Первый раз было сложно, больно, дико. А потом, в нем появились новые страхи.
Если Лера узнает — всему конец. Да рано или поздно правда выплывет, но он хотел как можно дольше оттянуть этот момент.
Еще Рома понял, что если он сдержан и вежлив с Аленой, то она послушна и не предпринимает никаких действий в сторону Леры. И Рома стал играть. Он изображал ласку, презирая себя, оправдывая и боясь, что его предательство станет известно Лере.
Страх заставлял его играть. Он так запутался во всем, что порой стирались грани реальности. Он стал жить на две семьи.
Ко всему можно привыкнуть. И он привык. Он научился существовать с этой женщиной, спать. Он расположил ее к себе. Она ему доверяла. И это давало иллюзию защиты жены.
Измена затягивает. В какой-то момент он привык к положению вещей, убедил себя, что иного выхода просто нет.
Когда Алена сообщила о своей беременности, Рома удивился. Ведь они предохранялись. Но нет, он не расстроился. Если ребенок зачат, то это его ответственность, и он готов ее нести.
Лера была беременна их долгожданным малышом. Ситуация была дикой, но Рома так погряз во лжи, что не считал, еще одного ребенка чем-то плохим. Он подарит жизнь крохе.
Он полюбил малыша в животе у Алены. Когда узнал, что это сын, уже представлял, что сможет дать мальчику, как будет проводить с ним время. Это смягчило его отношение и к Алене, он с ней стал еще более заботлив. Она ведь будущая мать. Живот Алены округлялся, и он любил с ним говорить, нашептывать ему приятные слова.
А дома он был максимально заботлив с женой, хотел таким образом компенсировать свою неверность. Он окружал Леру своей любовью, и в эти моменты, никого не было роднее и важнее.
Рома запутался в своих двух беременных женщинах. Лера всегда была в приоритете, она его свет. Но и ребенок Алены многое изменил. Для Ромы дети — главное в жизни. Он всегда хотел им дать все самое лучшее, он слишком хорошо помнил свое детство.
Когда Лера должна была поехать в роддом, Алена взбунтовалась. Кричала, что все ей расскажет, и он не имеет права, оставлять ее одну. И Рома прибегнул к единственному способу успокоение Алены — ласке. Он пошел на ее поводу. В очередной раз предал Леру.
То, что она их застала — ожидаемый итог. И дальше Рома уже плохо соображал, что делал. Осознание навалилось на него огромной вонючей кучей.
Лера его никогда не простит. И она сейчас еще в большей опасности. А она его даже не хочет слушать.
В воспоминаниях Рома провел всю ночь. Утром с тяжелой головой едет на работу.
Известие, что ребенок может быть Максима, его печалит, хоть он и не подает виду. Он уже любит этого малыша, он ощущает с ним связь. Так же как страдает по Аришке, с которой не может даже увидиться. Его разрывает от противоречивых эмоций.
Открывает двери своего кабинета.
Он продолжает работать у Максима. Хоть они практически перестали общаться. Механически ходит на работу. Зачем? Чтобы хоть как-то отвлечься, и окончательно не сойти с ума.
А тут застывает как вкопанный.
Алена и его мать сидят и распивают кофе.
— А вот и сынок пожаловал, — выдает довольным голосом Лариса
— Привет, Ром, — Алена посылает ему воздушный поцелуй.
— У нас для тебя хорошая новость. Мы решили, что у нас нет причин для ссор.
— Пора нам объединить усилия, — мурлычет Алена, поглаживая свой большой живот.
Глава 60
Лера
— Оу! Ангел! Валерия, вы прятали от меня крылья! — шутливо заглядывает мне за спину Николай.
Не могу сдержать улыбки.
— На ангела явно не тяну, — говорю смущенно.
Взгляд Артема прожигает насквозь. Глаза кажутся холодными, синими, но в них ощущается огонь.
— Коль, эта она спасла моих пацанов в той аварии, — поясняет другу. Подходит ко мне, берет мою руку и целует. — Валерия, я все слышал, — его слова проходятся электрическими разрядами по моей коже.
— Что слышали? — спрашиваю, а сама не могу понять, что со мной происходит. Дышать трудно, и в то же время мне легко.
Мои тревоги, проблемы, их груз все меньше и меньше давит. Вчера Николай помог, сегодня встреча с Артемом.
