Мама так зла на сестрицу, что тут же предлагает мне снять квартиру.
– Или, хочешь, домой возвращайся, – зовёт она.
Но я уже учусь в новом ВУЗе, а в городе меня держит слишком многое. Да и если я и вынесла какой-то урок изо всего со мной приключившегося, так это тот, в котором говорится, что не следует зависеть от других, если хочешь сама управлять своей жизнью. Поэтому благодарю маму, но отказываюсь от обоих предложений.
– Ты подумай об этом ещё разок, – вздыхает она, но категорично не настаивает. Может, чувствует, что теперь давить на меня бесполезно, а может быть тоже наряду со мной извлекла из случившегося кое-что для себя. – Ладно, до завтра, – прощается мама. Они с папой приедут на похороны, и мы впервые увидимся после практически трёхмесячной разлуки.
В бабушкиной квартире стоит тишина. Я оставляю входную дверь не запертой, чтобы Кирилл смог войти. Вдруг дверь, ведущая в мою бывшую комнату, распахивается, и я подпрыгиваю от неожиданности.
– Какой сюрприз, – ядовито тянет Виталик. Он одет в тришки с пузырями на коленях и растянутую футболку с жирным пятном в районе объемного живота.
– Я за вещами, – вскидываю подбородок и двигаюсь в сторону спальни.
Начинаю вынимать все из шкафов, а братец подпирает стену неподалёку.
– Я прослежу, – глумливо заявляет он. – Чтобы ты ничего чужого не взяла.
– Чужое тут берёте только вы с мамочкой, – шиплю в ответ. – Но по себе людей не судят.
– Я смотрю, ты разговорчивая стала.
– Где тетя Лена? – я пытаюсь повернуть разговор в безопасное русло, но, кажется, ничего у меня не выходит.
– Похоронами занимается. Знаешь, я считаю, ваша семейка должна быть нам благодарна, – Виталик медленно начинает двигаться в мою сторону, а мне уже некуда отступать – икры упираются в диван. Поэтому я комкаю какую-то кофту перед собой и неотрывно слежу за передвижениями братца. «Ну в самом деле, что он тебе сделает, не убьёт же. Так, припугнёт только» – подбадриваю себя мысленно, но разгорающийся шальной пожар в глазах Виталика говорит об обратном. Скорее бы Кирилл уже пришёл! – Спихнули все заботы на наши плечи, а мать и рада стараться. Бегает по городу совсем одна, занимается организацией, – продолжает он. У меня настолько пересыхает в горле, что я даже не могу разлепить губ, чтобы сообщить братцу о том, что он несёт бред и вообще-то сам бы мог помочь матери с похоронами вместо того, чтобы сидеть сутками перед монитором. – Поэтому будет правильно, если ты покажешь сейчас, как нам благодарна за все.
– За все – это за то, что выгнали? – из последних сил я вскидываю подбородок, а голос хрипит, как старый телефон. – Или за то, что квартиру себе присвоили?
Но я зря стараюсь – Виталик меня не слышит.
Глава 35
Братец делает резкий рывок вперёд, хватает меня за руки и роняет на диван, прямо поверх вороха вещей. Наваливается сверху тяжеленной тушей так, что весь воздух выходит из лёгких, а новый набрать не удаётся. Он начинает быстро и грубо шарить по моему телу руками и приговаривает:
– Специально меня все это время соблазняла, – бормочет бессвязно.
– Пусти! – верещу я и пытаюсь дергаться. – Идиот! Сейчас мой парень придёт сюда!
– Думала, я тебя не раскушу? – рука Виталика опускается к поясу джинсов, и толстые, похожие на сосиски пальцы принимаются расстегивать пуговицу, второй он сдерживает мои руки. – Ходила передо мной, задницей крутила, бельишко роняла. Ну признайся, ты же специально, – распаляет он сам себя, а я брыкаюсь будто в последний раз. Чувствую, как что-то твёрдое упирается в бедро, и от осознания, от грязи всего происходящего меня начинает тошнить.
– Помогите! Спасите! – ору во все горло, но быстро получаю оплеуху.
– Не переигрывай, – строго говорит придурок. – Мне, конечно, нравится наша игра, но веди себя более смирно.
– Какая игра? Ты больной на голову! Конченый! Мы – родственники, если ты не в курсе, –взываю к его рассудку, цепляюсь за любую возможность предотвратить то, что грозит вот-вот случиться вопреки всякой логике и справедливости.
