— Нагрела лапки, тварь бесстыжая?!
Арина промолчала, ушла на кухню. После поминок в кафе изрядное количество давно не общавшихся людей нагрянуло к Семеновым: допивать и жаловаться друг другу на сволочную жизнь. На кухне разбили зеркало и прожгли занавеску, разворовали серебряные чайные ложки, забили мойку. В туалете написали мимо унитаза, а сейчас там и вовсе закрылся блюющий древний дед. Из Анечкиной комнаты, как позже выяснится, пропали деньги и украшения. В прихожей оборвали вешалки — это уже действительно было ерундой. На разруху в зале и хозяйской спальне Арина пока не обращала внимания.
Не до того.
Зависть человеческая всегда была ей отвратительна. От неприязненных взглядов у Арины разболелась голова. Почему наличие денег вызывает у многих агрессию? Почему горе богатого родственника радует? Почему помощь из рук финансово обеспеченного дяди воспринимается как должное, а отказ в пресловутой материальной поддержке дико бесит?
Зависть. У тебя отвратительный оскал. Ты делаешь врагами самых близких людей. Ты могущественна и непобедима. Сколько силы клубится на дне черных трещин, разверзающихся в душе твоего раба!
Зависть. Воистину, ты движешь большинством двуногих, ты вынуждаешь предавать и продавать, ты делаешь губы холодными, а руки трясущимися, ты наполняешь сердца ненавистью и злобой. Ты правишь половиной мира, и как отвратителен этот мир!
Арина осталась ночевать одну ночь, другую, третью. Организовала и провела девять дней. Ухаживала за Людмилой Георгиевной как за маленькой: умыться, зубки почистить, выпить лекарство, сделать укольчик, спать пора и прочая, и прочая, и прочая… Вывезла за гостями грязь. Оплывшая, опухшая от слез женщина вызывала в ней острую жалость.
Разродившаяся Виноградова слегка приревновала, ей не хватало внимания и заботы. Арина перестирывала гору пеленок и подгузников, целовала мягкую теплую щеку, выслушивала невнятные жалобы на Васю, и уносилась к Семеновым. Кузнецовский же первенец вел себя образцово-показательно: ел и спал, ел и спал. Арина думала, что такие младенцы существуют лишь в больном воображении авторов всевозможных пособий для молодых мам. А вот и нет. Новорожденный Иванушка оказался сказочным, пухленьким, веселым и спокойным. Просто чудо расчудесное. Его мутно-голубые глазки и вздернутый носик совершенно очаровали Васиных стариков. Кузнецовы были людьми простыми и строгими, чемпионка им никогда не нравилась. Но долгожданный внук, это совсем другой коленкор. Старший сын и первая сноха нарожали четырех девчонок, тоже неплохо, само собой. Совсем неплохо. Да и живут тут же, в Калошкино, на глазах. Ан первый внук, он и есть внук. Продолжатель рода. Кузнецов младший. Уважил Василий стариков, нарек сынульку в честь отца. Помозговали родители, поспорили, да и отправилась свекровь (на полгодика, сынок, до осени) к молодым в их однокомнатную хрущевку. Алена воспряла духом, стала в спортзал наведываться, успокоилась, подобрела и, внезапно заявила подруге.
— Нет, все же друзья они из детства. Настоящие которые.
И что ей ответишь? То ли она собственную неправоту признает — весьма сомнительное допущение — то ли просто сентиментальную чушь порет; попробуй разберись. Хорошо, что со свекровью неожиданно поладили.
— Не поверишь, у нас с Надеждой Борисовной прям любовь началась. Сюсюкает с Ванечкой, в попку целует. Я сцежусь, бутылочку с молоком в холодильник заброшу и фьюить. Благоверный маме рассказал, сколько я в клюве приносила, она прониклась. Гонит заниматься, чтобы я, значит, форму восстанавливала. Только просит не упираться особо, пока, чтобы молоко не пропало. Такие дела.
— Это замечательно!
— Пошли вместе восстанавливаться. О, блин, забыла, что тебе нельзя. Извини.
— Ерунда.
— Лечебную что ли гимнастику какую делай.
— Я делаю.
— Точно?
Поговорили называется.
Арина выгуливала Гарри — семеновского французского бульдога — и занималась простейшими дыхательными упражнениями, вот и вся ЛФК. После десяти дней жизнь понемногу стала вползать в колею, или «устаканиваться» — как поговаривал глава семьи. По вечерам пили чай, по просьбе хозяйки Арина читала вслух пару-другую рассказов О. Генри.
— Ты давно не получала зарплату.
— А когда я работала?
— Мне, кстати понравились твои заметки о клубе.
Виктор Иванович строго смотрел из-под очков.
— Я давал тебе немного денег в санаторий, на разные мелочи, так это было месяц назад. Возьми мой коричневый кошелек, в кармане пиджака, неси сюда.
— Вот.
Виктор Иванович вынул пару пятисоток.
— Держи.
— Спасибо.
— Хочешь заняться «Астролябией»? Целиком. Дизайн, обстановка, порядки, персонал? А?
— Я не потяну. Я в строительстве не смыслю ни фига.
— Так я тебя прорабом и не приглашаю.
Людмила Георгиевна оторвалась от «Домового» и заметила поучительно.
— Кесарю — кесарево.
— Вот именно.
— Не умею руководить. Придумать что-нибудь, это запросто, но претворять в жизнь, нет, не мое.
— Значит решено.
Не без юмора подытожил суровый шеф.
— Завтра к девяти со мной в офис. Там и разберемся.
— Виктор Иванович, пожалейте.
— Нет. Ни за что.
Арина всплеснула руками, топнула ногой.
— Еще разок. Мать, взгляни, какой темперамент, а притворяется флегматиком.
— В тихом омуте черти водятся.
— Спасибо.
Арина повторила еще раз, более ехидно.
— Спасибо огромное.
— Чай, кстати, будет сегодня?
— Да. Жасминовый.
— Гадость какая. Пейте, девочки сами. Мне цейлонского, пожалуйста. В мою любимую кружку с подсолнухами. И три ложки сахара, как всегда.
* * *
Арина набрала номер Евдокии Яковлевны. Поболтала о пустяках, поблагодарила за книжку Майлсон. Угодили, очень! Поинтересовалась проблемами, болезнями, сплетнями и новостями. Выслушала исчерпывающийся репортаж, привнося в него подобающие краски междометий и коротких уточняющих вопросов. Разговор получился чуточку забавным, чуточку горьким. И закончился на печальной ноте.
— Дочь задумала взять реванш за старые обиды. Настаивает на разделе квартиры. Чтобы я съехала в коммуналку. На что приличное можно разменять мои руины Парфенона? Просто кошмар. Подает в суд.
— А где она живет?
— С мужем, но надумала разводиться. Внучки прописаны у меня, я ведь не вечная, все понимаю. Была у нас такая договоренность. Не представляю, что делать теперь. Ума не приложу.
— Почему бы ей — не разменять квартиру мужа?
— Он, деточка, как бы выразиться помягче, деловой человек. Его она боится, как черт ладана. Придется мне покидать насиженный угол.
