– Хочешь об этом поговорить?
– Я не знаю, о чем ты.
Очень осторожно, ожидая сопротивления, он обхватил ее руками и прижал ее мокрое от слез лицо к своей груди.
– Поплачь, если тебе нужно. – Он мягко похлопал ее по спине и с горечью подумал, что не имел понятия о том, как высушить слезы женщины и убаюкать ее в своих объятиях – приходя в восторг от этого ощущения, – пока в его жизни не появилась одна маленькая девчушка.
Феникс, съежившись, положила ему на грудь сжатые в кулачки руки и прижалась к нему.
Он погладил ее по волосам. Ее запах – аромат лимонных духов – чудился ему, даже когда ее не было рядом. Какая она мягкая. Чувства, которые он испытывал, были ему совершенно незнакомы и очень опасны для него, – желание принять и защитить.
– Когда ты играешь со взрослыми людьми, ты тоже должна быть взрослой. – Держать ее в руках было так естественно, так приятно. – Ты не подходишь для этого, Феникс.
Она замерла.
Если все сделать правильно, он сможет убить двух зайцев. Не открывая своих карт, он попытается в точности выяснить, кто такая Феникс и чем она занимается. Нравилось ему это или нет, ему очень хотелось знать, кто она такая.
– Хочешь мне обо всем рассказать? Расскажи мне о себе – что было до того, как ты появилась в клубе?
Феникс подняла голову и взглянула на него. Он вздрогнул от прикосновения ее пальцев к его рту. Она следила за тем, как ее ногти повторяли очертания сначала верхней, затем нижней его губы.
Неподходящее место для той реакции, которую она немедленно в нем пробудила.
Он слегка подвинул рукой ее палец. Она медленно погладила выемку между ртом и подбородком.
– Хорошо бы сейчас нырнуть глубоко-глубоко и больше не показываться на поверхности.
Он нахмурился:
– Объясни, что ты хочешь сказать.
– Не стоит. На нас люди смотрят.
– Пускай.
– Ты не доел бутерброд.
– Мне сейчас хочется не бутерброда, а кое-чего другого. Она сморщила нос:
– Опять ты говоришь пошлости.
– Говорю, как умею. И говорю правду. И по-моему, нам пора отсюда двигаться.
Оказавшись на улице, он попытался взять ее за руку, но она сунула кулачки в карманы широкой красной матерчатой куртки.
– Как я понимаю, твой «шевроле» отремонтировали.
– Да, Лен меня выручил.
– Какой заботливый. Просто молодчина.
– Не язви. Лен – мой хороший друг.
– И преданный поклонник.
Феникс направилась к парковке на окраине деревни, противоположной той, где он оставил свой «лендровер».
– Сколько времени ты знакома с Леном?
– Недели три, может быть четыре.
– И можно так близко подружиться с парнем за три или четыре недели знакомства?
Она остановилась и прищурилась, глядя ему в лицо против солнца.
– Мне кажется, можно успеть значительно больше за гораздо меньший срок.
– Да, например, влюбиться в женщину, которая может оказаться твоим врагом. Ты вроде бы успокоилась. Ну, так что там случилось в клубе?
– Графиня отвела меня в другую часть здания. Подземную. Там еще шикарнее, чем везде. Но что я тебе рассказываю – ты ведь об этом и без меня знаешь?
От того, что она ему рассказывала, ему было не по себе. И рассказывала она ему такое, что едва ли стала выкладывать, если бы работала на Ванессу и Джеффри. С другой стороны… Он продолжал шагать. Разве есть лучший способ завоевать твое доверие, как рассказывать тебе такое, что ожидаешь услышать только от закадычного друга?
– Что же тебя расстроило? Что-нибудь, связанное с Ванессой?
– Она сказала мне… – Она неожиданно прибавила ходу, а потом пустилась бегом, размахивая руками, с разлетающейся копной непокорных волос.
Роман трусцой поспешил за ней. Он нагнал ее, когда она возилась с замком «шевроле».
– Что же произошло?
– Это дико. Все это просто дико. Зачем ты спрашиваешь меня о том, что уже знаешь?
Он развернул ее лицом к себе:
– А зачем ты сюда приехала, если не хочешь об этом говорить?
– Перестань. – Она подняла руки и оттолкнула его от себя. – Не трогай меня. Оставь, не трогай. Ты прав. Мне не следовало тебе ни о чем говорить. Зря я пожаловалась. У меня хорошая работа, мне платят кучу денег, и я должна быть довольна.
Он прижал ее к машине:
– Ты меня не убедила. Выкладывай все.
– Ах, вот что тебе нужно. – Она повысила тон. – Вот что ты задумал. Теперь понятно. Убедить меня, что ты на моей стороне, а потом…
– Что – потом?
– Уходи, пожалуйста. Что за мерзкая привычка толкаться.
– Согласен, вчера, возможно, я тебя немного потолкал. Но больше не буду. Сейчас я просто удобно устроился. Так что же я задумал? И что за сторона такая, вернее, стороны? Стороны чего?
– Ты знал, что графиня собирается подослать ко мне преподобного Честера Дюпре?
Он напряг свою память. Имя знакомое, но не по Пиковому Клубу.
– Значит, ты знал? Это была проверка – все это просто омерзительно.
– Дюпре?
Ее глаза снова стали огромными. Повозившись, она соединила молнию на куртке и застегнула ее до самой шеи.
– Ты знаешь, о ком я говорю. – Несмотря на мягкость весеннего вечера, она накинула на голову капюшон и стянула прошнурованную ткань куртки под подбородком. – Отвратительно. Отвратительный тип, которому было приказано меня напугать.
Преподобный Честер Дюпре.
– Сомневаюсь. – Тот самый пестро разодетый евангелист с сетью больших церквей, с именем которого связано столько слухов, что сам Джимми Беккер мог бы позавидовать. – Такой грузный мужик с бесцветными волосами? С кольцами? Разодетый в пух и прах?
Она раскрыла рот от удивления.
– Это ты о нем говоришь? Его по телевизору показывают?
– Хватит! – Без всякого предупреждения она сжала руки в кулаки и обрушила на него поток ударов. – Ты играешь со мной, как кошка с мышкой. Такие, как ты, на таких, как я, обычно не смотрят. Ты очень смеялся, когда понял, что я попалась на удочку?
Он безуспешно попытался схватить ее за запястья.
– Это ты обещал мне защиту? Это ты хотел меня и никому не позволил ко мне прикоснуться, потому что хотел приберечь меня для себя самого? И как я могла на это клюнуть!
– Ты клюнула на правду, – спокойно произнес он. В ответ она снова забарабанила по нему кулаками.
– Он предлагал мне кокаин! Он пытался сорвать с меня одежду! Он… он… он меня лапал.
— Феникс…
– Он собирался меня изнасиловать. И если бы не появилась Илона, он так бы и сделал. Мне было его не остановить.
Какие у нее короткие и чистые ногти.
Роман опустил глаза. На что ему сдались ее ногти, когда ему, может быть, предстоит сделать решающий в жизни выбор?