– Раньше надо было думать, – хмыкает этот боров. Дергает ширинку моих джинсов, а потом переворачивает меня на живот. Одну руку кладёт мне на шею и вдавливает голову в диван, второй тянет с меня джинсы вниз, а коленями фиксирует ноги. – Симпатичные, – одобрительно хмыкает он, скорее всего намекая на трусики, и со всей силы шлепает по ягодице. – Кажется, танга называются.
«Бразилиана, идиот!» – мысленно ору я, а в реальности же утыкаюсь носом и ртом в мягкую обивку и нечленораздельно мычу. Я не верю, что все это правда, что все это происходит сейчас и со мной. Воздуха давно уже не хватает, и мои силы постепенно угасают. Я чувствую, как чужая ладонь гладит и щиплет промежность, но сделать ничего не могу. «Хоть бы скорее потерять сознание, чтобы не чувствовать всего этого. Не знать…» И в тот самый момент, когда я уже готова смириться и сдаться, принять неизбежное, чужая туша перестаёт давить сверху.
– Слез с неё, урод! – слышу самый лучший голос на свете, несмотря на свирепость, пробивающуюся сквозь рокочущие интонации. Самый любимый голос. Наконец делаю судорожный глубокий вдох и слышу яростные звуки ударов и болезненные стоны своего родственничка. Они ласкают мой слух и дарят почти неземное удовольствие. – Тебе конец, падаль, – мрачно обещает Кир, и я ему верю.
Виталик уже на полу, прижимает руки к разбитому носу. Его спортивки болтаются в районе лодыжек, становясь дополнительным преимуществом соперника. А Кирилл садится поверх мерзкой жирной туши и начинает планомерно вколачивать кулаки в истекающее кровью лицо. Ну а я сижу на диване и не собираюсь все это останавливать, я бы ещё и от себя добавила, если бы не было так противно. Поделом придурку. Кирилл прекращает все сам. Оставляет бездыханное тело валяться на полу, а сам отправляется мыть руки.
– Он жив? – спрашиваю, когда Кир возвращается в комнату.
– Что ему будет, этому борову. Поваляется, отдохнет – ему только на пользу, может, мозги на место встанут, – хмыкает он презрительно, а потом садится передо мной на корточки. – Ты как? – Кирилл нежно гладит мои голые колени – джинсы на мне так и остаются спущенными.
– Не знаю, – шепчу. И тут же начинаю реветь.
Меня трясёт. Я цепляюсь за плечи Кирилла и прошу никогда меня не оставлять. Извиняюсь за то, что так упорно бежала от него и через слово повторяю:
– Ты успел, ты успел.
Кир поднимает меня, натягивает штаны и застегивает ширинку, а я держусь за него мертвой хваткой и никак не могу отпустить.
– Иди сюда, – он сажает меня к себе на колени, и нет во всем мире места безопаснее и желаннее для меня. – Что ж тебя все приключения находят, а, Зайчишка? – болтает он, но я не обижаюсь.
А когда Кирилл начинает зацеловывать мое лицо, то и вовсе забываю обо всем на свете. Поцелуй со вкусом соли очень быстро превращается в острый. Мы забываемся друг в друге, и вместе с этим исчезают любые печали. Руки Кира крепко держат, а язык говорит о любви, не произнося и звука. Здесь и сейчас я точно знаю: он – мой, а я – его.
Как глупо было бежать от него, от себя… Потому что, попетляв, я оказалась ровно там, откуда и начала свой путь. Я так стремилась не делать больше ошибок, что чуть было не совершила главную: лишила себя настоящей любви. Той, за которую и в огонь, и в воду. Той, которой не нужны доказательства, ей просто веришь…
В себя прихожу от прозвучавшего с болью и удивлением:
– Яна? – на пороге комнаты стоит Лёха с огромным букетом сиреневых роз.
На его лице непонимание, боль от предательства и разъедающая душу горечь. В последних сообщениях он писал, что уже скоро приедет, и я даже ждала нашей встречи, но и в самом страшном кошмаре не могла представить, что она произойдёт именно так. Я хотела поговорить и объяснить все, попросить прощения, а не кидать в лицо Дыму своими чувствами к другому. К его лучшему другу.
– Лёша! – я вскакиваю с колен Кира. Он нехотя меня отпускает и поднимается следом.