— Тая, что с тобой? Тебе плохо? — запричитал он, как заботливая курица-наседка, и от беспокойства и теплоты в его голосе я удивленно заморгала. Я-то думала, что он рассердится, что убежала вдруг ни с того ни с сего, схватит меня за плечи и начнет требовать объяснений.
Вместо этого он спросил, приобняв:
— Поедем домой? Ты, наверное, не совсем выздоровела. Я дурак, что вытащил тебя сюда.
— Домой… — прошептала я себе под нос, снова возвращаясь мыслями к своему безрадостному положению, и замотала головой из стороны в сторону: — Лучше куда-то, где мы сможем поговорить. Нам это нужно.
— Хорошо, — согласился Максим и стал спускаться вниз по лестнице, ненавязчиво утягивая меня за собой. Я смотрела на наши сплетенные пальцы и думала, думала…
Находясь так близко от Максима, я ощущала безумную мешанину чувств. Его жар, его запах, его проникновенный и горячий взгляд действовали на меня, лишая воли к сопротивлению. Его властность ощущалась каждую секунду, когда он оказывался на территории моего личного пространства, вторгался в него. _ _ Мысли путались, и я забывала слова, чувствуя себя растерянной глупышкой рядом с уверенным в себе мужчиной, в плену его харизмы и природного магнетизма. В то же время воспоминания о прошлом никуда не уходили и, возвращаясь короткими яркими вспышками, заставляли меня цепенеть.
Неужели я всегда буду в таком униженно-подчиненном состоянии? И только стресс и адреналин смогут помочь мне говорить с ним смело и без смущения, как случилось в загородном доме? Нужно время, чтобы хотя бы привыкнуть к нему и взять свои чувства в узду. Но времени у меня нет. Больше такой роскоши мне никто не предоставит, как и верного совета. С некоторых пор я сама по себе.
— О чем ты постоянно думаешь? — спросил он, в очередной раз укутывая меня в шубу, невесть откуда взявшуюся, но не просто накинул ее мне на плечи, а взял за воротник и потянул за него, приближая к себе. Глаза в глаза. Ловя мой взгляд. Мои руки машинально взметнулись вверх, чтобы найти опору, и соприкоснулись с гладкой тканью лацканов пиджака. Но под ними я чувствовала твердокаменные мышцы, горячее сильнее тело Максима. Его взгляд трудно было выдержать, и я опустила глаза, буравя его шею и пульсирующую жилку под кожей.
Когда-то я мечтала касаться ее, а теперь любые физические эмоции моего тела словно ушли в монастырь и дали обет целомудрия, и им на смену пришел всепоглощающий страх.
Страх ошибиться, страх быть униженной, страх оказаться в лапах тирана, способного на жестокие поступки. Карателя с каменным сердцем.
— Я думаю о том… о том… — сглотнув, стала шептать куда-то в область груди Максима, — что невероятно жалею о том, какая я слабая. Меня оказалось так легко сломать, и каждый старался больше прежнего — добить меня и показать свою силу. Ты! — вдруг вскинула я голову, понимая, что боль готова выплеснуться наружу и превратиться в острые стрелы, таранящие грудную клетку Максима. Желательно насмерть.
— Откуда в тебе столько жестокости? Ты можешь мне объяснить, почему любовница твоего отца должна была отвечать за его связь на стороне? Как тебе пришел в голову такой кровожадный план? Неужели у тебя ни разу не возникло мысли, что это жестоко? И как теперь ты можешь надеяться, что я прощу тебя? К чему эти лимузины, розы, походы в балет, наряды?! Зачем? Это похоже на то… будто ты надеешься, что сможешь купить меня, как-то компенсировать все страдания? Зачем… — дернувшись, я вырвалась из рук Максима и всхлипнула.
Боже мой, как плотину прорвало. Я не хотела показывать ему, как мне больно. Не хотела, но так сложно держать всё внутри! Или, наоборот, стоит дать ему знать, что творится у меня на душе?
Он смотрел на меня и молчал. С абсолютно непроницаемым лицом. Наверняка он навсегда останется для меня загадкой и не даст честных ответов на вопросы. Не стоило и надеяться. Суворов снова шагнул ко мне и подушечкой большого пальца вытер слезинку. Всего лишь легкое касание, а у меня внутри произошел взрыв. Отшатнувшись, я судорожно вздохнула.
