У меня тоже вырывается из груди смешок и я поднимаю лицо, глядя на него теперь уже действительно с улыбкой, хоть и не такой радостной, как мне бы хотелось.
- Ты меня тоже прости, - тихо выговариваю я.
- За что?
- За то, что не смогла полюбить.
В воздухе повисает молчание, Стэн долго смотрит в мои глаза, и постепенно его улыбка тает, возвращая лицу задумчивую тяжесть. Он нежно убирает прядь волос от моего лица, а затем наклоняется и целует меня в лоб. Я прикрываю глаза и протяжно выдыхаю, позволив себе на минуту расслабить путы. Я крепче стискиваю руки у него за спиной и прячу лицо на его плече, чувствуя его теплые ответные объятия.
57
До дома нас с мамой подвозит Стэн. После того, как отцу сообщили результаты анализов, он уехал по делам, сказав, что это ненадолго, но я все равно чувствую нездоровое облегчение, радуясь хотя бы тому, что у меня есть чуть времени, чтобы подготовить себя к тому апокалипсису, который ждёт меня дома.
А он несомненно меня ждёт.
Когда отцу сообщили, что я беременна, он помрачнел до такой степени, что я всерьез испугалась. Я ещё никогда не видела его таким. Его лицо исказилось ужасом, смешанным со звериной яростью и шоком. Мне казалось, что он меня прямо сейчас при всех ударит, но к счастью, мои опасения не оправдались...
Тихий хлопок двери заставляет меня включиться и я понимаю, что мы уже дома. Мама бросает сумочку на комод, снимает с себя каблуки и молча идёт внутрь дома. Я так и остаюсь заторможенно стоять на месте.
- Мам, - тихо зову я.
- Кимберли, лучше иди к себе, - серо отвечает она, не оборачиваясь.
Я качаю головой.
- Нет, не пойду.
Мама внезапно останавливается посреди гостиной, делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, а затем произносит:
- Хорошо, иди пока на кухню и поставь чай, мне нужна минута, - мамин голос серый, тихий и какой-то уставший, и я вдруг понимаю, что лучше бы она на меня кричала.
Я молча киваю, хотя и мама этого уже не видит, снимаю обувь и надеваю комнатные тапочки, шлепая на кухню. Набираю в чайник воду, и открываю верхнюю полку, доставая упаковку индийского чая. Автоматически выверенные движения, в которых на самом деле мало реальности. Все мои движения это как будто декорация, просто фон, отвлекающий маневр, за которым прячется настоящая реальность.
Из глубины дома вдруг доносится грохот, я тут же бросаю чайник и бегу в направлении ванной. Я застаю маму всю в слезах. Мое сердце обрывается куда-то вниз, я настолько потрясена и чувствую, что вся тяжесть осознания теперь наваливается на меня десятикратно.
Она впервые по-настоящему, не сдерживаясь, плачет при мне.
- Как же так случилось, дочка? - всхлипывает мама, не в силах сдержать эмоции. - Ты хоть понимаешь, что вы наделали?..
Я сглатываю.
- Да, мама. У меня будет ребенок от Кейна.
Мой голос получается неестественно спокойным. Я то уже примирилась со своей новой жестокой реальностью и приняла ее, а вот мама видимо нет. Она делает ещё один надрывный всхлип, словно эти слова окончательно добили ее.
- Господи, - она пытается вдохнуть, чтобы успокоиться, только на этот раз ей получается это с трудом.
- Мам, - я чувствую, как в моем горле застревает что-то огромное, задавливая голос. - Мам, прошу, ну не плачь. Я справлюсь. Обещаю, что этот ребенок никак не повлияет на мою учебу. Я могу воспитывать его и учиться на дому. Я буду стараться, правда.
Мама поднимает на меня глаза, одаривая долгим пронзительным взглядом и я не могу понять, о чем она думает. В этот момент раздается хлопок входной двери. Она быстро моргает, стирая слёзы, делает пару глубоких вдохов и выходит из ванной. Я выхожу за ней.
На пороге отец.
- Ты быстро, - мамин голос обманчиво спокойный и собранный, но срывается на каждой гласной, говоря о том, что она ещё не пришла в себя.
Отец разувается и снимает пиджак, вешая его на вешалку в прихожей. В руках у него какие-то бумаги, похожие на документ.
