Ник сел, одернув руку от Сибиллы. Комната, в одно мгновение сузившаяся в размерах, показалась ему вдруг тюрьмой.
– Я не то хотела сказать, – попыталась оправдаться Сибилла, глядя на Ника с тревогой. – Я хотела сказать, что она просто не хочет иметь детей. Или она, я не знаю… Когда мы заводили разговоры о детях, она говорила, что не хочет иметь детей и что она их просто не любит, – соврала она потухшим голосом, вспоминая о том, что Валери никогда не обсуждала с ней свои сокровенные проблемы. – Как бы там ни было, это к делу не относится… У нас есть Чед, и только это имеет значение, не так ли? Ты прав, я не очень-то ласкова с сыном, но я просто не знаю, как с ним обращаться… Я уверена, что когда-нибудь научусь, и я хочу этого, но сейчас меня одолевает страх… Я не представляю, как это можно, взяв ребенка на руки, сразу сообразить, что делать дальше. Как они не боятся задушить, уронить его или сделать что-то еще хуже…
Чувство горечи охватило Ника. И что это была за женщина, на которой он женился, если она, преследуемая навязчивой идеей, сделала такой существенный шаг в своей жизни, как рождение ребенка, частью своей мести? Горечь переросла в гнев, который он тут же обратил на себя за то, что не сумел рассмотреть в ней этого в самом начале их отношений.
Подавленный нахлынувшими на него чувствами, он вдруг захотел убежать отсюда до того, как он откроет еще что-нибудь подобное в своей супруге. Но спавший на другом конце комнаты Чед заставил его остановиться.
– Послушай меня, Ник, – повернулась к нему Сибилла, схватив его за руку. – Ты меня слышишь? Я просто не знаю, что делать!
Услышав мольбу в ее голосе, он на этот раз уверился в искренности ее чувств. Недоверчиво поглядев ей в глаза, он увидел в них растерянность и боль. «Она никогда ничего не боялась, встречала трудности с высоко поднятой головой», – подумал он про себя.
– Я научусь, обещаю, обязательно! – сказала она теперь уже теплым, ласковым, но все еще неуверенным голосом. – Я хочу, чтобы ты мною гордился, и я научусь всему, если захочу. Ты сам мне говорил об этом.
Он медленно кивнул головой и, взяв ее за руку, сделал вид, что ничего, не произошло. «Не произошло ничего, – подумал он, – кроме того, что наступило прозрение».
– Я уверен, ты научишься, и вы с Чедом прекрасно уживетесь, – сказал он тихо.
И оба они не заметили, как странно звучали эти слова по отношению к матери с сыном.
Няньке по имени Елена Гарсиа был тридцать один год. Пухлая и розовощекая, она вырастила девять младших братьев и сестер. Самым большим ее желанием было иметь собственную постель. Неожиданно, с получением новой работы, она приобрела не только отдельную кровать, но и целую комнату, одну из тех на втором этаже, которую занимал Тэд Мак-Илван, переехавший отсюда сразу после того, как фирма «Компьютерная служба «Омега» начала зарабатывать деньги. Восторженно Елена изучала свою комнату, расположенную через зал детскую Чеда и особенно персональную ванную. С момента появления в этом доме она полюбила Чеда и сосредоточила на нем весь свой жизненный интерес, потому что именно благодаря этому малышу ее мечты стали реальностью.
– Желаю вам прекрасно провести день вдвоем, – сказала Сибилла, взглянув на спящего на руках у Елены Чеда.
Она до сих пор не наловчилась держать его на руках. Когда Чеду исполнился всего месяц и его головка то и дело заваливалась, Сибилла страшилась взять его на руки. Теперь же в семимесячном возрасте ребенок твердо и прямо держал свою голову, но для нее, сбавившей вес в результате физической зарядки и диеты до девяносто пяти фунтов, он казался очень тяжелой ношей. Кроме всего прочего, Чед постоянно егозил, а иногда, скривив губы, вдруг ни с того ни с сего начинал так пронзительно и неистово кричать, что сразу же превращался из премилого ребенка в какое-то нечеловеческое существо, и Сибиллу немедленно одолевало желание вручить его кому угодно, только бы он успокоился. Казалось, одна Елена была способна решить все проблемы с Чедом.
– Я не знаю, когда вернусь, – взяв ключи от машины и портфель, сказала Сибилла и направилась к двери. – Я оставила деньги в кухне на полке. И не забудь спросить мистера Филдинга, не нужно ли ему чего-нибудь, перед тем, как ты пойдешь за покупками.
Открыв дверь, она собиралась выйти, но что-то, возможно, даже молчание Елены, заставило ее вернуться назад. В кроватке спал, подперев крошечным кулачком подбородок, розовощекий, прелестный Чед. Поймав на себе взгляд Елены, Сибилла пересекла комнату и, склонившись над детской кроваткой, прикоснулась своей щекой к щеке Чеда, ощутив бархатистость и аромат его кожи, нежность которой напоминала ей распускающийся цветок.
– Смотри, чтобы он не обгорел на солнце, – сказала она, еще раз дотронувшись до щеки ребенка, а затем, тихонько подойдя к двери, вышла.
И тут же забыла Чеда, Елену и Ника, забыла о маленьком, ветхом, вечно переполненном людьми доме; о живших по соседству и презираемых ею больших бедняцких семьях, бродячих собаках, кошках и даже пасущихся на привязи на лужайке, немного поодаль от дома, козах. Она все выбросила из головы, потому что в этот день впервые должна была выйти в эфир ее новая телепередача.
Она разработала и осуществила постановку этой программы, убедила исполнительные власти студии включить ее в планы, и руководство пошло ей навстречу, подписав на тринадцатинедельный срок контракт со спонсорами, которые должны были финансировать эти съемки.
И вот все проблемы решены, и сегодня в шесть тридцать вечера, сразу после передачи о событиях в стране, на экран выйдет телепремьера под названием «Кресло, которое хотят занять многие».
Теперь, когда она завершила свою работу и программа была отснята, ей оставалось только сесть и наблюдать за тем, как медленно ползет время, оставшееся до начала передачи. Во время дневных новостей Сибилла находилась в студии звукозаписи, пытаясь чем-то заняться. Но волнение охватило ее с такой силой, что она постоянно чувствовала невероятную сухость во рту. Это было не просто волнение, но и страх тоже. Она боялась, что вдруг, несмотря на то, что, по мнению некоторых обозревателей, передача удалась, она никому не понравится, критики не оставят от нее камня на камне, телезрители переключатся с помощью дистанционного управления на другие каналы. Ее одолевали совсем уж нелепые страхи. То ей казалось, что огромных масштабов землетрясение вдруг обрушится на их город как раз до шести тридцати вечера, и отведенные на показ ее новой передачи полчаса отнимут, чтобы сообщить об этом стихийном бедствии. А если не землетрясение, то крушение огромного реактивного самолета или появление какой-нибудь террористической банды в Майами, или смерть президента, или даже ядерная война – в общем, все, что угодно, – но непременно отодвинет время передачи в и без того перегруженном эфире.