— И не касайся меня. Неужели не понимаешь, что противен мне? Видеть тебя не могу без того, чтобы не вспомнить, как ты меня унизил!
— А если не могу не касаться? — спросил он глухо и совершенно неожиданно. И я едва обратила внимание на то, что он не ответил ни на один мой вопрос, и даже не дрогнул, когда открыто заявила о своих чувствах. Неожиданно что-то подневольное мне в самой глубине сердца вдруг заставило спросить:
— Как это не можешь?
— Ты думаешь, я не жалею, что натворил всякой херни, которая теперь мешает мне ухаживать за тобой? — недовольно поморщился он, словно такое слабое извинение причинило ему физическую боль.
— Ухаживать? — просипела я, неверяще смотря на него. — Ухаживать зачем? В качестве извинения?
— Извинения? Что за ерунда? Думаешь, я так перед всеми извиняюсь? Тая, глупышка, разве ты не видишь, что я еле сдерживаюсь, чтобы держаться от тебя на расстоянии? Ты же чувствуешь это между нами — эту тягу? Чувствуешь?
Подняв руку, он будто намеревался коснуться меня, но я не могла этого позволить и воскликнула.
— Ничего я не чувствую!
— Не верю, — упало между нами тяжело, словно камень. И такая уверенность прозвучала в голосе Максима, что я захлебнулась волнением. В голове стучало: «Сбежать! Подальше от него! Сейчас!» Но он не отпустит, ни за что не отпустит, только еще сильнее захочет догнать. Загнать, как охотник дичь.
— Хорошо, — выдавила я признание. — Я чувствовала. В самом начале. Но ты же не можешь рассчитывать, что после всего… что после этого я…
— Могу и рассчитываю. Я решил, что ты будешь моей, наплевав даже на то, что ты спала с отцом. Как я думал тогда. Когда узнал правду, я дал тебе шанс сбежать. Но ты осталась. Тая, признайся себе почему.
— Потому что… потому что хотела получить свою жизнь назад.
— Только поэтому? Считай, ты получила.
— В каком смысле?
— Как раз об этом я и хотел рассказать тебе в подробностях. Пока ты болела, я занимался устройством твоей жизни. Ты почти свободна от мужа, причем в качестве возмещения морального ущерба получишь от него квартиру. Твою старую я продал и купил тебе новую. Восстановление в консерватории идет полным ходом. А мать твою никто больше не тронет.
Понемногу переварив всю вываленную на меня информацию, я отвернулась и оперлась о перила, невидящим взглядом плавая по пространству театра. Внутри взметнулась буря, жестокая и беспощадная.
— Так, значит, ты пошел и сделал всё это, даже не спросив меня? — с упреком воскликнула я, снова поворачиваясь к Максиму.
— Я вернул то, что отобрал. И добавил сверху, — заявил он таким тоном, будто не понимал суть моих претензий. Может, и правда не понимал.
— Ты вернул не всё. Есть вещи, которые ты уже никогда не восстановишь. Как мое самоуважение, например. Как моя любовь к скрипке. Но такие, как ты, вряд ли поймут, как много оно стоит, — бросила ему с вызовом в голосе. Однако всё нутро залила горечь.
— Такой, как я? — приподнял он бровь, беззлобно усмехаясь. — Тая, ты должна дать мне возможность доказать, что я вовсе не такое дерьмо, каким тебе кажусь. Просто дай шанс, и я докажу. Я не могу отпустить тебя, пока ты не дашь мне его.
— Но зачем? Прошлое всегда будет стоять между нами!
— Мы сотрем его вместе, нарисуем себе новое настоящее. Давай хотя бы попробуем. Я не намерен отступать. Так и знай, — предупредил он грозно и настойчиво, но всё же с долей мягкости в тоне, которую заставил себя выдавить. По крайней мере, мне так показалось. Я вгляделась в его голубые глаза, полные непонятного света, и увидела в них искренность.
Или хотела ее увидеть?
Стереть прошлое, чтобы заменить его настоящим?
А каким будет это настоящие? Хочу ли я попробовать? Почему вообще задумываюсь, даже на одну-единственную секунду, о такой возможности? Как будто передо мной злой колдун, наславший свои темные чары. Только ими я могла объяснить смутное сомнение, которое во мне встрепенулось, нашептывая положительный ответ.
