– Какая у тебя следующая пара? – голос Эйми вынудил отвлечься от конспектов, что были написаны так, словно человек записывал их в эпилептическом припадке.
«Да уж, Дэнис Коултер, у которой я взяла переписать конспекты, далеко до каллиграфического почерка», – проворчала про себя, пытаясь разобраться, какая буква написана в одном из латинских слов.
– Биология, у меня тест! – сделав страдальческое лицо, ответила лучшей подруге. – Целый час мне придётся думать лишь о том, какой длины у травоядных кишки и сколько зубов у щенков в четыре месяца.
– Оу… – проронила Эйми, оторвавшись от простого карандаша, что был изгрыжен так, как будто над ним поработал самый настоящий североамериканский бобер. – Не знаю, будет ли уместным сказать о том, что пойти на ветеринара был твой осознанный выбор?
Скосив взгляд на Эйми, я закатила глаза.
– Ясно! Закрой рот и не гневи Бога, Мэдисон, – проворчала я себе под нос, переворачивая страницу. – Это ты хотела сказать? Что же, принято!
– Ну, не так грубо, – пропела Эйми, толкая меня локтем в бок. – Ты офигенная! Я тебе уже об этом говорила? Все эти каракули… – Эйми вытаращила глаза, глядя на латинские предложения.
– Да брось! – хохотнула я, но все же порозовела от удовольствия.
А кому неприятно, когда хвалят? Ведь я так редко слышала в своей жизни слова поддержки и восхищения! Зато теперь их предостаточно! Дэйм восполняет все пробелы в моей жизни!
– Так, дорогая! Я вижу прямо по курсу Вики. Прости, но срочно иду на разведку. Хочу узнать, чем же дело кончилось у неё с этим уродом!
Я пожала плечами, как бы давая понять этим движением, что не препятствую. В отличие от Эйми, мне не нравились все эти разговоры о расставаниях.
Лучшая подруга поднялась на ноги и, поправив короткую джинсовую юбку, поспешила навстречу невысокой блондинке, что шла по-боевому размахивая руками, словно мельница лопастями. Проследив взглядом за тем, как две подружки направились к зданию колледжа, вздохнула.
«Стиснув зубы, иди к мечте!» – повторила слова, что несколько лет твердила сама себе и день и ночь.
Несмотря на то, что начала с такой неохотой, вскоре полностью втянулась в изучение материала. Все же, биология – моя страсть.
– Мэдисон?
Я вздрогнула. Плечи моментально напряглись. Ощущения были такие, будто мышцы свело судорогой. Никогда не думала, что сердце может так зайтись лишь от того, что меня позвали по имени. Медленно обернулась, чтобы встретиться с до боли знакомым взглядом голубых глаз. Белокурые волосы, прическа волосок к волоску, тонкая кожа, не тронутая морщинами, покрытые тонким слоем персиковой помады губы. Строгая блуза и длинная юбка ниже колен…
– Мама!
Плотно сжатые губы дрогнули, выдавая волнение их обладательницы. Нервно теребя ручку классической чёрной сумочки, мама прочистила горло, прежде чем произнести:
– Мэдисон… дочка, давай, поговорим в машине? – дрогнувшим голосом сказала мать, оборачиваясь и указывая куда-то в сторону.
Я машинально проследила растерянным взглядом в этом направлении, замечая, припаркованный неподалеку темно-синий седан.
Заметив, как я разглядываю глянцевую зеркальную поверхность новенького автомобиля, мама как-то несмело проговорила, заправляя таким привычным движением блестящую на солнце белокурую прядь волос за ухо:
– Папа подарил…
Я без слов поднялась с примятого газона. Неловко проведя вспотевшими ладонями по бёдрам, которые, как вторая кожа, обтягивали узкие джинсы-скини, сделала шаг вперёд. Поймав пытливый взгляд мамы, поняла, что недовольство вызвано джинсами. Инстинктивно тут же одернула клетчатую рубашку, стараясь натянуть ее как можно ниже.
Словно спохватившись, мама резко отвернулась и твёрдым шагом направилась к автомобилю по узкой дорожке, что вытоптали студенты. Мне ничего не оставалось, как только последовать за ней. Предчувствуя тяжёлый разговор, я сильнее сжала лямку рюкзака, чувствуя себя загнанной в угол. Этого не избежать… Я тяжело вздохнула, думая о том, что рано или поздно это должно было случиться.
