гладит вздрагивающие колени. Не успеваю я прийти в себя, как он прижимается вновь и приникает к губам. Пока он целует меня жадно, ненасытно, его ладони уже на груди. Соски отзываются на ласку, по коже заключительным аккордом пробегает волна наслаждения. Я настолько расслаблена, что кажусь невесомой.
В последний раз такое удовольствие, такой всеобъемлющий восторг я ощущала только… с Максом. Но это не Макс. Это Артем! И я, как последняя шлюха, с распростертыми до отказа бедрами, истекающей влагой щелью, сижу, готовая принять в себя его налитый кровью член. Я не просто готова, я жажду этого! Так отчаянно, что с губ вот-вот сорвется мольба. Как зачарованная, я смотрю на его пах, на вставший во всей животной красе мужской орган. Возьми меня, ну же! Всади его до отказа! Смотри, я вся теку, я вся твоя… Я неосознанно раздвигаю ноги сильнее, ощущая, как трется головка о влажное лоно. Сил терпеть больше нет…
Он через голову стягивает футболку и прижимает меня к себе. Грудью я чувствую касания жестких волос.
— Девочка моя, — шепчет он нежно, словно утешая, гладит по щеке, ловит губами выступившие слезинки.
А после раздвигает мне бедра и резким движением входит. Я выгибаюсь навстречу. Он внутри, я его чувствую! Он поднимает меня и входит глубже, еще и еще, заполняет собой. О, Боже мой, как хорошо! Какое блаженство! Его член скользит внутри, и я сжимаюсь, каждой клеточкой ощущая заветное трение наших тел.
Да к черту все! Так хочется поддаться. И я отпускаю себя на волю… Запрокидываю голову, погружаю пальцы в его волосы, обвиваю ногами узкие бедра. Ловлю ритм и, вторя природным инстинктам, начинаю двигаться в унисон.
На той же кровати, где в прошлый раз он взял меня силой, этой ночью Артем любил меня снова и снова. Нежно, трепетно, до изнеможения, до сумасшествия, до почти полной потери сознания. Потом мы лежали, лицом к лицу, долго, глядя в глаза друг другу. Словно дети, завороженные этим первым в жизни познанием. Какая-то томительная лень завладела моим существом. Так бывает после ночи любви. Любви безумной, ненасытной и по-юношески пылкой.
— Поедем в выходные на природу? Правда, Юрка будет, но…, — произносит Артем. Чайник издает протяжный свист и этот звук так похож на гудок паровоза. Я вспоминаю об отъезде.
— Я уезжаю завтра, — говорю я, словно сама себе.
— По работе? — он протягивает мне чашечку кофе. За окном светает, и я вдруг понимаю, что мое «завтра» уже наступило.
— Нет, — я стараюсь не смотреть на него.
— А… куда? — не смотреть сложно, после душа его тело, как после дождя, покрыто мелкими капельками. Длинные пальцы держат чашку. Эти руки всю ночь изучали меня, гладили, ласкали, повторяя пальцами каждый изгиб. Словно силясь запомнить.
— В Африку, — наконец-то говорю я.
— В Африку? Шутишь? — Артем поднимается со стула, — Зачем? По работе?
— Ты уже спрашивал, нет.
— С кем? — он смотрит на меня, как мавр в порыве ревности. Словно я уже принадлежу ему…
— Одна, — «огорчаю» я его. Но выглядит он потрясенным.
— Одна?! — с тревогой произносит Тема, — Там же опасно!
— Не ходите дети в Африку гулять. В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы, — нараспев цитирую я детское стихотворение, поглаживая рептилию на его плече.
— Ты с ума сошла? Зачем? — он не разделяет моего восторга.
— Там есть самая большая в мире тарзанка, — доверительно сообщаю я, — прыгну с нее, если выживу, значит, вернусь, а не выживу…
Он хватает мое лицо.
— С ума сошла? Я не пущу тебя! — кажется, мои откровения его напугали.
— Остынь, Тём! Я шучу, не стану я прыгать, — я отрываю от лица его руки и кладу себе на грудь, — Мне просто нужна перезагрузка, понимаешь?
— А… как же я? — он смотрит на меня ошарашено. Словно не желая верить, что я говорю правду.
— А что ты? Ты как был, так и будешь, — я пожимаю плечами.
— И тебе просто плевать? Это все для тебя просто так?
Губы его подрагивают. В нервном возбуждении он вновь ерошит волосы, и зачем-то выливает в раковину свое кофе.
— Тём… мне было хорошо, очень, — я осторожно кладу руки на грудь, поросшую густыми темные волосками. Ощущая, как гулко бьется под моей ладонью его сердце, — но это… это было, наверное, как взрыв, как ураган, мы будто друг друга наизнанку вывернули. Но… Это не панацея. Скорее, разовый эффект. Как экстренная контрацепция, понимаешь?
«К чему это глупое сравнение», — с опозданием мелькает в голове. Артем стоит молча, задрав лицо к потолку. И мне никак не рассмотреть его выражение. Хотя, я и так знаю…
— Почему ты злишься на меня? — я отстраняюсь.
— У некоторых народов так заведено, — поучительно произносит он, — один брат должен заботиться о жене второго. Дабы никто посторонний не трахал ее после него!
Последние слова он говорит нарочито грубо и резко.
— Ну, в некоторых странах женщин за измену до сих пор забивают камнями, — с усмешкой отвечаю я, — Ну, правда, Тем! Ты же сам понимаешь, как это неправильно! Аморально, что ли…
Он меняется в лице, черты приобретают каменное выражение. Во взгляде сквозит презрение.
— Да ты моралистка, блин! С каких это пор тебя волнует чужое мнение?
— Не чужое, мое собственное, — я отхожу к окну.
Его скуластое лицо, эта манера ерошить пальцами волосы, скульптурные плечи, на одном из которых, в обнимку с холодным оружием, прикорнула змея. Все в нем знакомо! И если другие кажутся чужими, то он…
Быть может, я все еще вижу в нем Макса? Эта схожесть до боли, до дрожи в коленях, сейчас особенно сильно парализует меня. Нет! Безусловно, пора уезжать!
Пока я одеваюсь, он не заходит в комнату. И даже не выходит в коридор, чтобы проводить меня. Тогда, уже обутая, с сумочкой в руках, я тихо подкрадываюсь к двери кухни. Он стоит, отвернувшись спиной, глядя в окно. Или не глядя, а просто закрыв глаза.
— Если хочешь, приходи на вокзал. Сегодня, к полуночи, — говорю я, хотя совсем не надеюсь, что он меня слышит.
* * *
Промозглый вечер обволакивает, заползает под одежду, касается продрогших коленок. Я крепче сжимаю руками накинутую поверх свитера куртку. Она хранит его запах, и теперь я тоже пахну им… Мне хочется раствориться в ней, в этой небрежно наброшенной на плечи вещице; в этом мгновении, за пару секунд до разлуки. Он пришел, в последний момент, окликнув меня у двери вокзала. А я… Я собираюсь сесть в поезд и отправиться
