— Истинный джентльмен никогда не позволит себе подобного! — высокомерно ответила Кристина.
— А твой этот? Армян французского разлива! Он истинный джентльмен?
— Это,… — с ударением сказала Кристина, — совсем не то, в чем вы подумали.
— Я о тебе вообще не думаю! Выбросил из головы.
Кристина придвинулась чуть ближе к переднему сидению, протянула свою изящную ручку и начала… гладить Майка по щеке. Только этого не хватало!
— Майк! Милый! — вполголоса сказала она, — Не надо. Все не так плохо.
— Не называй меня «милый»! — рявкнул Майк. — Я тебе не «милый»!
Кристина со вздохом убрала руку, отодвинулась вглубь салона.
— У них в парижах так принято? — не унимался Майк, — Уводить чужих девушек! Конечно, ему все дозволено. Всемирная знаменитость. Что хочу, то и ворочу. Морду бы ему набить, твоему гению!
Кристина на пассажирском сидении только тяжко вздыхала.
— И ты, тоже хороша! — злился Майк, — Даже не позвонила! Ничего не объяснила. В конце концов, мы цивилизованные люди, могли бы объясниться. Спокойно и просто. Я не дебил, не кретин безмозглый, все могу понять. Почему, почему ты даже не позвонила?
— Ты для меня пройденный этап!
— Ах, ты… стерва-а!!! — ошарашено прошептал Майк.
— Ну, ты чо, в натуре, совсем оборзел!? — голосом вокзальной бомжихи ответила она.
Майк на секунду оцепенел. Потом в ярости повернул голову, уже открыл рот, чтоб бросить ей в лицо все обидные, злые, жестокие слова, какие только знал.
Но именно в это мгновение Кристина со вздохом приподнялась над сидением, стала почти прозрачной, и, как струйка дыма медленно вылетела в приоткрытое окно джипа. В салоне остался только запах ее духов. Потом и он выветрился.
Майк встряхнул головой и еще крепче вцепился в руль.
На следующий день он стоял на лестничной площадке второго этажа пятиэтажки и настырно звонил в дверь Кристины. За дверью не было ни звука. Но Майк с упорством, достойным лучшего применения, давил на кнопку звонка.
Давил и давил, будто хотел окончательно вдавить эту треклятую кнопку в стену.
Потом, спустившись на несколько ступенек, присел на них и, опустив голову на руки, сидел в неподвижности неизвестно сколько времени. Может, три минуты. Может, три часа. Дворовой пес, шлявшийся неизвестно где двое суток и теперь покорно ждущий милости хозяев. Алкаш, вернувшийся из вытрезвителя, которого склочная, вконец озверевшая жена не пускает на порог собственного дома. Мальчик Мишутка, потерявший ключи, и ждущий у запертой двери пустой квартиры, когда оперная мама вернется домой. А возвращалась она обычно далеко за полночь после спектакля или очередного банкета.
Майк сидел на ступеньках, понурив голову, и ждал.
Ждал, ждал, ждал, ждал.
Он сидел на ступеньках, понурив голову, как Иванушка.
Редкие соседи, снующие вверх-вниз по лестнице, не оставляли этого без внимания.
— Чего ждешь, парень? Криску, чтоль? Так уехала она. Навсегда, говорят.
— Не дождешься ты своей Жульеты! Иди ищи, какую другую.
Майк только недовольно морщился и отмахивался от соседей, как от надоедливых мух. На предложения мужиков отметить это дело, залить горе водкой, излить душу, (может, и полегчает?), только отрицательно мотал головой и отмалчивался.
Сколько дней он провел на ступеньках лестницы перед квартирой Кристины, он и сам не знал. Два, три, может, уже неделю? Майк не помнил.
Каждое утро он садился в джип и, как на работу, ехал во двор пятиэтажки Кристины. Иногда привозил с собой бутылку вина. Прятал ее на европейский манер в бумажный пакет и, время от времени глотал какое-то вино. Какое именно, тоже не помнил. Не все ли равно. Главное затуманить голову. И снять хотя бы на время какую-то непривычную тупую боль, где-то в самой середине груди. Кажется, там находится сердце? Или должно находиться, если оно вообще имеется в наличии.
Разумеется, не обошлось без визита местного участкового мента. В один из дней перед Майком возник, козырнул, и что-то строго спросил молоденький парень в форме. Майк не расслышал, был весь в себе, потому со вздохом достал бумажник и сунул участковому свой билет члена союза художников. Обычно этого было достаточно, чтоб отвязались.
— Ваша машина припаркована во дворе? — спросил участковый.
Майк молча кивнул. Участковый подозрительно осматривал его с ног до головы.
— Непорядок. В нашем дворе посторонним машинам парковаться нельзя!
— Есть такой закон? — вяло спросил Майк.
— Во избежании! — мрачно молвил участковый. И даже поднял вверх указательный палец.
Потом долго осматривал со всех сторон членский билет Майка. Сравнивал фотографию с оригиналом. Не найдя никаких несоответствий, с вздохом, вернул билет Майку.
— У нас контингент жильцов разнопестрый…. — продолжил участковый.
Он так и выразился, «разнопестрый». Разномастный, стало быть. Ненадежный, короче. В смысле, общественного порядка.
— Могут стекла разбить. Могут шины проколоть! — философски продолжал юный участковый мент.
— Все под Богом ходим! — согласился Майк.
— Лучше не ходите на моем участке. Лучше на другом, каком. Вам стекла побьют, вам наплевать. У вас, по всему видно, денег черт на печку не вскинет. А у меня показатели накроются. Медным тазом.
Майк молчал. Он был до того равнодушен, готов был слушать участкового вечно.
— И долго вы собираетесь здесь сидеть?
— Долго! — кивнул Майк. И собравшись с духом, понизив голос, посвятил участкового в свои далеко идущие планы, — Собираюсь квартиру купить в вашем доме. Конкретно в этом подъезде. У девушки Кристины. Знаете такую?
— Всех знаем, кого надо, — мрачно ответил участковый, — Только, думается мне, в ближайшие годы вы ее не увидите. Эмигрировала за границу. По моим сведениям.
— Я подожду. А вдруг…
— Хозяин, барин!
Молоденький участковый, козырнул и спустился по лестнице.
В один из дней, точнее, ранним утром, Майк не сориентировался, где в данную секунду Кристина, не проснулся еще окончательно. Был абсолютно уверен, она на кухне колдует над овсянкой. И он распахнул настежь дверь ванной.… У себя в мастерской Майк, естественно, никогда не закрывал дверь ванной. У него и запоров изнутри не было. Какой смысл запираться? От кого? Не в коммуналке, чай, живем. Если заглянет под утро какая из девиц, во время принятия хозяином водных процедур, что такого? Как это в том анекдоте? «Чего уставилась? Слесаря не видела, что ли?». То, что он увидел, еще долго будет стоять у него перед глазами. У Майка тогда перехватило дыхание. И даже заболело сердце.
