Ознакомительная версия.
Его стихи Ольгу трогали и Ольге нравились, однако…
Здесь Будина задумалась.
В стихах, несомненно, присутствовала любовь. При этом менее всего Ольгу напрягало то, что написаны они были, как говорится, не в ее честь. (А может, теперь и настало ее время?)
Расстраивало другое: в них, сочиненных много лет назад – как и в сегодняшних, – чувствовались напряжение и боль, сопутствовавшие, похоже, всей Олежкиной жизни.
Тут и время обеда настало.
Ольга зашла за Парамоновым.
– Со мной пойдешь, или сам хочешь?
– С тобой, – сказал Олег.
Ольге стало тепло и приятно.
Нет, она не собиралась навязываться к нему в жены.
Но если такое случится – хорошая у них начнется жизнь, настоящая.
– Я начал пить таблетки, – сказал Олег, когда они подошли к лифту.
– Молодец, – обрадовалась Ольга. – Вот молодец!
– Доктор сказал, что ему было бы полезно поговорить… – Тут Парамонов слегка запнулся.
– С кем поговорить? – переспросила Будина.
– … с моей женщиной, – с некоторым усилием, но все же произнес непривычные слова Парамонов.
– Если ты разрешишь, я буду рада, – только и сказала Ольга.
Они вышли на залитую солнцем улицу, перешли дорогу и направились в столовку соседнего НИИ, по случаю кризиса открывшую двери чужим сотрудникам.
Мимо прогрохотал красный трамвай, с характерным шипеньем шин проносились редкие – улица почти тупиковая – автомобили.
Пахло нагретым асфальтом, и еще – цветами из близлежащего чахлого палисадника.
Но для Ольги все вокруг пахло счастьем.
Какой же сегодня отличный получался день!
Стихи Парамонова, без спроса перечитанные Будиной
Темная квартира.
Ваза на столе.
«Ничего не надо», —
Ты сказала мне.
Россыпь звезд сменила
Хмурая заря.
«Ничего не надо», —
С грустью понял я.
Месяцы и годы
Бросим на весы.
«Ничего не надо», —
Звонко бьют часы.
Льется из окошка
Тускловатый свет.
Ничего не надо.
Ничего и нет.
Приставлен к сердцу ржавый гвоздь.
Торчит он шляпкою наружу.
Лишь повернулся неуклюже —
И все исчезло. Не сбылось.
Так тяжело с гвоздём ходить,
Прижавшись теплым сердцем к жалу.
Оно бы в пятки убежало,
Да трудно сталь перехитрить.
И шепоток, и хохоток
Я слышу чутко слухом тонким.
Стучит, стучит по шляпке звонко
Неутомимый молоток.
Сбить одиночества печать —
Вот цель моих попыток робких.
Но ржавое железо знобко
Приказывает мне молчать.
И все ж меня, любовь, найди!
Я жду, как взрыва ждет граната.
Ты улыбнешься виновато
И – шляпку вдавишь до груди!
Одиночество – сладко и больно,
Цепкость глаз, устремленных туда —
В неохватность. Туда, где довольным
Не бывать. Не бывать никогда.
Одиночество – это прекрасно.
Взгляд углублен и мысли остры.
Циолковский в Калуге злосчастной
Открывал нам иные миры.
Одиночество – разума допинг.
Не забыв инквизиций кресты,
Среди шумной толпы одинокий
Леонардо искал красоты.
Одиночество – плата постигших.
Одинокий счастливец смешон.
Маяковский ушел, не простившись.
Мандельштам, растворившись, ушел.
Его, могучего,
Накрыло тучами.
Надежды сонными
Исходят стонами.
«Не бойсь! Не трону!
Сам уйду с трона.
Как зимы стылые,
Все опостылело…»
Уже не веруя,
Наладил вервие.
Как рог изюбриный,
Перо иззубрено.
Маханул нервно:
«С подлинным – верно!»
Внизу листочка —
Поставил точку…
Уже две недели, как Татьяна сидит дома.
Хотя дома как раз она бывает редко – все больше с поездками, походами и визитами: вдруг осознала, что за жвачкой ежедневных текучих дел упустила очень многое из того, что упускать нельзя.
Поиском работы почти не занималась.
Не хотелось.
Деньги еще были. Плюс – она сдала, правда, совсем недорого, их семейную дачку. Соседке с ребенком, на все лето.
Плата была небольшой, и соседка заплатила сразу за три месяца.
В итоге Логинова, пусть и с запозданием, но поняла, как же ей надоела ее прежняя трудовая деятельность: пока деньги не кончатся, искать новый хомут она не собиралась.
Вчера съездила к Вите Митяеву, Митяю, мальчику из их класса.
Конечно, давно уже Митяй не мальчик.
А морской офицер, спасатель.
Бывший.
Теперешний – инвалид первой группы, жертва страшной болезни водолазов – кессонки.
Это когда водолаз слишком быстро поднимается с глубин, где большие давления. Азот, содержащийся в крови в растворенном виде, «вскипает», и его пузырьки перекрывают кровоток.
Все в нашей замечательной армии есть: и бомбы атомные, и танки гремучие – а вот когда гром грянет, то опять эксплуатируют человеческую самоотверженность и самопожертвование.
Вот Витька и пожертвовал собой, пытаясь помочь достать парней с затонувшей подводной лодки. Пришлось погружаться без последующей отсидки в декомпрессионной камере, не соблюдая технологии, – потому что как ее соблюсти, если снизу, с этой чертовой затонувшей железяки, стучат по бортам люди, взывая к собратьям и моля о спасении?
И все же Митяев ни на миг не пожалел, что пошел тогда в воду: приказать-то ему никто не мог. Он сумел подготовить последующие работы и тем самым выиграть время, которого в подобных случаях всегда катастрофически не хватает. А к их бухте уже шла плавбаза, снабженная всем необходимым для спасательных операций. И из другого порта в район аварии вышел мощный плавучий кран.
Ознакомительная версия.
