Ознакомительная версия.
Кладов и Шереметьев несколько часов отвечали на вопросы столичных ученых. Подготовленная Васей история болезни Кутузова зачитывалась до дыр, видеопленки просматривались снова и снова…
Ведущие медицинские специалисты оказались так же беспомощны, как и провинциальные врачи. Да и время было против них. Через два дня Миша уже предстал новорожденным младенцем. Доставили кувез — кроватку с пластиковым колпаком для выхаживания недоношенных детей.
В последнюю ночь обступившие кувез врачи молча наблюдали картину, от которой шевелились волосы на голове. Неизбежно циничные, закаленные опытом человеческих страданий, доктора пребывали в глубокой растерянности. Когда процесс обратного развития эмбриона закончился, кто-то из молодых, очевидно борясь с подступившей истерикой, тихо выругался:
— Бога душу мать! Он распался до сперматозоида! Теперь только в микроскоп можно увидеть!
Недремлющие представители органов, исполнявшие приказ и равнодушные к чудесам науки, тут же отвели всех докторов в отдельный кабинет и взяли повторную подписку о неразглашении государственной тайны.
Когда с формальностями было покончено, какая-то сердобольная душа принесла спирту, и все, кроме Васи, приняли на грудь «успокоительное».
Василий вернулся в гостиницу и со свойственным ему умением пригасил Танин стресс. Она места себе не находила от волнения. Но Вася разумно говорил, что Миша по-настоящему умер несколько месяцев назад, что процесс логически завершился и оснований для трагедии не больше, чем для рыданий по бабушке, которая давно преставилась. Горе ушло, давнее и старое, а наша жизнь продолжается.
Убаюканная его словами, Таня невольно мысленно переключилась на раздумья о Василии. Какое счастье, что они встретились! Он совершенно необыкновенный человек, рядом с ним всегда будет тепло, спокойно и надежно. А вдруг снова запьет? Все равно его не брошу. Просто убью.
Хотя в исследование феномена Кутузова было вовлечено немало людей, никто из авторитетных не проговорился, сведений в печать не попало. И дело было не только в страшных подписках, которые все вынужденно дали. Рассказать подобное — даже не удивить, удивляться можно приблизительно правдоподобному, а наверняка — заработать подозрение в умственной болезни. И доказательства (пленки, документы) исчезли в глубоких недрах секретных архивов. Неавторитетные голоса, принадлежавшие медсестрам и нянечкам, пренебрегшим подписками, поскольку не боялись худшей доли, во внимание не принимались по той же причине — как в шутке должна быть доля шутки, так в небывальщине требуется частичка знакомой небывальщины, а тут она не просматривалась.
И все-таки на очередном телевизионном ток-шоу ведущий спросил академика:
— Есть слухи, что у вас был пациент, который стремительно молодел, пока не распался до сперматозоида.
Публика рассмеялась. Десятки людей в разных концах страны, затаив дыхание, припали к экранам и ждали, что ответит академик. Он, полностью восстановивший лоск и спесь, покровительственно улыбнулся, развел руками, указывая на реакцию зала, — мол, сами видите, как нелепо звучит вами сказанное.
— Да, конечно, — быстро пошел на попятную ведущий. — Ересь какая-то. Но вы же не будете отрицать, что стволовые клетки многим подарили вторую молодость?
— Буду, сударь!
Академик, ненавидевший стволовые клетки по причине их разработки в другом, не ему вверенном институте, оседлал любимого конька и долго пугал зрителей. Не забыл упрекнуть и пожилых женщин, хирургически утягивающих лица до полнейшей неузнаваемости. На отечески-мудрое сетование: «Мне жаль внуков, которые никогда не увидят истинных лиц своих бабушек!» (домашняя заготовка академика) — зал отреагировал одобрительным гулом.
Татьяна хотела, чтобы все было как у людей, и устроила Мише похороны. В закрытом гробу. Положила в него Мишины вещи, книги и фото в изголовье. На кладбище только бывшая начальница Виктория Сергеевна, научившая когда-то Таню подобному фокусу, заподозрила неладное. Но и она сомнения отбросила — велика была досада, что средство, испытанное Кутузовым, оказалось непригодным, да и свидетельство о смерти (выписанное Васей) вдова показала.
Присутствовавшие на похоронах коллеги Миши по институту исподтишка недоуменно переглядывались. Конечно, хорошо, когда супруги разводятся цивилизованно. Но до такой степени цивилизованно! Стоят втроем — жена, любовница, дочь. Не рыдают, друг друга поддерживают. Высокие отношения, как говорилось в популярном фильме!
По-бабьи горько, выделяясь на общем фоне, плакала только Лиза. Пока раздосадованный муж Коля не толкнул ее в бок и не прошептал на ухо:
— Ты чего убиваешься? Может, у тебя с покойником что-то было?
— Нет! Клянусь тебе, ничего! — испуганно, голосом Любови Орловой открестилась Лиза. И перестала плакать.
Светланка вначале отказывалась участвовать в фальшивых похоронах. Ее тоска по отцу была отчаянной. Безутешной, пока за дело не взялся Василий Иванович. Он сумел внушить убежденной атеистке Свете, что ее отец превратился в ангела, что его уход из жизни — свидетельство избранности, которого удостаиваются только святые мученики, что он вознесся и душа его пребывает в блаженстве.
Не надо нарушать папину нирвану, ведь печали дочери могут испортить Михаилу Александровичу весь кайф.
И Светланка поверила! Схватилась за спасительную идею и перестала убиваться, согласилась участвовать в фарсе похорон.
Василий тут же, совершенно не умно, не вовремя, потеряв свой психотерапевтический дар, сказал девушке:
— Я очень люблю твою маму. Не будешь возражать, если мы поженимся?
— Зачем? — растерялась Света. — А мама знает?
— Пока нет, хотел тебя первую спросить. — К Васе вернулись логические способности.
Светланка могла только развести руками. В их городе! Название в лупу на карте прочитаешь! Думала, что настоящая жизнь в столице, где все бурлит и клокочет. А здесь — покой и тина. Ошибалась. Тут страсти — нарочно не придумаешь. Вернусь-ка я после института домой, к маме. Надо ей сказать.
О большем счастье Татьяна и не мечтала.
Ознакомительная версия.
