Боря отбрасывает подушку, переворачивается на другой бок и с подростковой снисходительностью смотрит на меня:
— А как мужчины отвечают за свои двойки?
— Исправляют их, — поднимаю взгляд. — Вот как. Боря, все те двойки, которые ты нахватал, ты должен исправить.
— Да, блин! — садится.
Веня в люльке опять хохочет.
— Даже младший брат смеется над тем, что ты двоечник, — Афинка оглядывается на Борьку. — Вот так.
— Вы, что, сговорились все.
— Ты должен исправить двойки, - строго повторяю я.
— А то что?
— А то сейчас по жопе получишь! — доносится сердитый голос Германа из кухни. — Мать сказала, что ты должен исправить двойки? Ты их исправишь!
Через минуты показывается в дверях гостиной в фартуке и с полотенцем, которым он грозит недовольному Боре:
— Ты же не тупой, Борь.
— Ладно! — Боря опять падает на диван и скрещивает руки на груди. Тихо ворчит. — И ваще я уже одну двойку по русскому исправил на четверку.
— А чего молчишь? — возмущенно откладываю распоротые штанины.
— Мужики не оправдываются.
Я перевожу взгляд на Германа, который тоже недоуменно моргает и опускает полотенце.
Растерянная тишина, но ее нарушает Веня, который громкой пукает.
— Фу, — Афинка со смехом отползает от люльки. — Фу, мама, он обкакался.
— Это же ты хотела братика, — ехидно замечает Боря. — А теперь фу?
— Я же не знала, что они какают так часто!
Веня сердито покряхтывает в люльке. Предупреждает, что еще минутка, и он разразится обиженными криками.
Я хочу встать, но Герман повелительно вскидывает в мою сторону полотенце:
— Сиди.
— Ладно, — я не спорю и в ожидании складываю руки на животе.
— Боря, — Герман переводит взгляд на Бориса, который вскидывает бровь. — Вперед.
— Я не умею…
— Я тебя учил менять памперсы, — Герман недобро щурится. — Встань и поменяй брату памперс. Это полезный навык для мужчины.
— Мама же может…
— Не может, она отдыхает.
— Да, я отдыхаю, — соглашаюсь я, как покорная и мудрая жена. — Занята очень.
— Капец, — Борька садится.
Смотрит на Веню, а то на него кривит моську в первых недовольных всхлипах.
— Только не ори, — встает и закатывает рукава свитера. — Ты же мужик. Мужики не орут, когда кладут в памперс. Они гордо и насупленно молчат.
Веня несогласно хныкает.
— Он малыш, — отзывается у моих ног Афинка, — а не мужик. Вот папа у нас мужик.
— Радует, что я тот мужик, который в памперсах не ходит, — принюхивается к воздуху, — Черт. Что-то горит!
— Фиса, проконтролируй его, — торопливо выходит из гостиной, — и проверь, как он справится.
— Хорошо, — опять соглашаюсь я и с улыбкой смотрю на Борьку, который аккуратно берет из люльки Веню. — Вы такие сладкие.
— Мам, может, ты меня прикроешь, — Борька с надеждой смотрит на меня. — Я же одну двойку уже исправил.
— Дуй менять памперс, — вытягиваю ноги, — папа же сказал. Я отдыхаю.
Конечно мне было бы легче самой сейчас встать и занять вопросом грязного памперса, но воспитательный процесс не потерпит женской спешки.
— Хорошо ты, похоже, навалил, — Борька тащит к пеленальному столику Веньку, который пускает слюни в его плечо, — благоухаешь… ух…
— Я ведь тоже еще маленькая? — Афинка забирается ко мне на колени. Тяжеленькая и неуклюжая. — Да? — ревниво заглядывает в глаза.
— Что, мы опять начнем надевать на тебя памперс, раз ты маленькая? — приглаживаю ее волосы.
— Нет! — возмущенно отстраняется от меня и испуганно сползает с колен. — Нет!
Возмущенно шагает прочь из гостиной:
— Не хочу я памперсы.
— Я могу и тебе за компанию надеть, — угрожает ей вслед Борька. — Давай, иди сюда. Еще запеленаю.
С тихим смехом откидываюсь назад. До меня долетает запахи тушеного мяса и с луком, сквозь которые я улавливаю горьковатую гарь. Да, наш папа что-то сжег, но у меня все равно рот заполняется слюной, а сердце — уютом.
Закрываю на несколько секунд глаза и запоминаю этот момент, в котором наш дом полон заботы, любви и спокойно выходной рутины.
Второй раз мы с Германом не разбежимся. Мы научились не любить. Мы любили, но не умели ценить.
Вот теперь научились, и для нас сейчас ценна каждая минута в семье. Даже усталость и недосып после крикливых ночей для нас дороги, и к процессу осознания нас подтолкнула Диана.
С ней все хорошо.
Она недолго страдала по Герману и буквально через пару месяцев ее уже видели с обществе презентабельного седовласого мужчины, который с упоением целовал холеные ручки милой и смущенной скромницы с косой по пояс. Я пожелаю ей счастья. В конце концов, она заставила меня посмотреть на Германа другими глазами и многое переосмыслить.
Помощница моя, Каришка, после того отпуска, в который я ее силком отправила, забеременела и вышла замуж. За одного из тех итальянцев, которые приезжали с каталогом тканей.
Скоро вернется из Италии с дочкой и мужем, потому что ей не понравилось на чужбине, поэтому ее итальянцу пришлось смириться с тем, что теперь он будет учить русский язык.
— Мам, — меня окликает Борька, — мы готовы к проверке.
Венька на пеленальном столике зевает и тянет ручки к старшему брату, который прячет от меня улыбку, но я ее все же замечаю.
Мы с Германом больше не позволим друг другу потерять нашу семью.
— Вы не ждали! — неожиданно раздается голос Аньки из прихожей. — А я приперлась! Сразу предупреждаю, я голодная! И где мой сахарочек? А где мой Венечка? А где мой сладкий пупсик?!
— Блин, могла бы прийти раньше, — бурчит Борька, — памперс бы поменяла.
Через неделю позвонит Антоха, соберет всю семью и придет на ужин с красивой тихой девушкой по имени Оксана. Мы все знатно обалдеем от новости, что он, наконец, решил жениться. Мама даже расплачется, а папа нажрется от радости и потребует у испуганной Оксаны держать этого упрямого засранца в ежовых рукавицах.
Герман на час уведет Антона в беседку на серьезную беседу, в которой поделиться откровениями мужа, который однажды потерял семью из-за эгоистичной ошибки и предостережет моего брата от глупостей
И эта беседа сработает, потому что Антошка построит крепкую семью и никогда не посмотрит налево от жены и двух сыновей.
Однажды он скажет, что дело в том, что умеет учиться на чужих ошибках и видел слезы двух дорогих ему женщин после мужских гулянок налево.
Мамы и сестры.
Конец
