервые в жизни прилагаю так много усилий, чтоб не думать о ком-то.
И все равно получается так себе.
Маме я звоню, когда уже подъезжаю к дому, и радуюсь, что отец на работе, а браться еще не вернулись с секций. Мне нужен женский разговор, и понимающий взгляд той, кто имеет мягкий характер, и всегда способна понять меня.
Наверно, именно потому, что я слишком сильно похожа на отца, мне легче переживать острые моменты с мамой. Она — как наш личный успокаивающий берег, что всегда прикроет, поможет, и найдет нужные слова для беспорядочных эмоций.
— Ави, — мама с одного взгляда понимает даже больше, чем я хочу рассказать ей, — иди на кухню, кофе почти готов. Я сейчас разогрею блинов с творогов, отец на завтрак готовил. Ты голодная.
Она не спрашивает, а утверждает, и это — правда. Со всеми нервами я совершенно забыла про собственный желудок, и, хоть кусок в горло лез с трудом, нужно заставить себя перекусить.
Я не одна теперь.
И должна думать о маленьком чуде внутри.
Мама спокойно ставит передо мной высокий стакан кофе с молочной пенкой, тарелку с блинами, и садится напротив. Я ем, обильно поливая вкусноту сгущенкой, и думая, с чего начать разговор.
— Я познакомилась с женщиной, — неожиданно ляпаю, совсем не подготовившись к такому, — она поклонница твоих работ. Буквально фанатка, твоя работа у нее на самом видном месте в доме.
— Правда? — мама радуется, как ребенок, до сих пор, кажется, не очень веря в свою славу, — как здорово!
— У этой женщины есть сын, — продолжаю я, делая большой глоток кофе, — замечательный сын, мам. Он такой… Ругается, и целует так, что я себя не помню…
Мама удивленно поднимает брови, но молчит, ожидая продолжения. Мне кажется, что в уголках ее губ я вижу улыбку, но все равно торопливо вываливаю свой несуразный, но такой важный рассказ.
— Он мой начальник, — говорю одно из главных новостей, и мама закусывает губу.
— Это… Будет сложно, — осторожно кивает она, и я киваю в ответ.
— И я от него беременна.
Мама делает резкий, глубокий вдох, и смотрит на меня в немом изумлении. Я прикрываю глаза, опуская голову, хотя знаю, что бояться мне нечего. Да, есть некоторая доля стыда, и слишком резкая скорость происходящего, но в принципе…
— Ави! Тебе всего девятнадцать! Боже, отец прибьет этого Орлова, или как там его…
— Вот поэтому я и пришла сперва к тебе, — я смотрю прямо, и вижу в ее глазах настоящий укор, — ну и еще потому, что люблю тебя! — поспешно заканчиваю, понимая, что выразилась не совсем корректно.
— И не мечтай! — мама машет руками, и хватается за щеки, — я не буду убеждать отца давать этому твоему начальнику шанс! Он — мужчина, в конце концов, и должен сам…
Мама осекается, затем прищуривается, и внимательно смотрит на меня. В ее глазах мелькает понимание, а следом сочувствие, и мне становится вдруг очень тяжело вести этот разговор.
— Ави, а что твой… Отец ребенка, он…
Я кладу руки на стол, и мы вместе наблюдаем, как мои пальцы подрагивают, лежа на гладкой поверхности. Мама молча ждет, хотя я знаю наверняка — все, что я собираюсь сказать, она уже предчувствует душой.
— Мам, мы с Максом… Он замечательный, правда. Но все слишком быстро произошло, и я не думаю, что он готов к такому. Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты понимала — я уже люблю этого ребенка. И прошу у тебя помощи, потому что одна я…
Всхлипываю, опускаю взгляд, и тут же ощущаю, как крепко сжимает мама мои ладони. Ее руки — горячие, и с таким рвением обхватывают мои, что все проблемы тут же перестают казаться нерешаемыми.
— Не смей даже, — спокойно выдыхает мама, и большими пальцами разгоняет кровь в моих ладонях, — ты никогда не одна. И никто из членов моей семьи не будет.
Вот оно, то, ради чего создаются семьи.
Поддержка.
Когда я ехала сюда, я подсознательно понимала, что мне помогут. Даже, кажется, и мысли не возникло, что будет как-то иначе. Да, был страх, неловкость, даже стыд, что все произошло вот так — но никаких сомнений.
