Ознакомительная версия.
– Поедем, мам. Опять машину поймаем, да?
– Конечно, поймаем. Ой, только я адреса не знаю… Ну ничего, по памяти найдем…
Первая же машина, навстречу которой Диля призывно подняла руку, затормозила резко и с удовольствием. Еще бы – в такой час для «бомбил» на улицах города наверняка не хватает добычи. Водитель охотно вызвался и с поисковой помощью – покружил в тех местах, где напали на них то ли скинхеды, то ли просто хулиганы, не торопил раздражением. Потому и дом Илхома быстро нашли.
– Вот здесь, мама! Точно, здесь! Я помню, что дом был серый, а скамейка рядом с подъездом – красная! – уверенно заявил Алишер. – А дверь была старая и не закрывалась. Смотри, она и сейчас открыта!
– Ишь ты, следопыт какой! – с уважением произнес водитель. – Малец, а соображает…
Однако содрал он с «мальца» порядочную для такого расстояния сумму. Диля не торговалась – отдала безропотно пятисотрублевую бумажку, еще и поблагодарила вежливо. Дверь в квартиру открылась тут же, будто их ждали на пороге – по лунообразному приветливому лицу Зебе не пробежало ни одной эмоции, которая позволила бы усомниться в ее гостеприимстве. Наверное, она всех так встречает – со смиренной улыбкой хозяйки дома, в котором гости никогда не переводятся. Следом за женой в прихожей появился Илхом – на его помятом, заспанном лице, как и у жены, присутствовало, застывшее гостеприимство – не в смысле вежливого холода присутствовало, а раз и навсегда законсервированным состоянием, данным природой восточному человеку.
– Привет, точик… Заходи! Чего ты с вещами? Жить негде, да? Ну, заходи, заходи… Зебе, разогрей плов, сделай чай гостям… – произнес он на одной спокойной ноте, будто эта ситуация, когда человеку жить негде, была для него совершенно обыденной.
Впрочем, она для него действительно была обыденной – Диля это сразу поняла, зайдя из прихожей в большую комнату и чуть не запнувшись в темноте о чью-то ногу и придержав осторожно рукой Алишера. Приглядевшись, она увидела, что все помещение занято ночевщиками. Люди расположились на полу, лежали рядами, кто-то простуженно сопел во сне, кто-то чуть похрапывал, кто-то скрючился под тонким одеялом. И пахло от этих людей не то чтобы плохо, а… обыкновенной бедностью пахло. Тоскою вынужденной жизненной неустроенности, холодом непривычной зимы, страхом перед лицом злого города, который отвергает, презирает, обманывает, и в то же время страх этот, как ни крути, более терпим, чем страх вернуться в свою нищую семью с пустыми карманами.
– Ребят с Зеленой Рощи прислали, чтоб отогрелись немного… – тихо пояснил ей в спину Илхом, пробираясь следом.
– С какой Зеленой Рощи?
– А ты что, не слышала? Там таджики собрались, уже третью ночь костры жгут. Много, человек триста! Им деньги строительные фирмы за полгода работы не заплатили, будто сговорились. Извините, говорят, кризис, нету у нас, банк прогорел…
– Так все равно разгонят ведь!
– Не думаю… Их уже и по телевизору по всем каналам показали, и в газетах пишут. А вчера какой-то начальник из миграционной службы приезжал, обещал разобраться.
– И что? Думаешь, разберется?
– Нет. Нет, конечно. Тут разборками дела не сделаешь. Тут надо миром, через своих действовать. Завтра Фарух Закиров должен пойти на переговоры с этими… которые не заплатили.
– Кто это – Фарух Закиров?
– Ну… Он вроде как глава нашей диаспоры. Он-то быстро договорится! Правда, у него принцип жесткий – половину отдай…
– Ничего себе, принцип! Бандитский какой-то. У своих отнять! – подняла на него удивленные глаза Диля, усаживаясь за кухонный стол, над которым уже вовсю хлопотала Зебе, расставляя пиалы для чая и плоскую большую тарелку пресных лепешек.
– Ну, свои-то свои, а принципы везде одни. Сам свое отнять не можешь – половину отдай тому, кто может. Или вообще без ничего останешься. Жизнь такая, точик. А что у тебя случилось? Давай рассказывай. Лицо у тебя такое… Что, тоже хозяева кинули? Не заплатили, да?
– Нет, почему? Заплатили. Конечно же заплатили…
– А что тогда у тебя случилось?
– Может, я мальчика спать уложу, Дилфуза? – тихо тронула ее за плечо Зебе, показывая глазами на сомлевшего в тепле Алишера.
От звука своего имени Диля даже вздрогнула поначалу – совсем отвыкла, что она Дилфуза. Но тут же улыбнулась благодарно, закивала:
– Да, Зебе, пожалуйста! Сынок, иди спать. Не бойся.
– Я его в маленькой комнате положу, на полу. Там, где мы с Илхомом спим. И тебе там же постелю. А ты пей чай, не стесняйся! Лепешки вкусные, свежие еще. Там, в холодильнике, плов есть…
– Спасибо, Зебе! Я плов не хочу. Спасибо!
Зебе ушла, поддерживая за плечики Алишера и ласково приговаривая ему что-то на ухо. В дверях он вдруг обернулся, глянул на мать тревожно, и она улыбнулась ему ободряюще, дернув вверх подбородком – все будет хорошо, сынок!
– Ну, рассказывай теперь… Тебя с работы выгнали, да? – снова приступил к ней с расспросами Илхом. – Ты где работала вообще?
– Да. Можно сказать, что выгнали… Но это еще полбеды, Илхом. У меня через три дня срок регистрации кончается. И я не знаю, как мне дальше жить…
Губы ее задрожали, и запрятанные прежними героическими усилиями слезы торопливо рванули на волю, и вот одна побежала уже по щеке и застыла в уголке рта. Сопнув запоздало вмиг набухшим носом, она слизнула ее, почуяла на языке вместо обычной солености неприятную горечь, будто слеза была подпорченной слегка, в организме от срока перегоревшей.
– Не плачь, точик… Что-нибудь придумаем… – с досадой протянул Илхом и тут же тихо взорвался добрым праведным возмущением: – Ай, женщина! Ну где у тебя голова была, скажи? Почему раньше не пришла? Я бы тебе все сделал – и регистрацию сделал, и разрешение на работу бы оформил… Не сам, конечно, но я знаю людей, которые на этих делах деньги зарабатывают!
– Мне хозяйка, у которой я работала, обещала все сделать… – сдавленно то ли проговорила, то ли прохлюпала Диля. – Вот я и надеялась…
– А зря, зря надеялась! Надо было сразу к своим пристать, пусть хоть на какую работу, но к своим! Здесь же полно наших, душанбинских! А ты пошла легким путем – и работа чтоб чистенькая была, и чтоб не кинули тебя. Так здесь не бывает, здесь для нас определенные места для заработков отведены. Понимать же надо…
– Да я понимаю, я все понимаю! Я и ехала сюда, чтоб за любую работу ухватиться! Но что делать, если так получилось? Что мне теперь делать, Илхом?
– А что теперь можно сделать, когда три дня осталось?
– Что – совсем ничего нельзя? – снова тихо всхлипнув, подняла на него несчастные глаза Диля.
– Нет, можно, конечно… Если хорошие деньги дать, то все сделать можно. Только денег много надо, очень много. Сама понимаешь – тому заплати, этому заплати…
Ознакомительная версия.
