Ознакомительная версия.
– Эй, откуда это у тебя? – в какой-то момент спросила Ксюша.
– На студии дали, – не отрывая взгляда от монитора, ответила Лина.
– Зачем?
– Чтобы я попробовала написать продолжение…
Акси откинулась на спинку стула, потеряв дар речи от потрясения.
– Т-ты? – наконец удалось ей выдавить из себя.
– Ну да, я. – Лина произнесла это так, будто не понимала, чем изумлена подруга. – Завтра, возможно, договор подпишу… если, разумеется, соглашусь.
Не отдавая себе отчета, она ощутила, как повысилась ее самооценка после таких слов.
– Ну ты даешь! – только и смогла произнести Акси, качая головой.
Потом, понимая, что столь зашибенной новостью следует немедленно поделиться с кем-нибудь, иначе она просто лопнет от переполняющих ее эмоций, Ксюша бросилась будить Сяву…
– Чурбан бесчувственный, – сообщила она пять минут спустя по возвращении. – Не поеду я с ним ни в какую Грецию, даже на мотоцикле. Здесь такое творится, а он, видите ли, спать хочет! Можно подумать, я не хочу!
И тут Лина поняла, что изображение на мониторе расплывается перед глазами, а буквы в тексте наскакивают одна на другую, потому что ее тоже неудержимо клонит в сон.
– А ведь он прав, твой Сява, – судорожно зевая, сказала она и выключила ноутбук. – Нам тоже пора на боковую.
– Пора-то пора. Но я же начала не видела, – жалобно произнесла Акси. – Завтра можно будет продолжить?
– Не-а. Завтра я обещала вернуть на студию, – сказала Лина. – Но это же все рано или поздно покажут по телевизору.
– Ждать-то каково, ты подумала? – возразила подруга. – А можно утром, до того как ты уйдешь, я посмотрю?..
«Господи, как же велика у нашего человека тяга к искусству. А еще говорят, что нынешнее молодое поколение бездуховно», – усмехнулась Лина и кивнула:
– Можно. А сейчас, пока я буду в ванной, перебазируй Сяву с моей кровати на свою.
– Сей момент! – ответила Акси.
Когда Лина вышла из ванной, в ее комнате было пусто, но от смятого покрывала несло кожей, машинным маслом или еще чем-то мотоциклетным.
– Мне теперь всю ночь будет сниться, что я мчусь на байке, – произнесла вслух Лина, не очень, впрочем, надеясь, что будет услышана.
– Счастливая, – тем не менее раздалось в ответ, и в дверь заглянула Ксюша в очень коротком шелковом халатике под леопарда. – А мне вот никогда ничего приятного не снится.
Он открыл дверь, не задумываясь о том, кто стоит на пороге. Артему было все равно. Во всяком случае, он так полагал, но только до того момента, пока не узрел перед собой… Маришечку. Холеную, умопомрачительно красивую, словно сошедшую с обложки модного глянцевого журнала Маришечку.
Артем зажмурился и потряс головой, а когда открыл глаза, видение никуда не исчезло. Более того, улыбнулось ему, обольстительно приоткрыв пухлые губы и сверкнув жемчужными зубами.
– Черт, это действительно ты? – спросил он и снова потряс головой.
Маришечка опустила пушистые ресницы, скосив взгляд к бесконечно длинным ногам в черных лаковых ботфортах. Между ними и юбочкой из джерси оставалось еще достаточно бедер для восхищенного лицезрения.
– Мне можно войти или ты предпочитаешь говорить со мной на лестничной клетке? – вопросительно приподняв бровь, произнесла красавица.
– Прости! – спохватился хозяин дома и посторонился, давая Маришечке войти.
– Ой, киска! – воскликнула та, шагнув вперед, и до невозможности распахнула глаза цвета васильков. – Твоя?
Артем, мгновенно обернувшись, схватил Мурку на руки и зажал под мышкой. Ему показалось, что кошка, примчавшаяся на звонок в прихожую, слишком уж кровожадно облизывается, прищурив янтарные глаза.
– Естественно, моя, раз у меня живет, – раздраженно бросил он и сам не понял, чем вызвано его раздражение. Ему бы радоваться, что он больше не один, что его готовы простить за непростительное пренебрежение. А вот поди ж ты, оказывается, это совсем не то, что ему требуется в настоящий момент.
И тут Артем вдруг увидел свое отражение в зеркале на стене: небритый со вчерашнего субботнего утра, в тренировочных штанах с пузырями на коленях, в старой вытянутой майке и с Муркой, делающей отчаянные попытки вырваться из его рук. Они с Маришечкой являли вместе настолько нелепую пару, что казались героями разных пьес: одна повествовала о жизни сливок общества, другая – о беспросветном существовании деклассированных элементов.
И дело было не столько в одежде, сколько в выражении лиц: она вся такая возвышенная, сияющая, из его беспроблемного прошлого, он – словно разочаровавшийся во всем и вся, познавший темные стороны жизни, о которых прежде не подозревал.
– Вот мерзавка! – прошипел Артем и, отшвырнув кошку от себя, приложил ко рту поцарапанную руку.
Тем временем Маришечка успела скинуть короткую норковую шубку и подскочила к нему с выражением искреннейшего сочувствия на лице.
– Оцарапала? Укусила? Дай я посмотрю! – воскликнула она, просительно заглядывая Артему в лицо.
– Ерунда, – буркнул он и спрятал руку за спину.
А ведь раньше они наверняка использовали бы этот эпизод для увлекательной игры в страждущего отважного воина и прелестную фею, способную исцелить любую рану одним лишь поцелуем.
Поцелуем… «Нет, не хочу, чтобы она меня целовала, – пронеслось в мозгу Артема неизвестно почему. – И чтобы дотрагивалась, тоже не хочу».
– Пошли чаю, что ли, попьем, а то что мы тут торчим, – буркнул он.
Маришечка пожала плечами:
– Ну, если тебе этого хочется.
В кухне он слушал ее щебетание, а потом вдруг спросил, невежливо прерывая на полуслове:
– А как ты здесь оказалась? Ну, зачем пришла?
Это был вопрос, которого она ждала, правда не в такой форме. Маришечка перевела дыхание, кокетливо поиграла бровками и произнесла, искоса глядя на молодого человека:
– Я сердцем почувствовала, что тебе плохо. Что я нужна тебе.
«Сердце-вещун? Нет, не тот случай», – усмехнулся Артем, и вдруг следующий вопрос сам собой сорвался с его губ:
– Леха, что ли, позвонил? И что тебе этот олух наплел?
– Почему олух? – растерянно произнесла Маришечка, подтверждая тем самым его подозрения. – Он, как друг, очень за тебя переживает. Я, впрочем, тоже.
– Да не нужно за меня переживать! – вскричал вдруг Артем и стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки на блюдцах. – Ни тебе, ни ему! Я сам разберусь, что мне делать! Ясно?
Маришечка настолько опешила от подобного обращения, что ее лицо сморщилось совсем по-детски, а в уголках глаз показались слезы. Крошечные такие, сверкающие бриллиантики.
– Ты что орешь как ненормальный? – обиженно прошептала она. – Что я тебе плохого сделала, идиот несчастный?
Ознакомительная версия.