Как только мы оказались у автомобиля, я с лёгкой дрожью в пальцах сжала ручку машины. Спустя секунду, усевшись на мягкое кожаное сидение цвета какао, втянула воздух полной грудью, сразу же улавливая знакомый с детства аромат белых гортензий. Любимые мамины духи… Я с неловкостью смотрела через кристально чистое лобовое стекло, наблюдая, как мама обходит автомобиль вокруг, чтобы занять водительское сидение. Зная свою родительницу, приготовилась обороняться словесно, сжав мысленно кулаки. Не станет же она бить меня, в конце концов!
Сейчас услышу, какая я плохая дочь и какой Дэйм отвратительный развратник…
– Послушай, мам… – начала первая, смело глядя ей в лицо. Как и всегда, коричневая тушь, едва заметный блеск для губ – минимум косметики.
– Как ты, доченька?
Я замолчала на полуслове. От того, какое впечатление произвел на меня мягкий мамин тон, глаза, должно быть, стали размером с блюдце. А где упрёки? Угрозы? Стенания о том, что, несмотря на безупречное воспитание, я выросла неблагодарным ребёнком? Мысли лихорадочно кружились в голове, пока я смотрела в печальные полные тревоги глаза мамы. Сердце дрогнуло. Тяжело сглотнув, без лишних слов перегнулась через разделяющую нас коробку передач, чтобы заключить ее в примирительные объятия. Только оказавшись в руках мамы, поняла, как же мне ее не хватало!
Конечно же, можно понять, почему я сконцентрировалась только на обидах, но почему же я забыла, как она выхаживала меня, когда был двухсторонний бронхит в тяжелой форме? А то, как в детстве обрабатывала вечно ушибленные и разбитые в кровь коленки? Как она не спала всю ночь и сидела рядом со мной, пока я готовилась к вступительным экзаменам в колледж? А ведь тогда мама даже пыталась вникнуть в сложные химические формулы и латынь, только бы меня поддержать! Плечи дрогнули мелкой дрожью. Слёзы солеными ручейками побежали по щекам, щекоча кожу, заставляя зарыться носом в белокурые волосы.
– Все хорошо, мамочка! Все хорошо, правда, – ответила прерывающимся сломанным от потока сильных эмоций голосом.
Откинув голову назад, всмотрелась в лицо мамы. То тут, то там у неё виднелись тонкие, словно сеточка морщинки, а ведь раньше я их не замечала… Неужели я виновница этих следов усталости на лице мамы?! Эта мысль так испугала меня, что я снова порывисто прижалась к матери, впитывая в себя тепло родного человека.
Мягкими касаниями руки она гладила меня по торчащим в разные стороны рыжим кудрям, что свободно вились распущенной массой по спине.
– Этот мальчик … Дэйм… Он не обижает тебя? – это вопрос заставил непроизвольно напрячься.
Мамина рука зависла в воздухе. Казалось, мать затаилась в ожидании ответа. Лишь только после того, как я замотала отрицательно головой, вновь почувствовала, как пальцы мамы опустились мне на голову, перебирая шелковистые кудри. Не знаю, сколько мы так просидели, не разрывая объятий. Время словно остановилось, давая восполнить потерянные минуты, что впустую прошли за руганью и взаимными упреками. Наконец, отодвинувшись, мама начала деловито поправлять воротничок на моей рубашке:
– Мэди, у вас что, нет утюга? – выгнув бровь, спросила она, пытаясь руками придать правильную форму уныло лежащему воротничку.
– Ну, мааам! – совсем как раньше пропищала я.
Мама на секунду замерла и, мягко улыбнувшись, прикусила губу так, что от зубов остался небольшой след.
– Ладно, ладно, – примирительно и довольно мягко произнесла она. – Может же мать хоть чуть-чуть поволноваться о своей единственной дочери?
Благоразумно промолчав, я перехватила мамину руку, что суетливо пыталась привести в достойный по ее мнению вид помятый воротничок.
– Я очень по тебе скучала!
В полной тишине мои слова прозвучали как-то по-особому громко. По увлажнившимся в то же миг глазам мамы я поняла, что сказанное оказалось верным и попало прямо в цель, достигнув материнского сердца.
– Я тоже, милая! – порывисто произнесла мама, невесомо проводя ладонью по моей щеке. – Не было и дня, чтобы я не думала о тебе, девочка моя!