- Да, мне удалось перенести встречу с клиентами на другой день, - тут его глаза с какой-то пугающей проницательностью обращаются на меня. - Ну что, Кимберли, ты все ещё ждёшь, что он прибежит к тебе, как доблестный рыцарь в доспехах? Теперь ты убедилась, что твой Кейн окончательно тебя бросил?
Из моего горла выдирается протестующий всхлип. Да, возможно в глубине души я уже смирилась с тем, что он не вернётся, но вслух это произнести я не была готова.
- Нет, он не мог меня бросить! - мой голос звучит отчаянно жалко и беспомощно. Губы папы расползаются чуть ли не в злорадной улыбке.
- Мог и ещё как. Он забрал свою сестру и счастливо укатил в закат, а тебе даже привет не передал.
Из меня весь разом выбивается дух.
- Откуда ты знаешь про Оливию? - едва выдыхаю я.
Я провожаю отца изумлёнными глазами, когда он проходит в гостиную, неспешно ослабляет галстук, бросает его на спинку и только затем смотрит на меня. Он вытягивается, в мгновение ока став больше и грознее, и долго смотрит мне в глаза, пока у меняне начинают дрожать руки.
- Кажется, я уже говорил, дочка, что сделаю всё ради твоего счастья. Грош цена такой любви, - ледяным тоном чеканит отец. Он решительно бросает на стол бумаги со скрепкой, и они негромко шлепаются о поверхность.
- Вот.
Я смотрю на бумаги с недоверием.
- Что это?
- То, что убило его "любовь".
Я сглатываю и очень медленно подхожу к столу, теперь видя его вблизи. Что-то внутри меня протестует и тянет назад, как будто оттуда сейчас выскочит огромный монстр, чтобы проглотить мою душу. Я чувствую, что мне не нужно это смотреть. Но мой внутренний мазохист почти что с сардоническим рвением тянется к этим бумагам.
Да, это документ. Подтверждающий то, что Кейн отказывается от меня взамен на деньги.
Отказывается. За деньги.
Все мое сознание переворачивается, в горле перекрывается дыхание, я чувствую, будто лёгкие залили свинцом. Крупные градинки слёз бесконтрольно скатываются по щекам и меня начинает трясти, как в лихорадке.
- Нет, - я в неверящем поражении мотаю головой. - Этого не может быть.
У меня срываются тормоза. Мое горло прорывает болью, я отпускаю себя и начинаю рыдать в голос.
- Чего ты ревешь, дура?? - отец вырывает у меня бумаги и трясет их перед моим лицом. - Смотри! Смотри, чего стоит ваша любовь!
Я отталкиваю его от себя со всей силы, но папа оставляет без ответа мой выброс и снова бросает бумаги на стол.
- Это его подпись. И его никто не заставлял ее ставить, - голос отца сухой, как пустыня летом. - Я предложил, он согласился. Вот о чем мы с мамой пытались тебе сказать, но разве ты слушаешь нас? - раздражённо говорит он. - У тебя же летают мотыльки в голове вместо мозгов! Проворонила хорошего парня и принесла в подоле, ты как нам с мамой теперь в глаза будешь смотреть?
Гнев в перемешку в болью и адреналином берут надо мной контроль. Я не выдерживаю и хватаю со стола бумаги, а затем книгу, и швыряю ею отцу в голову. Он на автомате уворачивается и книга с громким звоном попадает в стеллаж, что-то разбив.
- Джордж, не надо, - осторожно вмешивается мама, сжав его плечо. - Ты же видишь, в каком она состоянии.
Отец смотрит на меня неотрывно.
- Ты не на меня злись, дочка. Я тебе не враг. Всё это время врагом для тебя был он и я надеюсь, что ты это наконец поняла.
Я швыряю бумаги на стол и бросаюсь к маме, отчаянно вцепившись в нее, как в единственную свою защиту.
- Мама, я хочу уехать отсюда. Пожалуйста, давай уедем отсюда, - мой голос срывается на каждой гласной, с моих губ чуть ли не срывается крик боли.
Мама обнимает меня и успокаивающе гладит по спине. Она не отвечает. Я крепко вжимаюсь лицом в ее плечо, не в состоянии взять себя в руки, и только тяжёлое пронизывающее покалывание между лопаток говорит мне о том, что он смотрит на меня.
- Уедем, - раздается твердый, уверенный голос отца. - Но перед этим нужно закончить одно маленькое дело.
