приняли в нашу компанию, доверив за мной присматривать. Такие смешные! Но я их очень сильно люблю.
Их и Виталину, конечно. Она очень изменилась за последний месяц. Похудела и из девочки-огонька превратилась в тень самой себя. И никто не знает причин таких изменений. Вита молчит, как партизанка, но очень часто со слезами смотрит на облака.
DEXXa осудили на целых шесть лет. И только в зале суда вскрылась правда про него и Сю Зи. Ту девочку, которая пострадала с Викой. Оказывается, они встречались и расстались очень плохо. Он предпочёл Сюзанне другую, а она разрыв перенести не смогла.
Но есть и радостная новость, да! Я познакомила Сюзанну с Сеймуром и вроде бы у них что-то может получиться. Мой друг по переписке с особым трепетом относится к этой девочке.
***
— Испугалась?
Антон возвращается и укутывает в своих объятиях.
Меня продолжает колотить, как при температуре. Он пугается и трогает мой лоб, но, конечно, температуры нет. Я перенервничала.
— Поедем домой? Мама сегодня поздно?
— Поздно. Они отчёты подбивают.
Скоро новый год и у них действительно непочатый край дел.
А у меня наступила пора зачётов. Многие из них я уже сдала, благодаря подсказкам Полянского. Он часто вечерами разбирает со мной задачки и тестовые вопросы.
— Погуляем? Или отвезти тебя?
— А можно, — глубоко вдыхаю и выпаливаю, пока не передумала. — Можно к тебе?
Антон не удивлён. Я много раз бывала у него в гостях. Один раз даже с мамой. Антон тогда устроил нам всем сюрприз, познакомив своих родителей с моими родными.
— Ты говорил, что уже закончил ремонт. Или нельзя ещё посмотреть? Просто мне немножко не по себе сидеть одной, — натягиваю рукава водолазки и тараторю, скрывая смятение.
— Я хотел позже, но можем поехать.
За руки выходим из здания. Расцепляемся лишь для того, чтобы сесть в машину. Едем тоже касаясь друг друга.
Я привычно кладу раскрытую ладонь на бедро Антона, а он накрывает своей сверху. Только сегодня всё так… и не так…
В воздухе витает что-то тяжёлое. Давит визит ненормальной женщины. И я никак не могу успокоиться.
— Ник, не думай. Больше она не появится, — читая мои мысли, Полянский поднимает наши сцепленные руки и целует моё запястье.
На светофоре разворачивает корпус и целует меня, вжимая в спинку сиденья. Мы самую каплю увлекаемся. Так, что водителю, стоящему за нашей машиной, приходится сигналить.
— Виноват, — усмехается Антон и разгоняется.
Благодаря ему я полюбила скорость. Потому что только ему доверяю. Знаю, он никогда не нарушит слово и никогда не сделает ничего, что мне навредит.
Как и я… Тоже не сделаю ничего, чтобы навредить или разочаровать его.
Может, и это тоже любовь?
Запоминаю мысль и в квартире первым делом достаю тетрадь с сочинением, чтобы дописать несколько предложений. Оставляю её на комоде в прихожей, и после этого разуваюсь, скидываю верхнюю одежду. Полянский как раз ставит чайник и достаёт из холодильника мои любимые эклеры.
И когда только успел? Впрочем, я знаю. Вчера он встречал меня после работы, и я уснула в машине, не притронувшись к любимой сладости.
Мою руки и лицо, промакиваю мягким полотенцем. Кусаю губы, рассматривая себя. Симпатичное вроде бы лицо, и фигура не самая плохая. Но веснушки… Веснушки меня портят!
Покидаю ванную и сразу же упираюсь в грудь Антона. Он держит в одной руке тетрадь, а другой задумчиво чешет бровь.
— Ник, что это?
— Это мои мысли… О тебе, — добавляю тихо-тихо. Не уверена, что он слышит.
— Ник?
Бедный русский язык исчезает из поля зрения. Мужские теплые пальцы с загадочными символами поднимают мой подбородок.
— Ника?
— Поцелуй меня?
Дважды просить не надо. Губы обрушиваются на мои, а язык в момент оказывается во рту. Поглаживает мой, побуждая ответить.
Подтягивает по своему телу выше, помогая обвить ногами его торс. В несколько шагов преодолевает расстояние от ванной до дивана в гостиной.
Садится и удерживает на себе. Ладонями оглаживает спину, прочерчивая пальцами дорожки. Усиливает щекотку внутри и разгоняет мурашек, так приятно покалывающих кожу.
Боже… Мне очень хочется запомнить этот день. Запомнить и связать его с чем-то хорошим. С чем-то особенным.
Желание стирает границы, разбивает стены, развеивает над пропастью всё то, что когда-то казалось важным и основополагающим. А главной была, есть и остаётся любовь.
Осмелев, берусь за верхние пуговички рубашки Антона и начинаю расстёгивать.
— Те слова, это моё «да». Я… хочу… сегодня… Сейчас.
Полянский отстраняется и шарит взглядом по моему лицу. Видимо, находит то, что ищет, потому что, издав гортанный рык, рывком избавляется от сорочки и моей водолазки.
— Я буду нежным, — обещает.
— Я знаю, — выдыхаю в его губы и позволяю ему делать всё.
Ласки становятся смелее и настойчивее. Внизу живота скапливается жар и когда пальцы Антона касаются меня внизу через джинсы, я не могу сдержать стон.
Спину холодит плед, забытый на диване. Лежать на нём мягко и уютно. Но ещё приятнее тлеть и воспламеняться под напором рук и губ.
Не замечаю, когда наши тела остаются обнажёнными. Глажу и обвожу татуировки на широкой груди. С восторгом смотрю на его совершенное тело.
Наверное, я неправильная девственница, но мужское достоинство вызывает у меня почти восторг. Мне страшно, безусловно, но нельзя не признать, как красиво сложен Антон. Идеально.
Бубню, когда он опрокидывает меня, приподнявшуюся на локтях, что не дают посмотреть. Чмокает в нос и тут же съезжает на пол, разведя мои колени. Инстинктивно прикрываюсь рукой. Но Антон убирает её.
— Веснушки. Везде.
Целует, кажется, каждую. А я сжимаюсь и жду, когда он сморщит лицо и скажет, что такое уродство его не возбуждает.
— Ника, маленькая моя, — заметив, возвращается наверх, нависая надо мной. — Я аккуратно.
— Веснушки, — выдавливаю из себя.
— Веснушки. Я в них влюбился, как только увидел.
— Правда?
— Клянусь.
И во мне начинает разгораться огонь. Сначала крошечный, но ведомый моим мужчиной превращается в настоящее пламя. Оно освещает всю комнату, сжигая остатки всех сомнений.
Когда Антон раскрывает мои бёдра и садится на колени, я улыбаюсь.
Когда проталкивается в меня, не переставая ласкать, улыбаюсь.
И когда настаёт миг нашего единения, из глаз выкатываются две слезинки. Мне не больно. Это от счастья.
— Тшшшш, — склонившись, дует на моё лицо. — Сейчас пройдёт.
— У меня не болит. Это… — обнимаю Антона за