— В больнице. Это ваш голос не дал мне уйти. Вы такая хрупкая, а с какой невероятной силой меня держали, — он внимательно меня рассматривает. Настолько пристально, что невольно краснею.
Хоть в принципе делаю то же самое, окидываю взглядом Артема. Отмечаю на брови два шрама, седина серебрится в темных волосах, она его ничуть не портит, наоборот, придает некий шарм. Он гладко выбрит, ближе к уху виднеется еще один шрам, нижняя губа немного больше верхней, широкий нос. Его нельзя назвать красавцем, но от него исходит чисто мужская энергетика…
Нет, не только. Еще у меня странное ощущение, что я знаю этого человека очень давно. А ведь мы ни разу не общались. И объединяют нас трагические воспоминания.
— Оу! Наслышан, Валерия, — Николай Владимирович ходит по кабинету, глаз с нас не сводит. — Артем мне про таинственный голос все уши в свое время прожужжал. Это уже потом он выяснил, что вы к нему наведывались, и с детьми общались.
— Это меньшее, что я могла сделать в той ситуации. Вы не могли тогда погибнуть, — отвечаю, вновь вспоминая свои ощущения тех лет. — И я ощущала свою вину перед вами, сестрой…
— Глупости, Валерия! — усаживает меня на диван, который стоит у стены, присаживается рядом. — Вы спасли моих сыновей! И я у вас в неоплатном долгу! И Коль, — обращается к другу, — С меня причитается за Валерию, проси, что хошь!
— Да, ладно. Женщина в беде, тут невозможно пройти мимо. Особенно мимо вас, Валерия, — Николай Владимирович весело мне подмигивает.
Понимаю, что зная мою историю, он в большей степени мне льстит, пытается приободрить, но все равно приятно.
— Вы мне льстите, Николай Владимирович, — улыбаюсь. Перевожу взгляд на Артема, — Как Ваня и Сеня?
— Ваня боксом занимается, Сенька в науку ударился. Пацаны хорошие выросли, — достает из кармана телефон и показывает мне фото.
С интересом разглядываю. Помню испуганных мальчишек, а сейчас на меня смотрят уверенные парни. Ваня мускулистый подтянутый, Сеня в очках с пытливым взглядом.
— Красавцы. Очень приятно увидеть их такими спустя годы… — запинаюсь. Ведь парни без матери выросли.
— Я тогда долго провалялся. Думали, не выкарабкаюсь. Сестра помогала. Но без матери им тяжко пришлось, но парни у меня сильные, — говори о них с гордостью, четко считывая мои невысказанные фразы.
— Если правильно помню, у вас умница-дочка. Как она?
— Балетом занимается. А так, — тяжело вздыхаю. — Хотела бы сказать, что горжусь ей… но последние события… А вы откуда знаете, что у меня дочь?
— Я потом справки навел. Хотел знать про свою спасительницу. Даже к вам домой приходил, хотел отблагодарить. Ваш муж тогда открыл, сказал, что лучше вам не напоминать о трагедии, и посоветовал исчезнуть, — разводит руки в стороны. — Моя сестра также думала, сказала, что прекратила с вами общение, чтобы ничего не напоминало о трагедии. Все с чистого листа. А по ее мнению парням вы напоминали про тот страшный день, когда они мать и бабушку потеряли. Но это не так, они, как и я считают, что вы жизнь им спасли.
— Рома мне ничего не говорил…
Не удивляюсь поведению мужа. Он всегда меня очень ревновал. И если кто из мужчин даже в магазине случайный взгляд бросал, Рома потом долго успокоиться не мог. Но и этот поступок неправильный. Я имела право сама решить, с кем общаться. Тем более что касается той трагедии, муж знал, как я переживала.
— Ревновал, — Артем снова обжигает меня взглядом. — И я его понимаю.
— Доревновался, — бросаю с раздражением. — Да так, что ребенка моей сестре сделал.
— Тааак! Рассказывай все! Я ж понимаю, что тебе не просто так адвокат понадобился. Не против, если мы на ты? Все ж не чужие люди, — хриплый, бархатный голос будоражит.
— Не против. Но дело грязное, — закрываю глаза. Даже стыдно, что сейчас мне придется вывалить. Но я понимаю — это мой единственный шанс. Мне помощи ждать неоткуда, а этот человек… нас связывает нечто необъяснимое.
